— Это всё, — сказал Сергей.

— Где вы их нашли?

— Столовая артели инвалидов около вокзала, — не стал скрывать Травин, — которая на самом деле кабак нэпманский. Подвал у них, там и отыскал.

— Может, выскажете свои соображения? — Меркулов улыбнулся, словно его не интересовало, какого чёрта начальника почты понесло в подвал столовой.

Сергей взял один кредитный билет, достал из портмоне червонец, положил на него. Советский дензнак размером был поменьше на два-три сантиметра.

— Смотрите, бумага у этих денег практически одинаковая, водяных знаков нет, как и у новых советских червонцев, я проверил, если мы банкноту обрежем, а потом смоем краску, ну или наоборот, получится аккурат заготовка. Нужен растворитель, я ещё думал, чем в том месте пахло, видимо, там они эти бумаги отмачивали, канализация у здания подведена, смывай чего угодно, повозки с едой и напитками постоянно ездят, никаких подозрений лишняя не вызовет. Останется только напечатать, поставить факсимиле и номера, запечатать пачки. А там уже от блинопёка зависит, какой продукт выйдет, попадёт в масть, значит, никто до поры до времени не заметит.

— Всё так? — спросил чекист у Меерсона.

— Да, точно, — тот кивнул, — мы же это обсуждали. Проблема в том, Сергей, что этих денег не существует. Ты в курсе, что творилось в Петрограде в семнадцатом?

По словам банкира, в 1917 году в Петрограде был организован Союз Российских Акционерных Коммерческих Банков, на случай чрезвычайной ситуации он разработал собственные кредитные билеты, их планировалось ввести в обращение в конце года. Денежные знаки на сумму в пятьдесят миллионов рублей были отпечатаны в типографии Вильборга. После того, как власть перешла к Советам, и банки были национализированы, все билеты вывезли в Псков и уничтожили, а неиспользованный материал остался на складе Управления фабрик заготовления государственных бумаг

— Значит, потенциально могли существовать два миллиона таких бумажек? — уточнил Травин.

— Меньше, — сказал Меркулов. — Там ведь и других номиналов банкноты существовали. Но если заместо них печатали червонцы, то на десять миллионов рублей мы имеем фальшивок. А это пятьсот пудов золота, не так ли, гражданин Меерсон?

Замдиректора поёжился.

— Согласен, — произнёс он тусклым голосом, — бумага та же самая, её израсходовали в 1927-м полностью, червонцев выпустили на четыреста миллионов рублей. У меня с раннего утра кассиры сидят, ищут фальшивки, но ничего пока не обнаружили. Какие десять миллионов? Да и не может быть подделок такого качества, там же факсимильные подписи, номера стоят, а серии должны соответствовать, с обычной банкноты клише не сделать, там дефекты всякие, которые будут одинаковые на всех фальшивках. Но если им даже это удалось, представьте, бумажку надо взять, отмыть, потом обрезать, отпечатать, и так миллион раз. Это огромный труд, товарищ Меркулов. Если их и ввезли, то готовые, зачем им здесь-то хлопотать?

— Думаю, кое-что уничтожили для галочки, — предположил Сергей, — а остальное здесь оставили, припрятали до лучших времён, а ну как власть переменится. В восемнадцатом здесь немцы были, в девятнадцатом эстонцы, в общем, возможностей перетащить на ту сторону хоть отбавляй, но потом границу хоть кое-как, а перекрыли. Значит, недавно бумажки нашли, раньше, я слышал, тут только ленивый не мог что-то провезти. А теперь тащить через границу хлопотно, попадёшься — пропали денежки, проще сюда оборудование принять да краску, к фальшивкам это не приведёт, даже если контрабанду накроют.

— Интересный взгляд на вещи, — Меркулов нахмурился. — Вы, товарищ Травин, это так рассказываете, будто сами участвовали.

— С такими деньгами, стал бы я начальником почтамта работать, да в избе жить, — Сергей усмехнулся. — Ну что, товарищ начальник экономического отдела, я могу быть свободен?

— Нет, а вот товарищ Меерсон может идти.

Замдиректора тяжело поднялся.

— Это катастрофа, — подавленно произнёс он.

— Вечером жду отчёт, — кивнул Меркулов. — Что найдёте, сразу ко мне. И чтоб никто ни слова.

Меерсон вышел, чекист посмотрел на Травина.

— Черницкая сдала? — спросил тот.

— Скрывать не буду, Елена Михайловна — наш секретный сотрудник, так же, как и вы с этого момента.

Сергей поморщился. То, что он спал с сотрудником ГПУ, Сергея не волновало, а вот то, что этот сотрудник на него доносил — очень даже. Слово «сексот» в конце 20-х годов уничижительного оттенка не носило, хоть и напоминало о царской охранке.

— Я своего согласия пока не давал, — сказал он.

— Так чего медлить, — Меркулов положил на стол портфель, достал картонную папку, раскрыл. — Травин Сергей Олегович, из крестьян, Сальмисский уезд Выборгской губернии, 1899 года рождения, всё правильно?

— Так и есть.

— Штабс-капитан Травин Олег Святославович кем вам приходится?

— Не знаю такого, — Сергей равнодушно пожал плечами, — отца моего звали Олег Силыч, батрачил на господ, а штабс-капитанов я только издали видал в Гражданскую. И в Карельскую, где я не в тылах околачивался, а белофиннов вот этими руками давил, среди них и полковники попадались.

— Браво, — Меркулов несколько раз соединил и разъединил ладони. — Отличный ответ. А фамилия Беленький вам знакома?

— Друг у меня был, товарищ Беленький, фотограф милицейский, так он сейчас в Рогожске начальником горкомхоза, можете справиться у него.

— Я бы спросил, но Иосиф Эмильевич членораздельно не изъясняется, с ложечки товарища кормят в психиатрической больнице. И что странно, когда ему показали потрет его лучшего друга Сергея Олеговича, обделался бывший начальник от волнения и потом не ел ничего два дня, только трясся, еле успокоили. Вы мне тут ваньку не валяйте, гражданин Травин.

— А вы мне не угрожайте, гражданин Меркулов, — Травин прикинул, сколько понадобится секунд, чтобы этого старичка насмерть угомонить и уйти незаметно. Выходило не больше трёх. — Не люблю я этого.

— К тому говорю, — чекист примирительно улыбнулся, — что вашу биографию мы досконально проверили, и никаких несоответствий не нашли, Травиных — их ведь по России многие тысячи, есть и полные однофамильцы, от случайных совпадений никто не застрахован. А значит вам, как лицу крестьянского происхождения и героического прошлого, у вас ведь крестьянское происхождение?

— Самое что ни на есть, — подтвердил Сергей.

— Так вот, вам отказываться от работы на органы не стоит. Опыт есть, и желание — иначе зачем отправили пакет с делами из почтамта. В Москве вы отличились с положительной стороны, Емельянов Василь Василич вас хвалит, по Рогожску о вас тоже отзывы имеются, вы там не в стороне стояли, хоть заслуги другим отдали. И здесь Сомова задержали, в темноту за ним полезли, значит, сочувствия к бандитам нет. Соглашайтесь, Сергей Олегович, если вам доносы претят — так ведь никто и не заставляет, вы мне для другого нужны. Я бы вас в оперсостав взял не раздумывая, но официально не могу, троюродный дядя друга вашего лично пометку в кадровый листок поставил.

— Раз ввязался, помогу, — согласился Травин. — Но потом увольте.

— Как изволите, — Меркулов убрал папку обратно в портфель. — В ближайшие день-два под удобным предлогом вызову вас к себе, там документы подпишете и содержание получите, если что по нашему делу узнаете, через Черницкую передавайте. Да не морщитесь так, Елена Михайловна сама до последнего тянула, вы тоже хороши, женщину пистолетом пугать. Подозревали, сознайтесь?

— Подозревал, — подтвердил Сергей. — Уж очень она к себе располагает. И что мне, просто наблюдать и докладывать?

— Делайте что считаете нужным. О том, что вы теперь наш сотрудник, — чекист поднялся, опёрся руками о стол, — никто не знает, ни другие отделы оперсектора, ни адмотдел, ни прокурор, только начальник и я, ну и ещё несколько моих сотрудников, которые с вами работать будут. Если милиционер подумает, что вы закон преступаете, он вас может пристрелить, следователь, если заподозрит, посадит в камеру, и выручать мы вас будем, только если это делу не помешает, вот в этом ключе и работайте. Кстати, как вы догадались, что Лакоба возможно совсем не тот, за кого себя выдаёт? Я ваш листок с интересом прочитал, но на объяснения вы поскупились.