— Стой! Назад!

— Да ты что, спятил?! Вот наш вагон! Там наши шмотки!

— Назад! Буду стрелять!

Вот кретин!

Мы бросились назад — хвостовой вагон ехал еще по «нейтральной территории». Прыгнули в задний тамбур (кстати, не мы одни, а еще с полдесятка таких неудачников). Там торопливо натянули брюки, майки и сандалии. В этот момент вагон как раз пересек сторожевой пост. Стрелок увидел нас, осклабился. Для него такая ситуация была привычна: гонять бестолковых штатских туристов, чтобы потом догоняли поезд на такси или еще как-нибудь. Что ни говори, а власть греет душу человека, особенно власть, подкрепленная незыблемой военной инструкцией…

Мы кратко (на ходу же!), но образно разъяснили этому блюстителю железнодорожной безопасности: а) кто он такой; б) куда он должен засунуть свою винтовку (прикладом вперед, чтобы штык торчал как жало); в) что станет с железнодорожными войсками, если там будут служить такие недоумки. Стрелок с мосинской винтовкой улыбался, но уже без прежнего веселья. Однако сделать ничего не мог. Оставить пост и прыгнуть к нам в тамбур не позволял устав…

Через несколько вагонов мы добрались до нашего купе, брякнулись на койки и начали хохотать. Хотя, если разобраться, могло все кончиться печально. Ведь наши деньги и документы, пока мы плюхались в Азовском море, оставались в вагоне. Не запрыгни мы в хвостовой тамбур, куда девались бы там, на перешейке, без копейки-то? И без всяких удостоверений личности…

— А как ты думаешь, патроны у него в винтовке боевые? — вдруг посерьезнел брат.

— А фиг его знает, — сказал я, хотя был уверен, что боевые…

Мы приехали в Севастополь, быстро сняли комнатку у старушки недалеко от Исторического бульвара, и я повел брата в центр, к Памятнику затопленным кораблям. Там тогда еще не было нелепой бетонной трибуны и разрешалось купаться. Олегу, конечно же, хотелось увидеть настоящее море, а не мелководные заводи, как у переправы. Мы вышли к площади Ушакова. Неподалеку стоял (да и сейчас, по моему, стоит) кинотеатр «Дружба», расположенный в бывшей лютеранской церкви. У входа висела большущая афиша нового фильма: «Человек идет за солнцем»!

Про этот фильм в то время много писали, много его хвалили (впрочем, и ругали тоже). Очень хотелось мне его посмотреть! Но в Свердловске я это сделать не сумел, потому что таскал тогда на себе «хэбэшную» робу офицера-«партизана» в лагерях под Чебаркулем. И вот — подарок судьбы!

— Олег, зайдем! Такая удача!

Брат заупрямился. Про эту кинокартину он ничего не слышал, он хотел скорее на легендарные берега.

— Ну, это же всего полтора часа! Ты не пожалеешь! А Черное море никуда за это время не денется!

Славный у меня был братишка. Подулся еще с минуту и махнул рукой:

— Давай…

Он и правда не пожалел. Фильм понравился ему не меньше, чем мне. Чудное кино про семилетнего мальчугана, который услышал где-то, что если шагать без остановки вслед за солнцем, то обойдешь вокруг земного шара. Вот и отправился по просторам большого города!..

Чудилось в этой истории что-то похожее на мои мечты и сказки о горизонте, о путешествиях за убегающую зыбкую черту. Особенно в конце фильма, когда не догнавший солнце мальчонка стоит на краю туманного пространства и видит, как алый исполинский шар уходит за кромку земли…

Печали в конце кинокартины не было. Потому что пришло раннее утро, снова появилось солнце, а мальчика ждали новые дороги…

— Ну? — спросил я у брата, когда вышли на яркий свет.

Олег показал большой палец. Он, кажется, даже мурлыкал мелодию Таривердиева, под которую маленький герой кинокартины целый день (то есть целый сеанс) отважно шагал за солнцем. И потом эта музыка была с нами всю поездку. Чуть задумаешься на ходу или в вагоне, и вот уже под ритм шагов, под стук колес, начинается в голове:

Топают по асфальту, по камням, по ступеням сандалики неутомимого кругосветного путешественника…

…Вот сейчас, набивая на компьютере эти строчки, я сделал перерыв, отыскал на полке пыльную кассету со старым фильмом, вставил в магнитофон. Вернутся ли прежние ощущения? Не окажется ли память пыльной и потертой, как эта вот коробка с фильмом?

Нет, все тоже… Опять южный город, опять ажурная тень каштановой листвы, и будто бы снова мой брат Олежка шагает рядом со мной по ракушечным плитам. Ничего не постарело за сорок с лишним лет.

Молодец он, режиссер Михаил Калик! Спасибо ему за это кино. И за другие фильмы спасибо: за «Колыбельную», за «До свидания, мальчики!»…

Конечно, фильмы такого режиссера тогдашняя власть не могла проглотить, не поперхнувшись. Режиссер стал неугоден власти и уехал из страны. И долго-долго мальчик не мог шагать за солнцем на экранах законопослушных советских зрителей. Но в конце концов зрители стали не такими послушными. Запреты полетели в тартарары. Кино показали снова, и я сумел записать его на простенький, как электроплитка, магнитофон, подаренный мне на пятидесятилетие ветеранами флотилии «Каравелла».

И снова та музыка… Мелодия давней молодости…

Интересно, где он теперь, тот мальчик начала шестидесятых? Кем стал? Как сложилась его жизнь?.. Пошарил я в интернете — ничего не нашел… Но что бы ни случилось, а семилетний путешественник, задумавший обойти планету вслед за дневным светилом, жив всегда, стоит нажать кнопку… Пойдем вместе, мальчик! Ну, не со мной, конечно, а с тем семилетним Славкой, который все еще сидит у меня внутри со своими фантазиями о горизонтах и заморских странах…

Когда пишешь воспоминания, случается, что какая-то мелочь вдруг выстраивает за собой цепочку ассоциаций, и цепочка эта уводит тебя далеко от основного содержания. Сопротивляться этому трудно. Вот и нынче… Просматривая фильм, я лишь на этот раз обратил внимание на интересную деталь. Там колхозный парнишка, стремительно подружившись с городским мальчиком, угощает его в кузове грузовика арбузом и режет этот арбуз необычным ножом — серповидным, заточенным с внутренней стороны. Это специальный боцманский нож! Такой в точности подарил мне когда-то мой друг, художник и писатель Евгений Пинаев, немало побороздивший моря в должности матроса, корабельного плотника и боцмана (у него даже прозвище такое — Боцман!) А познакомились мы с Евгением Ивановичем на океанском паруснике «Крузенштерн, когда он стоял в Большой бухте Севастополя. Женя был тогда на «Крузенштерне» матросом и судовым художником, а я с тремя свердловскими мальчишками напросился на барк в гости. Помню, что Пинаев чистил свою прокуренную трубку свайкой — это такое толстое шило для такелажной работы, принадлежность боцманского ножа…

Там, на «Крузенштерне», снимался фильм «Рыцарь мечты» — про юность Александра Грина. А оператором был Вадим Дербенев, который вместе со сценаристом и режиссером Каликом в шестьдесят первом году работал над картиной «Человек идет за солнцем»… И опять знакомая мелодия Таривердиева зазвенела в ушах как бы отмеряя шаги неутомимого мальчишки: «Динь-да, динь-да, динь-да…» Но шел уже не шестьдесят первый, а шестьдесят седьмой год. Брата со мной не было, он тянул солдатскую лямку в алтайском стройбате… А рядом с оператором Дербеневым не было режиссера Калика. И где он теперь, спросить я не решился, знал, что у того наступили нелегкие времена…

Перечитал эти абзацы и думаю: по всем правилам следовало бы выкинуть их из текста, как не имеющих отношения к «теме горизонта». Но все-таки кой-какое отношение прослеживается. Дело в том, что в те дни, прямо на палубе «Крузенштерна» у меня сложились несколько стихотворных строчек. Получились они довольно неуклюжие, ни в какие стихи потом не вошли, но вот сейчас вспомнились — по законам той цепочки, о которой я писал недавно.