Под страшным взглядом орангутанга тигр стал кротким, как овечка. Он боязливо подошел к Фрикэ и прижался к земле с самым покорным видом, что означало безусловную капитуляцию. Фрикэ забыл прежнюю досаду на зверя и стал ласково гладить его по голове. Окончательно укрощенный тигр ласково замурлыкал.

– Вот и хорошо. Мир, значит, заключен. Завтра мы отправляемся.

На следующее утро парижанин покинул лесную прогалину в сопровождении двух своих друзей-животных.

Трудное решение принял Фрикэ: пройти одному через знойную дикую страну, населенную хищными зверями, ядовитыми гадами и вредными насекомыми. Такое путешествие было бы и здоровому едва под силу, а у парижанина болела нога, что сильно сковывало его движения. Но он, несмотря ни на что, смело двинулся в опасный и трудный путь. Провизии у него не было, зато в лесу можно найти плоды, – так, по крайней мере, он рассуждал сам с собою. Сегодня нечего поесть, зато завтра найдется. Так утешал он себя, когда шел, слегка прихрамывая и опираясь на палку. За ним важно и медленно шествовали тигр и обезьяна, очень довольные, что меняют свое местопребывание.

– Если вам захочется есть, друзья мои, – сказал он весело, – обходитесь сами, как знаете.

Тигр, окрещенный именем Бартоломео или попросту Мео, в память известного читателю португальского мулата из Макао, еще ни разу не был наказан после возвращения. Он, по-видимому, окончательно отбросил мысли о побеге и покорно шел под бдительным надзором «дедушки», неуклюже махавшего дубиной. Неизвестно как, но орангутанг понял, что драться без нужды не следует, и не трогал больше тигра, разумеется, при условии, что тот вел себя смирно и покорно.

Фрикэ держал путь на север, не заботясь о возможных препятствиях. Он намеревался, перейдя экватор в месте его пересечения 112° меридианом, дойти до 3° северной широты и берегом реки Борнео направиться к городу с тем же названием. Самая большая трудность заключалась не в том, чтобы перебраться через горную цепь, пересекающую остров, – для этого требовалось лишь время, – а в том, чтобы переправиться через многочисленные ручейки и реки, которых очень много в этой части острова, и их низкие берега представляют собой нескончаемые болота.

Решимость Фрикэ с самого начала подверглась тяжелому испытанию. Прежде чем достичь гор, синевших вдали зубчатым профилем, ему несколько дней подряд приходилось вязнуть по колена в мутных ручьях, болотах и стоячих водах. Обезьяна следовала за человеком без колебания и храбро барахталась в вонючей воде, но тигр, испытывавший водобоязнь, как все кошки, входил в нее с большим отвращением, и то подгоняемый сердитым фырканьем обезьяны.

Время от времени три приятеля надолго останавливались, призадумавшись, над черной, как чернила, медленно текущей водою. Нет ничего угрюмее этих неподвижных рек, около которых не видно ни птиц, ни насекомых. Только роскошная растительность оживляет их грустные берега.

Черный цвет воды был замечен Гумбольдом у рек Южной Америки, но это явление встречается очень часто и на Борнео. Объясняют его по-разному. Некоторые говорят, что черный цвет появляется от листьев, падающих на речное дно с огромных прибрежных деревьев. Эти листья будто бы гниют там и окрашивают воду. Такое мнение оспаривается потому что на Борнео много рек с водою обычного цвета, хотя берега их точно также поросли громадными вековыми деревьями.

Гумбольд заметил, кроме того, что в американских черноводных реках нет ни крокодилов, ни рыб. А на Борнео в таких реках водится множество и рыб, и кайманов, и водяных змей.

Преодолевая чувство брезгливости, Фрикэ срезал бамбуковые палки, делал из них плот, кое-как усаживался на него с тигром и обезьяной и переправлялся на другой берег, промокнув до пояса и не помня себя от отвращения, вызванного прикосновением гадов, кишащих в черной реке. Наконец он достиг горной страны. Пройдя гряду невысоких холмов, он добрался до главного хребта. Невозможно описать всех лишений, которые пришлось вытерпеть парижанину во время этой половины пути. Спутники его кое-как добывали себе пищу, но Фрикэ постоянно голодал.

Не зная даякского языка, не зная, хорошо ли его примут с такой странной свитой, он избегал торных дорог и лишь по ночам показывался на обработанных засеках. Сорвав украдкой горсточку-другую риса, он снова убегал в лес, лишь только заслышав приближение человека. При малейшем подозрительном шуме он замирал в страхе, как бы свирепые от голода животные не напали на кого-нибудь и не навлекли на него вооруженных людей. Избежав опасности, все трое снова пускались в трудный путь, продираясь сквозь чащу.

На десятый день Фрикэ, изнуренный лихорадкой, с избитыми, израненными ногами, голодный и слабый, достиг гребня Батанг-Лупарских гор. Ярко освещенные солнцем вершины купались в чистом прозрачном воздухе. Исчезли густые туманы, вредные испарения, грязные потоки с кайманами и прочей гадостью. В измученную грудь проникал здоровый, свежий воздух, очищая кровь, оживляя тело. Фрикэ с непривычки даже опьянел от него.

Отдых был необходим. Парижанин решил провести два дня в этом прелестном месте, чтобы поправить организм, надломленный усталостью и зараженный болотными миазмами. Плодов и дичи здесь было в изобилии; он мог побаловать желудок, ослабленный скудной пищей.

Животные привыкли к нему настолько, что он сам удивлялся. Тигр, к величайшей радости орангутанга, ходил за ним всюду, как собака. Добрый «дедушка» нисколько не ревновал. Одним словом, на горных вершинах Батанг-Лупара разыгрывалась настоящая идиллия в доисторическом вкусе. Три приятеля плотно пообедали, и Фрикэ с удобствами устроился на постели из ароматных трав, положив голову на шелковистую шубу Мео и с восторгом принялся следить за полетом веселых птичек в синем небе, а «дедушка» с серьезной гримасой уселся рядом и, запустив руку в роскошный мех тигра, занялся терпеливой и очень успешной охотой за насекомыми.

– К оружию! .. Неприятель! – как помнит читатель, так воскликнул Фрикэ, когда попался в руки грубых малайцев.

Этот крик и выстрел из револьвера подняли тревогу в лагере Андрэ.

Друзья долго не знали, жив парижанин или геройски умер, спасая от верной гибели весь отряд. Услыхав крик, они прежде всего испугались за его участь.

– Это Фрикэ! – воскликнул Андрэ, хватаясь за карабин.

– Фрикэ! – словно эхо, с отчаянием повторили доктор и Пьер.

Князек дико зарычал в темноте. В лагере поднялась суматоха, возня; все вооружались и становились в строй. Блеснула молния, ослепительной чертой скользнув по густой черной туче, и на мгновение осветила отряд даяков, вооруженных длинными копьями. В нескольких шагах от них толпилось отвратительное скопище голых малайцев, потрясавших своими пиками и готовых ринуться в бой.

Наступила минута томительного, грозного затишья, какое всегда бывает между блеском молнии и ударом грома. Враги стояли напротив друг друга с поднятым оружием. Раздался оглушительный треск, точно небесный свод обрушился на землю. Земля задрожала, застонали деревья, и все слилось в один смутный, протяжный гул. После этого снова настала тишина.

Раздавшиеся на лесной поляне яростные крики людей, убивающих друг друга, вскоре были покрыты новым раскатом грома. Молнии змеились по черному южному небу, громовые удары следовали один за другим так быстро, что сливались в сплошной оглушительный грохот. Но громы небесные не мешали земным. Под вой беснующихся стихий, в темноте непроглядной ночи яростно сражались люди.