С удовольствием констатируем факт, что Фрикэ нисколько не возгордился своим новым саном. Тщеславие было ему чуждо, и лесть не способна была вскружить ему голову.

– Магараджа Борнео! .. Каково?! .. Парижский гамэн! .. Возможно ли это? .. Ничего, бывает и хуже.

В этих словах выразилось все презрение Фрикэ к благам жизни. Быть повелителем Борнео, решать судьбы миллиона подданных, обладать громадными богатствами – и все это выражалось у него коротенькой фразой: «Ничего, бывает и хуже! » Фрикэ был особенный человек.

– Да, – говорил он сам себе, – трон, случайно подобранный во время мятежа, не может быть прочен. Эта история продлится самое большее двадцать четыре часа. Сегодня я магараджа, а завтра меня, чего доброго, расстреляют. Нужно воспользоваться случаем и ковать железо, пока горячо. У меня станут просить мест, должностей, отличий… Там увидим. Если бы Пьер де Галь был здесь, я бы назначил его морским министром. Это ему очень подошло бы. А с князьком что делать? Ах, из него вышел бы отличный министр общественных работ. Господину Андрэ я предложил бы портфель министра внутренних дел. Доктору… ну, этому я поручил бы министерство народного просвещения. Всех их сделал бы министрами! .. Отличное правительство было бы в Борнео… великолепный кабинет министров у магараджи. Но увы! В том-то и горе, что их здесь нет! .. Сипаи ко мне хорошо расположены, это видно. Надо воспользоваться этим и укрепить дворец, чтобы обезопасить свою царственную особу.

Но индусы не стали дожидаться распоряжения и успели уже под руководством своих офицеров укрепить не только дворец, но и все подступы к нему. Они работали дружно и умело, и на всю работу им понадобилось очень мало времени. Фрикэ, ничего не евший с самого утра, вздохнул, наконец, свободно и наскоро закусил в ожидании предстоящего боя, накормив также и зверей, изнемогавших от голода.

Когда животные поели, Фрикэ сказал им:

– Вот что, друзья, смотрите в оба. Избегайте ударов, но сами старайтесь наносить их как можно больше. Ты, добрый мой «дедушка», будь осторожнее. Ты очень силен, сильнее четырех мужчин, вместе взятых, но все-таки умеряй свой пыл, когда бросаешься вперед с поднятою дубиной. Я буду в отчаянии, если тебя ранят. Бери пример с Мео. Он очень зол, но осторожен. Он наносит удары исподтишка, что делает его очень опасным в битве. Не забывай, что дисциплина на войне

– все, и благоразумие неразлучно с настоящей храбростью.

Орангутанг и тигр серьезно выслушали эту речь, как будто и впрямь понимали ее значение. Обезьяна громко фукнула, положила дубину на пол, присела, склонив голову на руки, уперлась локтями в колени и задремала. Тигр нежно помурлыкал, прилег на мягкий ковер, сладостно впустив в него когти, и заснул, положив морду на лапы.

Вошли слуги, неся великолепную одежду, и при виде зверей остановились на почтительном расстоянии.

– Зачем это? – спросил Фрикэ. – Мне ничего не нужно.

Командир сипаев подошел и, приложив ко лбу сложенные ладони, отвечал:

– Государь, эти люди принесли тебе царскую одежду. Начальник дворца передает тебе белую тунику – знак высшего сана. Затем он поднесет тебе чалму, которую носят все правоверные. Потом ты сядешь на трон…

– Все это очень хорошо. Все вы, господа, очень милы и любезны, но я не любитель подобных комедий с переодеванием. Да и, наконец, надевать женское платье… да еще с кринолином… право, это смешно. А эта чалма! .. Я буду похож на торговца финиками.

Офицер продолжал настаивать:

– Спеши, государь. Эта одежда сделает твою особу священной в глазах всех…

– Чему доказательство пример моего предшественника…

– Народ признает тебя. Когда придет Гассан, он будет против тебя бессилен…

Имя Гассана подействовало на молодого человека как холодный душ.

– Гассан! .. Вы сказали: Гассан? .. Он белый, да?

– Да, он европеец.

– Черт возьми! Это он и есть, Венсан Боскарен, негодяй, похитивший нашу Бланш! .. Хорошо. Я согласен. Я оденусь во что угодно. Дайте мне саблю. Хорошую саблю с отличным клинком.

Парижанин весело сел на трон и подозвал к себе командира сипаев, единственного человека, с которым он мог здесь кое-как объясняться на ломаном английском языке. После продолжительного разговора индус понял, что ему поручается немедленно занять дворец Гассана и никого оттуда не выпускать.

Фрикэ хотел сам выступить с батальоном, чтобы в случае необходимости поддержать тех, которые шли исполнять его приказ, как вдруг дверь отворилась настежь, и в зал были введены четыре его друга, сопровождаемые малайцами. Первым его желанием было соскочить с трона и броситься к ним с объятиями, но он сразу же одумался. Сипаи, возведшие его на трон, могли неблагосклонно взглянуть на такую фамильярность нового магараджи с европейцами. С другой стороны, малайцы, которые привели иностранцев, были, видимо, раздражены против них: несмотря на то, что друзья Фрикэ сохранили оружие, парижанин видел, что они пленники. Это его остановило.

Тогда-то он и испустил тот странный крик, о котором мы говорили. Друзья парижанина знали, что это за крик. Андрэ вздрогнул, несмотря на свое хладнокровие, потом побледнел от радостного волнения.

– Фрикэ здесь, – шепнул он на ухо доктору. – Стало быть, все идет хорошо.

– Да, но где же он… Что он делает? .. Впрочем, он такой плут, что способен сделаться раджой.

Пьер де Галь не вытерпел и загремел на весь зал:

– Эй, матрос! .. Эй!

– Пи-и-у-фьюить! – пропищал парижанин.

– Ты молодец, мой мальчик! .. Это ты, я тебя узнаю в этих белых тряпках… Господи, как я счастлив! .. Я сейчас подойду тебя обнять.

И храбрый моряк принялся расталкивать малайцев, которые уже давно косо посматривали на него.

К нему подошел богато одетый синайский офицер и на индусском языке, которого Пьер не понял, объяснил ему, что он не должен приближаться к священной особе султана. Старый моряк однако, догадался, по жестам офицера, что от него требуют.

– Да что вы в самом деле? – ответил он. – Неужели вы думаете, что я позволю себя удержать? Ваш раджа – мой милый мальчик Фрикэ. Как же мне не подойти к нему и не прижать его к сердцу?

Сипай настаивал. Пьер рассердился и покраснел, как рак.

– Черт побери! .. Если бы я сделался королем Мадагаскара или чего-нибудь в этом роде, – а это случалось и не с такими, как я, – то разве кто-нибудь посмел бы помешать моему матросу подойти ко мне и пожать мне руку? .. Прочь, пустите меня! Я к нему подойду во что бы то ни стало. Господин Андрэ… доктор, Князек, идите за мной…

Малайцы уступают напору европейцев, но индусы оказываются храбрее; они строятся в ряд и взводят курки. Надвигается опасная стычка. Тогда Фрикэ вскакивает с трона и издает резкий свист.

Свисту Фрикэ вторит яростный рев тигра и сердитое фуканье обезьяны. Оба зверя подскочили со своих мест на ковре и только ждут сигнала, чтобы кинуться, на кого им укажут.

Фрикэ, с саблей в руках, подобрав свою длинную белую юбку, кричит, стоя на ступенях трона и размахивая саблей:

– Пропустить их сейчас, не то я изрублю вас на куски!

Испуганные индусы и малайцы расступаются и образуют длинный проход, по которому друзья проходят к трону, чтобы обнять своего товарища.

– Друзья! – кричит Фрикэ со слезами на глазах. – Мы вместе! .. Тише, «дедушка»… Тише, Мео! Довольно. С этими господами извольте жить в мире.

– Ах ты, бедовый мальчишка! .. Объясни нам, наконец, что все это значит? – спрашивает Андрэ.

– Неужели вы вправду магараджа? – прибавляет доктор.

– Или император? .. – восклицает Пьер де Галь.

– Фрикэ! .. – захлебываясь от восторга, произносит Князек.

– Нашего полку прибыло, – говорит опять Пьер. – У тебя я вижу двух новых солдат и отличных, надо сказать правду. Да говори что-нибудь, что же ты молчишь? Или у тебя язык отнялся?

– Вы все говорите разом; я не знаю, кому отвечать. Я после все расскажу, а теперь мне некогда. Я сделался царем только нынешним утром, и забот у меня по горло. Кстати, что поделывают даяки?