Макдугал расхохотался в ответ.

Виктория села на узенькую кровать и обхватила себя руками за плечи, как будто это могло избавить ее от смятения и беспокойства.

Ее жизнь только-только начала налаживаться — наконец-то она была довольна своим положением и своей работой. Наконец-то! Неужели это так много — стремиться к спокойной, уравновешенной жизни? Семь лет она терпела грубое обращение хозяев и их бесконечные угрозы вышвырнуть ее. В магазинчике мадам Ламбер Виктория нашла надежность и дружеское участие. Мадам напоминала заботливую наседку — она всегда опекала своих работниц, и Виктории нравился дух товарищества и взаимопомощи, царивший среди продавщиц.

Виктория вдруг поняла, что плачет. У нее все эти годы не было ни одной подруги. Сколько раз она засыпала, прижав к груди письма Элли! Но письма ведь не могут нежно похлопать по руке и никогда не улыбаются.

И Виктории было очень одиноко.

Семь лет назад Роберт был для нее не только первой и единственной любовью. Он был ее самым лучшим другом. И теперь он вернулся и говорит, что любит ее. Виктория горько всхлипнула, захлебываясь рыданиями. Зачем он это делает? Почему не хочет оставить все так, как есть?

И почему она никак не может успокоиться? Она же не хочет иметь с ним никакого дела, а тем более выходить за него замуж, и все равно сердце ее бешено колотится от каждого его прикосновения. Она замирает, когда слышит его голос, и стоит ему посмотреть в ее сторону этим своим особенным взглядом из-под полуприкрытых век, как у нее в горле все пересыхает от волнения.

А когда он поцеловал ее…

В глубине души Виктория была почти уверена, что Роберт способен подарить такое счастье, какое ей и не снилось. Но разбить сердце девушки тоже было в его власти, и он уже сделал это один раз… нет, дважды.

А Виктория устала от боли и разочарований.

На следующее утро, когда она вышла из дома, Роберт уже ждал ее у крыльца. Виктория не очень удивилась, увидев его, — она знала, что упрямства ему не занимать. Он наверняка всю ночь планировал, как лучше перехватить ее по пути в магазин.

Она испустила усталый вздох и процедила сквозь зубы:

— Доброе утро, Роберт. — Было бы глупо делать вид, что она его не заметила.

— Я явился сопровождать тебя к мадам Ламбер, — сказал он.

— Это очень мило с твоей стороны, но совершенно напрасно.

Он загородил ей дорогу, и она вынуждена была взглянуть ему в лицо.

— Я с тобой не соглашусь. Молодой женщине небезопасно разгуливать по Лондону без провожатого, а в этом квартале особенно.

— Вот уже целый месяц я каждый день хожу в магазин одна, — возразила она.

Он мрачно усмехнулся.

— Уверяю тебя, это меня отнюдь не успокаивает.

— Уверяю тебя, меня это совершенно не волнует.

— Ах-ах, какой у нас сегодня острый язычок, — насмешливо хмыкнул он.

Его снисходительный тон окончательно ее взбесил.

— А знаешь ли ты, как я ненавижу, когда говорят «мы» и «у нас», как будто речь идет о королевской персоне? Это напоминает мне всех отвратительных и высокомерных хозяев, которые помыкали мной все эти годы. Говоря «мы», они стремились таким образом поставить меня на место.

— Виктория, мы обсуждаем сейчас не тяготы положения гувернантки, да и местоимения лучше оставить в покое.

Она попыталась обойти его, но Роберт преградил ей дорогу.

— Повторяю еще раз, — сказал он. — Я больше ни дня не позволю тебе оставаться в этой дыре. Она мысленно сосчитала до трех, потом заметила:

— Роберт, ты вовсе не обязан обо мне заботиться,

— А кто еще будет это делать? Сама ты не сможешь о себе позаботиться — это очевидно. Виктория сосчитала до пяти и процедила:

— Я лучше промолчу.

— Никак не могу поверить, что ты снимаешь комнату в этом доме! — Роберта передернуло от отвращения.

На сей раз она старательно сосчитала до десяти и только потом сказала:

— Это лучшее, что я могу себе позволить, Роберт, и меня это вполне устраивает.

— А вот меня это совсем не устраивает. Хочешь, расскажу, как я провел эту ночь, Виктория?

— Ха, как будто если я скажу «нет», ты замолчишь.

— Всю ночь я не сомкнул глаз, мучаясь вопросом: как часто приходилось тебе отбиваться от всяких негодяев за последний месяц?

— Да ни разу после того случая с Эверсли, — съязвила она.

Он не расслышал или сделал вид, что не расслышал.

— А как часто ты переходила на другую сторону улицы, чтобы не сталкиваться с проститутками, которые разгуливают по тротуарам?

Она лукаво улыбнулась.

— Большинство из них, между прочим, весьма милые и приятные в обхождении дамы. На днях беседовала с одной из них за чашечкой чая. — Это была не правда, но Виктория не смогла удержаться.

Он вздрогнул.

— А эти мерзкие крысы — сколько их живет в твоей комнате?

Виктория пыталась мысленно сосчитать до двадцати, прежде чем ответить, но терпение у нее иссякло. Вообразил себе черт знает что! Насильники, проститутки, а теперь вот и крысы спят с ней под одним одеялом.

— — Можешь прогрызть пол и посмотреть, если тебя это так интересует, — прошипела она.

— Не сомневаюсь, крысы так и сделают, — заметил он с гримасой отвращения. — Виктория, ты не можешь оставаться на этой свалке. Это очень опасное место.

Всему есть предел! Виктория была готова вцепиться ему в лицо.

— Роберт, неужели ты не видишь, что надоел мне до умопомрачения? Но он и ухом не повел.

— Я дал тебе одну ночь на размышления, Виктория. Все, время истекло. Сегодня вечером ты едешь ко мне домой.

— Нет.

— — Тогда поедешь к моей тетушке.

— Больше всего на свете я дорожу своей независимостью, — гордо отчеканила она.

— Ну а я превыше всего ценю твою жизнь и твою добродетель, — вспылил он, — и ты, несомненно, лишишься и того, и другого, если останешься в этой грязной дыре.

— Роберт, я здесь в полной безопасности. Я стараюсь не привлекать к себе внимания, и никто меня не трогает,

— Виктория, ты красивая и благовоспитанная девушка и уже этим невольно привлекаешь к себе внимание.

— Да, спорить ты горазд, — хмыкнула она. — А сам-то каков!

Он скрестил руки на груди в Ожидании разъяснений.

— Я отлично со всем справлялась, пока не появился ты. — Она махнула рукой в сторону его кареты. — В этом квартале отродясь не видывали такого шикарного экипажа. Уверена, не меньше дюжины негодяев уже разрабатывают план, как бы половчее изъять у тебя твой кошелек.

— Значит, ты признаешь, что здесь небезопасно?

— Ну конечно, признаю. Думаешь, я слепая? Но это лишний раз доказывает, что я не нуждаюсь в твоем обществе.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Ради Бога, Роберт, да я лучше буду жить в этих трущобах, чем вместе с тобой! Понятно?

Он вздрогнул, и она поняла, что задела его больнее, чем предполагала. Но, к своему немалому удивлению, она вынуждена была признать, что и ей самой тяжело было видеть боль в его глазах. Вопреки данному себе обещанию она ласково коснулась его руки.

— Роберт, — мягко сказала она, — выслушай меня. Я вполне довольна своим положением. Может, здесь не так хорошо, как дома или у всех этих… но впервые в жизни я вновь обрела независимость. И гордость.

— О чем ты говоришь?

— Ты же знаешь, я ненавидела свою работу. Унижения и оскорбления — вот и все, что я получала от моих хозяев.

Роберт плотно сжал губы.

— Посетители магазина дамского платья тоже не всегда любезны, но мадам Ламбер относится ко мне с уважением. И если я хорошо справляюсь со своей работой, она не скупится на похвалу. А ты можешь представить, как давно я не слышала ни от кого доброго слова?

— О Виктория… — В этих двух словах была заключена неподдельная горечь.

— У меня появились подруги. И мне очень нравится работать в магазине. И никто больше не решает за меня мою судьбу. — Она беспомощно пожала плечами. — Я знаю, это, конечно, не Бог весть что, но мне дороги эти маленькие радости, и я не хочу от них отказываться.