Такие нужные Биллу фотографии, на которых был его любимый парень.

Том курил вторую сигарету подряд. Впереди были выходные, которые еще нужно было как-то пережить, а потом будет понедельник. Их понедельник.

Встреча перед расставанием на три недели. Том застонал, стиснув зубы.

Хотелось орать матом. Хотелось выть. И было страшно. Невыносимо страшно понимать, что придется быть так далеко и так долго. От него. От человека, который дороже жизни.

Чуть позже пришла Симона и, видя притихшего сына, не пыталась лезть ему в душу.

Он не делал ничего. Он не смотрел телевизор. Не слушал музыку. Не спал. Том просто лежал на своей постели, на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В таком состоянии его и застала Симона, когда заглянула в его комнату.

– Привет, родной.

– Привет, – Том медленно повернул голову и выдавил подобие улыбки.

– Как ты, зая?

– Нормально, наверное, – он пожал плечами и снова вернул голову в прежнее положение.

У Симоны сжалось сердце. Такое состояние сына не могло ее не насторожить.

– Ты поужинаешь со мной? Я приготовлю пасту, вина немного выпьем…

– Да, спасибо, – рассеяно ответил Том и кивнул.

Симона даже не была совсем уверена, что Том понял про ужин, пасту и вино. Но нужно было хотя бы попытаться вывести Тома из состояния, в котором он находился сейчас.

Через полчаса была готова любимая сыном паста, Симона достала вино и бокалы, снова заглянула к Тому. Ничего не изменилось – та же поза, тот же взгляд в никуда. А может в себя, в душу, стонущую от невозможности что-то изменить.

– Пойдем, родной. Нужно поесть.

Том не спеша, встал и пошел на кухню.

Эти действия были похожи на действия робота, и это очень угнетало Симону.

Она смотрела на Тома и понимала – он даже не чувствует что ест.

Даже не спрашивая, будет он пить или нет, Симона налила в бокалы вина.

– Давай выпьем, Том, – тихонько сказала она. – Сейчас не помешает.

И Том выпил. Одним махом до дна. И уже минут через пять Симона мысленно выдохнула с облегчением, когда заметила влажный блеск в глазах Тома. Его потихоньку отпускало, и это было разрядкой для его нервов.

– Как он? – спросила Симона и теперь знала, что этот вопрос сейчас не будет в тягость Тому.

– Нормально, – Том кивнул и чуть улыбнулся. – Ему тоже тяжело будет из-за моего отъезда, и он не пытается это скрывать. В понедельник поговорим, и я скажу, что ему разрешат мобильник, когда переведут из бокса. Просит привезти ему ноут с дисками. Я завтра отвезу, если Хельга разрешит. Куплю ему дисков, чтобы было чем отвлечься. Он же не сможет выйти с ноута в Интернет, пока связи нет, но хотя бы вот так, чтобы можно было ему хоть чем-то заняться, да? – Том смотрел в глаза мамы, которая с удовольствием слушала Тома, и понимала, что его наконец-то отпустило.

– Все будет хорошо, – тихонько добавил Том, уверяя в этом самого себя.

– Конечно, сын, ты прав. Все будет хорошо, вы у меня сильные. Оба.

Том улыбнулся, кивнул, глянул в тарелку с наполовину съеденным ужином.

– Спасибо, мам, очень вкусно.

«Можно жить дальше». – Подумала Симона и улыбнулась в ответ.

В субботу утром, прежде чем поехать в больницу, Том позвонил Хельге и узнал, можно ли передать Биллу ноутбук, и, получив согласие, отвез в больницу и ноут Билла и диски, которые он просил, и еще несколько с новыми фильмами, которые купил, по дороге в больницу. А еще он написал записку, что очень ждет понедельника, очень скучает, и положил ее на клавиатуру, прежде чем закрыть заряженный ноут и засунуть его в сумку.

Билл просто расцвел, когда ему все это передали. Он был благодарен Тому безмерно и за новые диски, и вообще, за то, что он передал это не в понедельник, а сейчас, когда Билл собирался уже сдохнуть от тоски, не дождавшись встречи. Конечно, еще рано было заниматься учебой, на это бы сил у него еще не нашлось, а вот просто посмотреть хорошие фильмы и поиграть в незатейливые игры – это была хорошая идея, для того, что бы хоть как-то убить время.

Выходные Том провел дома. Благо, было чем заняться. Он пропустил много занятий в колледже, и теперь ему нужно было это наверстать, переписать конспекты лекций, которые могли понадобиться на практике. Конспекты он взял у Кула и теперь тупо, не вдумываясь, переписывал их.

В понедельник, с утра у обоих парней начался мандраж перед встречей. Том переживал, его била нервная дрожь. И такое состояние невозможно было ничем унять. Кул видел, насколько Том дерганный и старался быть сейчас как можно более незаметным. Хотя то, что Том курил, как паровоз на переменах одну сигарету за другой он не мог игнорировать. Просто забирал их у него, гасил или докуривал сам. Молча. Без упреков. Том и сам понимал, что слишком много курит, и поэтому реагировал на такие действия Кула нормально.

Этот последний день перед отъездом на практику был для всех, не только для Тома, дерганным и нервным. Получали направления, документы, обсуждали предстоящую поездку, делали все что угодно, и поэтому состояние Тома не очень выделялось на общем фоне. Он тоже получил все документы, инструкции и наставления. Но нервничал вдвое, если не втрое больше всех остальных.

На перерыве перед последней парой Тому позвонила Хельга и сказала, что встреча остается в силе, и что Билл просит привезти ему колечко-пирсинг в бровь и штангу. Иначе опасается, что проколы зарастут.

– А я думал, что ему вообще нельзя, пока он в больнице, – удивился Том.

– Нельзя такие вещи при тяжелых состояниях, и на операциях, в случае срочной реанимации, деффибрилятором можно получить электрический разряд, понимаешь? А сейчас уже нет опасения, Том. Все хорошо, так что привози, я отдам украшения на дезинфекцию, а потом их передадут Биллу.

Том отключился и улыбнулся. Ему почему-то подумалось, что с каждым днем все больше признаков выздоровления и скорого возвращения Билла домой.

После занятий, Том и Кул попрощались, предполагая, что увидятся только по возвращении с практики. Пожали руки друг другу. Это было спокойно, без объятий, слез – чисто по-мужски.

А потом Том заехал домой за пирсингом Билла, и уже из дома рванул в больницу. Хельга его провела сначала в уже знакомую комнату, где он переоделся, застегивая одежду дрожащими пальцами, а потом, и в ту самую зону, куда не было доступа для обычных посетителей.

– Я отдам сейчас украшения на обработку, а потом их передадут Биллу, – сказала Хельга и вручила ему блокнот и ручку.

Том уже знал куда идти, о чем и сказал санитару, который порывался его проводить. Он не спеша, пошел по коридору, стараясь дышать глубоко и ровно. Маска мешала дышать нормально, но он знал, что снять ее он права не имеет.

Еще от угла коридора Том увидел, что в боксе Билла горит свет, это было видно в той части, где было поднято жалюзи, и чуть замедлил шаги. Самого Билла он еще не видел, но знал, что еще пару секунд, и он увидит того, чье сердце так же часто бьется в предчувствии встречи.

Он не спеша подходил и по мере продвижения его взгляд выхватывал детали обстановки палаты, которые в первый раз он просто был не в силах увидеть и воспринять. Что-то вроде небольшого шкафа. Стол, на котором стоял закрытый кувшин, видимо с водой, стакан. Лежало несколько журналов и листы чистой писчей бумаги, прикрепленные к планшету. Потом показалась чуть смятая постель, на которой лежал закрытый ноут и пара дисков. Рядом стоял стул, на нем больничная куртка, как помнил Том, другого цвета, чем была на Билле в их прошлую встречу.

Еще шаг и Том замер. Билл, без курточки, в больничных брюках, с голым торсом стоял спиной к нему и вытирал полотенцем лицо, шею, потом, не спеша, провел им по груди. А Том с улыбкой смотрел на худое, но до боли родное тело и сердце просто зашлось от этого зрелища. Волосы Билла не были собраны в хвост, как прошлый раз, они были распущены по плечам. Под кожей на спине по мере движения рук вырисовывались контуры позвонков. Это зрелище заворожило Тома, конечно, он мог постучать и привлечь внимание, но то, что он сейчас видел, было великолепно, и он просто наслаждался, пытаясь не дать мозгу расплавиться.