В этом очень быстро убеждаются многочисленные американские служащие, которые увольняются с государственной службы в результате работы Федерального бюро расследований. Тщетно пытаются найти хоть какую-либо работу у частных предпринимателей люди, уволенные из государственных учреждений без конкретных обвинений.
Основную скрипку в американском посольстве играл уже упомянутый мною Элбридж Дюрброу. У Дюрброу имелась одна характерная черта, которую быстро замечали все сталкивающиеся с ним, — это ненависть к Советскому Союзу, злобная, патологическая ненависть ко всему советскому, русскому, славянскому. Временами это чувство овладевало им с такой силой, что он терял самообладание.
Я не могу объяснить происхождение этого чувства. Мне не известно также, что кроется за ним и каковы его психологические корни. Даже посол Смит, который сам не мог пожаловаться на объективное отношение к Советскому Союзу, всецело находился под его влиянием.
Следует отметить, что даже многие американцы из числа сотрудников посольства в Москве, являвшиеся циничными до мозга костей людьми, настроенными резко антисоветски и антирусски, поражались и не могли привыкнуть к «интенсивности чувств» Дюрброу. Даже среди тех, кто соглашался с политикой Дюрброу, имелось значительное количество людей, остро его ненавидящих и презирающих. При упоминании имени Дюрброу в случайно собравшейся группе американцев, проживающих в Москве, всегда слышалось ироническое замечание или злобный смешок.
Его дипломатическая карьера началась с назначением его в Варшаву и Бухарест. В Советский Союз он попал впервые только в 1934 г. Он проработал в Москве в течение трех с половиной лет, установив тесные связи с Лоем Гендерсоном и Джорджем Кеннаном.
Однако Дюрброу не произвел на Гендерсона должного впечатления для того, чтобы получить дальнейшее назначение на работу по линии СССР. Он был вновь включен в эту работу только после начала войны. По-видимому, это было сделано в виде эксперимента, из-за недостатка подготовленного для этой деятельности персонала.
Тем не менее он настолько «хорошо» проявил себя во время этого эксперимента, что в 1944 г. был назначен помощником начальника отдела по делам Восточной Европы, а затем через короткий промежуток времени — начальником этого отдела.
В 1946 г. он был возведен в ранг советника американского посольства в Москве.
Американцы, работавшие в посольстве, прекрасно знали, что посольством управлял не посол, а Дюрброу, и что он фактически решал все вопросы, связанные с подбором личного состава посольства. Дюрброу являлся автором наиболее важных телеграмм, направленных в государственный департамент из Москвы.
Прибыв в Москву, Дюрброу предпринял все возможное для создания и укрепления «железного занавеса» между американцами из посольства и русскими. Он делал это в первую очередь потому, что жил в постоянном страхе перед влиянием русских на сотрудников посольства и возможными последствиями этого влияния.
Отдельным лицам, поддерживавшим длительный контакт с советскими людьми без разрешения руководства посольства, предлагалось порвать эти связи, они получали предупреждение, что в противном случае будут отправлены на родину и попадут в немилость. В других случаях такие лица получали назначение в другие представительства или под каким-либо предлогом отправлялись в Соединенные Штаты.
Иногда Дюрброу, который никогда не делал открыто что-либо такое, что он мог бы осуществить закулисным способом, выжидал, пока лица, нарушающие его приказы, не выезжали из СССР в отпуск или по другим обстоятельствам. Во время их отсутствия Дюрброу устраивал им перевод в другое место, чтобы воспрепятствовать их возвращению в Москву.
Я уверена, что не только вследствие случайного стечения обстоятельств моя соседка по комнате Сесилия Воз не возвратилась в Москву из Берлина, куда она была направлена для лечения в госпитале.
Конечно, Дюрброу, запрещая длительный контакт между американцами и советскими гражданами, делал явное исключение для многочисленных американских агентов, занимавшихся сбором шпионских сведений. Эти агенты, имевшиеся в большом количестве не только среди сотрудников военного и военно-морского атташатов, но также и среди гражданских служащих посольства, не только имели разрешение на установление подобного контакта, но в соответствии с категорическими приказами были уполномочены на это и были обязаны подробно докладывать посольству о своих связях.
Контроль Дюрброу над сотрудниками посольства базировался в основном на системе информаторов, регулярно докладывающих ему о деятельности других американцев, их политических взглядах, личной жизни и дружеских связях. Эти информаторы проявляли особый интерес ко всем, питающим склонность к отклонению от политики посольства и государственного департамента. Мне говорили, что посол также твердо верит в эту систему «информаторов».
Особенно полезными в этой системе оказались некоторые из жен офицеров и служащих посольства. Прекрасным информатором являлась жена Дэвиза, преднамеренно поощрявшая некоторых девушек, из числа служащих посольства, к «откровенности» с нею и систематически информировавшая своего мужа и Дюрброу об их настроениях и сплетнях, услышанных ими от других сотрудников посольства.
Необходимо добавить, что, по утвердившемуся в посольстве мнению, корреспондент Роберт Магидов также был полезен в этой области. В качестве «независимого», постороннего человека, часто высказывавшегося в пользу Советского Союза, Магидов имел возможность собирать различные сведения и затем докладывать о взглядах некоторых «оппозиционно настроенных личностей», доверявших ему.
За время своего пребывания в Москве Дюрброу успешно избавился от всех, кто по каким-либо причинам был ему неугоден. Иногда для того, чтобы набросить тень на «лояльность» тех, кто ему не нравился, он пользовался донесениями информаторов. В других случаях он применял более грубые методы.
Один из курьеров охраны при посольстве проявлял слишком большое рвение в работе. Он регулярно обходил все служебные помещения после окончания работы. Дважды он обнаруживал сейф Дюрброу открытым в тот период, когда кабинет никем не охранялся, и дважды заявлял, что информирует государственный департамент об этом серьезном нарушении правил безопасности. Вскоре после этого он уехал в отпуск за пределы Советского Союза и был в течение этого времени переведен в другое представительство. Все это произошло совершенно неожиданно для него.
Дюрброу, так же как и другие «монополисты по советско-американским делам» в государственном департаменте США, проявлял большую энергию в деле искажения фактов в своих донесениях о Советском Союзе. Дюрброу докладывал только те сведения, которые соответствовали его политике, т. е. сведения клеветнического характера. Хотя работа Дюрброу в этой области являлась довольно грубой, он всегда находил готовую его выслушать аудиторию, поскольку лица в Вашингтоне, получавшие и читавшие его телеграммы и доклады, были вполне подготовлены к тому, чтобы поверить в любую ложь, которой он их снабжал.
То обстоятельство, что этот «эксперт» по русским делам, знающий русский язык, только в пределах, достаточных для того, чтобы объяснить своему повару, что он желает заказать на обед, и абсолютно не осведомленный о Советском Союзе, находил в Вашингтоне аудиторию, всегда готовую поверить подобным «донесениям», — свидетельствует о легковерности этой аудитории и является показателем того, в какой степени жаждущее определенных сведений мышление, вытекающее из антисоветских настроений, доминирует над объективностью.
Первым секретарем американского посольства в Москве являлся Фредерик Рейнхардт, высокий брюнет, внешне довольно интересный мужчина, хотя он и производил впечатление немного скользкого человека.
Он являлся образцом дипломата в представлении американцев. Ему не хватало лишь традиционного монокля.
Лучше всего он себя чувствовал во время «дипломатического» чая, на дипломатических приемах, коктейлях и т. п., когда кто-то другой платит за угощение. Он также всегда прекрасно знал, с какими лицами нужно дружить для обеспечения своей карьеры и как с ними обходиться.
