— Эй, — тихонько позвал он, — Лэррен! Ты не спишь?

— Теперь уже не сплю, — недовольно отозвался эльф. Хёльв вздохнул.

— Извини, — прошептал он.

— Да чего уж там. Выкладывай.

— Я… Я убийца.

Лэррен приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на юношу. Потом встал с кровати и, укутавшись в одеяло, уселся на подоконнике.

— Интересные новости. Душегуб, значит?

— Наверное. — Хёльв опустил светловолосую голову. — Я серьезно, Лэррен.

Эльф молчал, ожидая продолжения.

— Прослышал в одной корчме про колдуна, который всей округе жить мешает, да и вызвался его прикончить. Герой…

— Прикончил?

— Прикончил. Я думал, это как зверя убить бешеного, а он…

— Оказался обычным человеком? Нормальным? Хёльв только кивнул. Он сидел, положив подбородок на колени, и разглядывал трещину в стене. Между лопаток полз противный липкий холодок.

— И теперь тебя мучает совесть? — По тону Лэррена невозможно было понять, насмехается он или говорит серьезно.

— Я как-то забыл об этом… Почти. А теперь вот — сон. На улице залаяла собака, послышался сонный голос Подера, Хёльв поежился, тревожно покосившись на окно.

— Тебе снился он? Убитый тобой человек? — спросил эльф.

— Да.. — Юноша замялся. — Как будто он жив и хочет со мной поговорить, сказать что-то важное. А потом что-то коснулось меня, я очень испугался и проснулся.

Лэррен зевнул и небрежно махнул рукой:

— Ерунда это все. Муки нечистой совести. Не бери в голову. — Он протер запотевшее стекло. — Что это они там расшумелись?

Во дворе продолжала лаять собака. К басу Подера присоединился голосок Биви — тонкий и умоляющий.

— Что там?

— Не вижу, замерзло все. Ристаговы дары! Заклеено!

Встав на подоконник, эльф приоткрыл форточку и выглянул наружу. В комнату ворвалась стайка снежинок. Лэррен переступил с ноги на ногу. Хёльв нетерпеливо подергал его за край рубахи.

— Ну? Кто-то пришел? Не молчи!

— Отстань.

Эльф сперва раздраженно отбрыкивался, потом замер, напряженно вслушиваясь в разговор. Увидеть крыльцо мешал фронтон, Можно было рассмотреть только каменный край лестницы, возле которого стояла незнакомка в темной накидке. Поставив ногу на первую ступеньку, она что-то негромко говорила.

— Я же слышу, там какая-то женщина! — Хёльв подпрыгнул, пытаясь разглядеть происходящее.

— Погоди ты! — замахал рукой Лэррен. — Она… Раздери меня барсук!

— Да что она?! Что?

— Молчи, проклятый авантюрист! Молчи! Мы пропали! — прошипел эльф.

Он тяжело спрыгнул вниз, залпом осушил стоявший на тумбочке графин с соком, утерся рукавом, блуждая взглядом по комнате.

— Интересно, успеем ли мы сделать ноги?

Хёльв осел на пол:

— Приехала? Так скоро?

— Приехала. Ведьма столичная, Подер с Биви ей что-то поперек сказали — так она их мигом уложила, даже пискнуть не успели.

— Убила? — ужаснулся Хёльв, поспешно натягивая не успевшие толком просохнуть штаны и куртку.

Лэррен пожал плечами:

— Вряд ли, скорее — усыпила. Потом перед псами чем-то махнула — те ей руки лизать бросились.

Аккуратно застегнув рубашку, эльф собрал растрепанные волосы в хвост и снова выглянул в окно.

— Стоит на пороге. Размышляет, — сообщил он.

— Убираться отсюда надо! — простонал Хёльв. — Одевайся!

— Убираться, конечно, надо. Но куда?

— Через черный ход. Наверняка в этом доме не только парадные двери имеются. Эльф потер лоб.

— Должны быть, — сказал он. — Подер вроде намекал, что у них есть лазейки на крайний случай. Где-то в кладовых.

— Бежим!

Вполголоса переругиваясь, они выскочили в коридор, сбежали по лестнице и, покрутившись в темном холле, нырнули в неприметный коридорчик. Вчера вечером развеселившийся Биви устроил им экскурсию по первому этажу замка, уделяя особенное внимание кухне и кладовым; дорогу к ним друзья запомнили твердо.

— Только не прохлопай! — прошептал юноша. — Здесь где-то должна быть дверь!

— Да тут этих дверей — хоть лабиринт устраивай, — ответил эльф.

Хёльв провел рукой по стене.

— Ничего не вижу, — расстроился он.

Лэррен остановился, удерживая его за плечо, неторопливо осмотрелся. В шестиугольный закуток за кухней выходило множество дверей, дверок и люков, Пахло корицей, перцем и ванилью. На полу, присыпанном тонким слоем муки и пыли, лаково поблескивали оброненные кухаркой фасолины.

Не мешало бы им время от времени здесь подметать, — заметил эльф и громко чихнул.

— Куда мы теперь? — Глаза Хёльва уже почти привыкли к темноте, но он предпочитал держаться поближе к Лэррену.

Тот принюхался.

— Так. Отсюда, — он указал рукой на прикрытый куском холста узкий проем, — пахнет солью и вяленой рыбой. Думаю, туда нам не надо. Из следующей комнатки — специями, снизу несет яблоками и домашним вином.

Эльф прошелся по кругу.

— Похоже, тут нечего ловить. Хотя… — Он остановился напротив самой солидной двери. — Здесь.

— Тайный лаз?

— Надеюсь. Во всяком случае, никаких запахов еды. Дверь была дубовой, с крепкими петлями и кованой, причудливо изогнутой ручкой. На лакированной древесине не было ни царапинки, только в углах виднелись сколы и трещины.

Чувствуется, что ход не заброшен, — сказал Лэррен. — Если это, конечно, ход.

— А что же еще? — возмутился Хёльв, потянув на себя ручку. — Давай пошли скорее.

Не издав ни звука, дверь отворилась.

— Надо было лампу прихватить, — недовольно буркнул Лоррен, вглядываясь в густую черноту открывшегося коридора.

— Нечего к себе лишнее внимание привлекать, — ответил Хёльв. — На ощупь пойдем.

Касаясь пальцами стены, он переступил через порог и медленно двинулся вперед. Эльф вздохнул и последовал за ним.

Идти было легко. Под ногами пружинило мягкое упругое покрытие, воздух посвежел и пах зимним лесом. В кирпичной кладке стены, на уровне груди, обнаружились перила. Вскоре коридор расширился и заметно пошел вниз.

— Ох, не нравится мне все это, — уныло заявил Лэррен, — Почему спускаемся? Зачем? Может, это прямая дорога в местную тюрьму?

— Это подземный путь, — сказал Хёльв. — Наверняка он ведет далеко за пределы замка, может даже за границы Пустоши.

— Или наоборот — прямо в центр Брасьера. То-то нам там обрадуются — мало не покажется.

Ход резко свернул вправо и нырнул еще глубже. Наклон стал крутым, и теперь приходилось крепко держаться за перила, чтобы не упасть. Потом гладкий спуск сменился ступеньками, и невдалеке замерцали призрачные синеватые шары.

— Куда-то пришли, — прошептал Хёльв озираясь. Они оказались на пороге просторного длинного зала, хорошо освещенного фосфорными лампами. Потолок был низким, плоским, кое-где украшенным зеркальной мозаикой. Пол устилали неяркие ковры, в углах стояли фарфоровые вазы, матово белел круглый мраморный бассейн.

Вдоль стен, на одинаковом расстоянии друг от друга, стояли скульптуры. Их было очень много — несколько десятков. Несколько десятков человеческих, эльфийских и гномьих лиц, с любопытством, злостью или равнодушием глядевших на нежданных гостей. Все каменные портреты были разными — грустными, веселыми, задумчивыми, хмурыми, но объединяло их одно — жизнь. Здесь не было мертвых, вычурных поз, неестественных жестов и выражений, свойственных большинству статуй. Казалось, что кудрявая тоненькая девочка, наклонившаяся за цветком, сейчас выпрямится и побежит дальше, а грозно сдвинувший брови гном — досадливо махнет шапкой и разразится ворчливой тирадой. Словно замерли на мгновение спорившие до хрипоты женщины, остановился, чтобы передохнуть, гонявший мяч мальчишка.

— Невероятно, — осипшим голосом проговорил Лэррен. — Оказывается, я видел далеко не лучшие работы Нурра.

Хёльв только кивнул. Не находя слов, он переходил от скульптуры к скульптуре, всматривался в лица.

— Смотри, это баронесса, — сказал он, добравшись почти до середины галереи.

Лэррен подошел поближе и ухмыльнулся:

— Клянусь Подземельями Ристага! В самое яблочко!