Подземелья Убариса были обширны: строители замка предполагали, что в случае длительной осады герцоги будут использовать их в качестве кладовых для хранения продуктов.

Мерлок брел по промозглому лабиринту залов, пытаясь определить, где покойный Акина хранил реликвию, принадлежавшую сестрам. Когда пошел второй час блужданий, он понял, что может неделю провести под землей и так и не обнаружить Чистого Сердца. Тяжело вздохнув, рыцарь укрепил факел на стене и встал на колени. Сперва слова молитвы давались ему с трудом, но потом он почувствовал, как чья-то теплая ладонь коснулась его лба.

— Иди, — прозвучало у него в голове.

Мерлок открыл глаза и огляделся. Вокруг по-прежнему никого не было, но на полу, возле его ног, лежал тонкий мерцающий лучик. Он тянулся вперед и часто мигал, словно призывая идти за собой. Недолго думая, рыцарь вскочил на ноги и пошел вдоль блестящей в темноте полоски. С каждым шагом луч становился все ярче и через некоторое время затмил свет факела.

— Ну, малыш, давай же, — шептал Мерлок, — не исчезай.

Но луч и не собирался исчезать. Он ширился, разрастался и наконец превратился в сияющий шар. Шар подвел Мерлока к покрытой паутиной нише и растаял. Растерянно озираясь, рыцарь заглянул в нишу, и тут же что-то со скрипом повернулось, заскрежетало и раздвинулось, открывая проход в потайную комнату. Первое, что увидел Мерлок, переступив через порог, было Чистое Сердце Амны.

Прозрачный, изумительно красивый кристалл ослеплял, подобно солнцу. Он был велик — размером с крупную дыню и действительно по форме напоминал человеческое сердце. Прикрыв рукой глаза, Мерлок подошел поближе и только тут заметил, что реликвия покоится в лапах огромной каменной скульптуры — чудовищной помеси горгульи, змеи и паука.

Ах, если бы здесь была мать Полонна! Конечно, она бы узнала ледяную хифанию — опасное порождение магического искусства севера. Но Мерлок не был столь сведущ и начитан, потому лишь презрительно хмыкнул и попытался вынуть кристалл из лап статуи. Однако кристалл не поддавался: каменные когти надежно удерживали его. Раздраженно закусив губу, Мерлок скинул плащ, отцепил от пояса топор и принялся рубить чешуйчатые лапы. Тут же поднялась пыль, полетела крошка.

Как только по скульптуре побежали первые мелкие трещины, ее поверхность сделалась темнее и острый гребень на голове чудовища чуть шевельнулся. Но увлеченный работой Мерлок ничего не заметил. Мгновение спустя перепончатые крылья вздрогнули, туловище напряглось, гигантские легкие втянули в себя воздух, и хифания открыла глаза. Она повела уродливой плоской головой, вытянула шею и закричала. Пол заходил ходуном, и последним, что зафиксировало угасающее сознание рыцаря Мерлока, оказался образ ожившей кошмарной птицы.

Мощно оттолкнувшись от осыпающейся груды камней, она устремилась вверх, пробивая на ходу перекрытия. В ее покореженных передних лапах по-прежнему покоилось Чистое Сердце, Вырвавшись на волю, хифания закричала снова, и от этого крика замок Убарис раскололся, как яичная скорлупа, и стал медленно проваливаться внутрь себя. Рушились древние стены, погребая под собой и живых, и мертвых, падали башни и дозорные вышки. В течение нескольких минут замок, возведение которого потребовало дюжины лет, был превращен в гору бесполезных обломков.

Хифания облетала руины, и ее фасетчатые глаза зорко следили за редкими человечками, уцелевшими в катаклизме. Каменная тварь была в бешенстве: долгие годы она спала мирным сном без сновидений, сберегая порученное ей неоценимое богатство, а какие-то жалкие букашки осмелились потревожить ее! Из пасти чудища вырвалась струя жидкого льда и окатила группу людей, отчаянно пытавшихся спастись бегством. Их фигурки тут же покрылись искрящейся изморосью, замерли и рассыпались в пыль. Испустив победный вопль, хифания полетела дальше — ее ждала короткая, но увлекательная охота.

Уже совсем стемнело, когда на дороге, ведущей к деревне Васильковой, появился одинокий всадник. Он зябко кутался в просторную накидку и время от времени прикладывался к фляге, но и тонкий сатин, и крепкая первосортная настойка согревали мало.

Мерзнущий путник был не кто иной, как эльф Лэррен Эрвалла, приглашенный герцогом Акиной в качестве учителя окружной школы.

— К-клянусь Р-ристагом! — Зубы эльфа отбивали дробь. — П-похоже, зак-коны п-природы здесь не д-действуют.

Пару часов назад Лэррен наслаждался ласковым осенним вечером, слушал шорох листвы и думал, не стоит ли ему повременить с прибытием на место службы и заночевать прямо под звездами, на молодой траве. Но по мере того как он приближался к центру Убара, погода постепенно портилась. Откуда-то повеял холодный ветер, и небо заволокло тучами. Маленький ручеек, вившийся вдоль до-

Риги, затянула корка льда, земля стала твердой и сухой.

Кое-где, во впадинах, заблестел иней.

— К-какая-то с-свинская з-зима… — Лэррен остановил коня и огляделся.

Его не оставляло чувство, что он заблудился и давно едет совсем не туда, куда надо. Однако замшелый придорожный указатель рассеял его сомнения. «Васильковая — три мили» — было начертано на деревянной стрелке. Лэррен приободрился. В его воображении нарисовалась уютная изба, накрытый стол и горячо натопленная банька. Опустошив флягу несколькими длинными глотками, эльф пустил копя галопом, и вскоре на горизонте показался высокий частокол, из-за которого выглядывали соломенные и черепичные крыши крестьянских домов. Кругом царила тишина. Приближение чужака не было встречено ни собачьим лаем, ни окриком сторожевого, и, никем не остановленный, исполненный самых дурных предчувствий, Лэррен въехал в Васильковую.

Деревня была пуста. Со скрипом покачивались открытые двери, жалобно хлопали ставни. Мороз стоял такой, что перехватывало дыхание. Повсюду был лед — голубоватый, сияющий, он покрывал собой деревья, кусты, изгороди и стены домов. Порывы ветра вздымали в воздух облака колючего снега, и Лэррену показалось, что еще чуть-чуть и он сам превратится в стылую каменную глыбу.

— Ау! Отзовитесь! Есть тут кто?! — кричал он, заглядывая в мертвые, покинутые избы.

Возле большого колодца зльф остановился и слез с коня. Приплясывал от холода, несостоявшийся учитель подошел к зданию школы и обнаружил возле него столб с памятной доской.

— «Здесь свершил свой бессмертный подвиг славный борец за свободу народа, добрый сын матери нашей Амны, великий Демьян Пуквица», — недоуменно прочел Лэррен

Рядом, обширная как каток, расстилалась черная замерзшая лужа. Стараясь не упасть, эльф заскользил было по ней и вдруг остановился. В остром разломе льда блестело что-то желтое, яркое, четко выделявшееся на общем блекло-серебристом фоне. Лэррен нагнулся и поднял небольшой, аляповато сделанный нож, украшенный зелеными и красными стекляшками. Металл, из которого была сделана нелепая безделушка, чем-то напоминал золото, но опытному эльфу даже не понадобилось особо присматриваться — он сразу определил дешевую подделку. Повертев нож в руках, Лэррен пожал плечами и бросил его в заснеженную кучу каких-то досок и кольев.

— Люди! — безнадежно позвал он в последний раз. — Живые есть?

Так и не дождавшись ответа, эльф вскочил на коня и поехал прочь.

2. ПЫЛЬ НА ВЕТРУ

Тропинка спутанной ниткой вилась среди деревьев, петляя, взбиралась на небольшие пригорки, огибала болотца. На полянах еще цвели осенние цветы — бордовые, оранжевые, синие, но Хёльв не видел ничего вокруг. Перед его глазами мелькало то лицо убитого колдуна, то пятна крови на ковре, то стрела — его собственная стрела! — торчащая из груди мертвеца. Хёльв бормотал что-то себе под нос, вздрагивал, ежился, пытался перед кем-то оправдаться, но никто его не слушал. Горланя развеселую похабную песенку, Мохнатые Тараканы двигались вперед.

Против ожиданий Хёльва, их совсем не расстроило то, что в замке колдуна не оказалось богатой добычи. Разбойники выслушали его вполуха, кто-то пожал плечами, кто-то махнул рукой. В другое время юношу очень заинтересовали бы причины такого равнодушия, но сейчас он мог думать только об одном.