Наступала решительная минута. Нам оставалось одно — возможно дороже продать свою жизнь... и только.

Вдруг Сэт Баркер, шедший впереди, раздвигая своей дубинкой колючие кусты, внезапно остановился.

— Что это там, справа, капитан? Не то блуждающие огоньки, не то факелы или фонари?

Мы быстро обернулись и увидели в указанном направлении несколько светящихся точек, быстро переменяющих свое положение.

По-моему, это блуждающие огни, — прошептал Долли, — они всегда являются на болотах!

— А по-моему, это факелы проклятых русалок, явившихся на помощь разбойникам, чтобы окончательно погубить христианские души! — с дрожью в голосе прошептал суеверный ирландец.

— Как вам не стыдно болтать пустяки! — резко перебил я. — Вероятно ли, чтобы молодые и прелестные девушки были сообщницами кровожадных убийц? По моему мнению, появление этих красавиц может принести нам только пользу. Притаитесь здесь, за кустами, товарищи, пока я постараюсь узнать от них, нет ли здесь где-нибудь другой, более безопасной дороги к морю!

Не обращая внимания на возражения, я быстро направился к мелькающим вдали огонькам, оказавшимся действительно факелами в руках прелестных девушек, уже виденных нами раньше...

Заметив меня, они быстро скрылись между деревьев, но вместо них мне навстречу вынырнуло из чащи то странное существо, которое Сэт Баркер назвал морским львом или орангутангом.

Быстрым и ласковым движением схватил он меня за руку.

— Следуйте за мной, капитан Бэгг! Доверьтесь старому Оклеру. Он ваш друг. Он прислан вам на помощь!

Не дожидаясь ответа, странный человек юркнул в кусты, кажущиеся совершенно непроходимыми, но среди которых внезапно замелькали факелы очаровательных русалок.

Недолго думая, я последовал за ним, а подбежавшие товарищи за мною.

Ползком пробрались мы сквозь нечто в виде туннеля, образовавшегося среди густосплетенных лиан и колючих кустарников, и через десять минут очутились на противоположном склоне холма, оставив далеко в стороне своих преследователей, голоса которых теперь уже едва доносились до нас.

Глубокая тишина охватила нас, едва мы оставили за собой последние кустарники. Вместо диких криков «держи! лови! не выпускай!», которыми весь лес казался наполненным, вокруг нас слышалось только случайное падение оторвавшегося камня, плеск ручья, сбегающего со скалы, да отдаленный ропот моря. Несмотря на свою женскую юбку, наш проводник скользил с какой-то фантастической быстротой, сначала под гору, потом опять в гору, вверх по скалистой тропинке, непроходимой ни для кого, кроме диких коз да моряков, убегающих от смертельной опасности. Сознание опасности делает всякую дорогу удобной. Нам она буквально придавала крылья. Мы карабкались на почти отвесные скалы, не замечая глубоких обрывов справа и слева. Звуки прибоя, казавшиеся близкими, стали постепенно удаляться, хотя все еще доносились с ясностью, доказывающей, что лежащее где-то под нами море не отделялось от нас ни лесом, ни постройками. Судя по страшной крутизне тропинки, по которой мы поднимались, и по времени, прошедшему от начала подъема, мы должны были находиться уже на весьма значительной высоте, а между тем наш проводник продолжал карабкаться все выше и выше.

Страшные трудности горной дороги, однако, давали себя почувствовать.

Собравшись с силами, я все-таки добрался до вершины, оканчивающейся небольшой площадкой, и тут только остановился, чтобы перевести дух и помочь по возможности моим бедным товарищам. Сэт Баркер не нуждался в помощи. Со своим обычным хладнокровием взбирался он на скалу — прямо на четвереньках, осторожно и уверенно, как хорошая охотничья собака, избегающая напрасной траты сил. Долли Вендт довольно удачно играл роль дикой козы, очевидно, не забыв еще того времени, когда он, будучи юнгой, получил от матросов лестное прозвание «морской обезьяны». Только бедному Питеру плохо приходилось. Он еле двигался, распластавшись на брюхе, как черепаха. Пришлось нашему проводнику спускаться ему на помощь и втаскивать несчастного толстяка под руки. При этом старик продолжал добродушно ободрять нас на своем ломаном языке: «Не бойтесь, товарищи, вы здесь в безопасности. Я люблю моряков я сам был матросом. Здесь переждете день или два, пока преследовавшие вас собаки не устанут. Теперь они потеряли ваш след и не найдут его больше, за это ручается вам старый Оклер. А там можно будет и к морю спуститься. Ваше судно подождет вас, конечно. А раз будете на палубе, уезжайте поскорее, товарищи! Уезжайте, благо это вам возможно. Бедный Оклер не может уехать, и бедные девочки тоже не могут. Мы должны умереть здесь все вместе. Вам же, дай Бог вернуться на родину, товарищи. Старик Оклер желает вам этого от всей души!».

Без малейшего колебания последовал я за стариком, приглашавшим нас в темную пещеру, вход в которую скрывался за грудой громадных камней. Узкая деревянная лестница вела вглубь большой круглой впадины, футов двадцать в глубину. Добравшись ощупью до конца этой лестницы, мы остановились, не смея пошевельнуться в темноте, пока наш хозяин не зажег довольно светлый фонарь, свет которого позволил нам оглядеться. Пещера оказалась довольно объемистой, и ее убранство доказывало, что в ней жили люди, не чуждые цивилизации. В одном углу стоял весьма приличный очаг, с дымовой трубой и особым навесом, не пропускающим дождя. Около него, на прибитых к стене досках, помещались: кастрюли, горшки, кружки, миски и т.п. хозяйственная утварь, блестящая чистотой. В противоположном углу было устроено нечто вроде постели, с подстилкой из сухих листьев и трав, покрытых мягкими шкурами, поверх которых лежали подушки и пара теплых фланелевых одеял. Пол был обмазан глиной и чисто выметен. Посередине стоял деревянный, грубо сколоченный стол, покрытый чистым куском толстого полотна, и две деревянных же скамейки. Ясно было, что хозяин этого странного дома, напоминавшего собою скорее недоступное гнездо горного орла, чем человеческое жилище, постарался устроиться возможно удобнее в пещере, скрытой от нескромных взоров. Ясно было и то, что хозяин этот не кто иной, как старик, приведший спасенных им моряков в свое собственное жилище.

Глубокое чувство благодарности наполнило мое сердце. Со слезами на глазах протянул я обе руки странному, но великодушному созданию.

— Спасибо вам, товарищ. Никто из моих спутников никогда не забудет того, что вы сделали для нас сегодня! Дай нам Бог возможность отплатить вам тем же. Честное слово моряка, я с радостью буду рисковать жизнью за вас, как вы сегодня рисковали ею для спасения неизвестных вам людей. И если вы захотите оставить этот ужасный остров, клянусь вам: капитан Джэспер Бэгг и весь экипаж «Южного Креста» будет счастлив оказать вам и вашим молодым барышням гостеприимство и отвезти вас, куда вам будет угодно!

Мы пожали друг другу руки так искренно и дружески, как будто мы были старыми приятелями. Затем наш хозяин поставил фонарь на стол и стал хлопотать по хозяйству, не выказывая ни малейших признаков усталости. Казалось, будто он только что встал с кровати, а не карабкался более двух часов подряд на головоломные крутизны и отвесные скалы. Зато гости его все еще не могли придти в себя. Питер Блэй бросился ничком на постель, пыхтя и хрипя, точно запыхавшийся паровоз, призывая в промежутках между припадками удушливого кашля всех бесчисленных святых католического календаря. Сэт Баркер припал с разгоревшимся лицом к ведру с водой и пил не отрываясь, точно лошадь, пробежавшая десяток верст по жаре, да и я все еще не мог отдышаться, чувствуя удушье и колотье в левом боку. Один Долли Вендт встряхнулся, как молодая собака, вышедшая из воды, и, взобравшись на верхние ступеньки приставной лестницы, принялся рассматривать окрестности, хотя разглядеть что-либо в окружающей темноте было совершенно невозможно. Но такова молодость. Напоминание о «молодых барышнях», очевидно, возбудило в сердце юноши надежду увидеть одну из прелестных нимф леса, и эта надежда освежила юношу лучше трехчасового отдыха.