Что касается больницы Сэйрока, после землетрясения в Кобэ там образовалась группа реабилитации ПТС, состоящая из нас — психиатров, медсестер и техников. И недостатка в работе не было. Поэтому и сейчас мы с самого начала были готовы к активным действиям. Без предварительной подготовки что-либо сделать трудно.

Главный способ лечения «по Накано», как вы уже говорили ранее, — это, прежде всего, выслушать пациента. Не изменилось ли что с тех пор?

Нет, не изменилось.

Например, некоторые не могут признаться, что им страшно. В большинстве случаев им настолько страшно, что они боятся даже сказать об этом. Ведь признание в собственном страхе — это доказательство того, что они, по большей части, уже успокоились. Ну, то есть, почему-то находятся до определенной степени в смятении. Но вытягивать это из них нельзя. Они должны сами воспринять это смятение. Осознание должно их настигнуть естественным путем, и мы не имеем права их даже подталкивать. Они немного успокоятся, после чего постепенно начнут ощущать страх.

Поэтому мой способ лечения, как я уже говорил, — внимательно слушать рассказы пациентов. Как есть воспринимать их страх и боль. И в этом — главный путь. В большинстве случаев я совмещаю с беседами медикаментозный метод, и это дает результаты.

Прошло полтора года со дня происшествия, но большинство потерпевших до сих пор не могут преодолеть начальную стадию страха. Страх из них выходит очень медленно, чуть ли не по капле. Такое ощущение, что они терпели-терпели с самого дня инцидента, и вот наконец-то не в силах удерживать это в себе, и уже стучатся в ворота. Самый поздний пациент пришел на первый прием в конце августа этого года.

Он был на грани того, чтобы бросить работу. К тому времени уже взял отпуск по нетрудоспособности. Казалось бы, достаточно быстро восстанавливался, и собирался в скором времени вернуться на работу.

Есть ли случаи крушения семей?

Насколько я знаю, нет. Проблемы возникают, наоборот, на рабочих местах. Ни одна из фирм не хочет понять это «заболевание». В самых худших даже отказывают в страховании. Таких примеров до сих пор было два. Они просто саботировали выполнение этих формальностей. Каким-то образом специально оттягивали до последнего. Пострадавшим стало невмоготу, и они сами подали заявления об увольнении. От этих бы фирм не убыло, оформи они все необходимые документы. Несмотря на это — вот такое пренебрежение. И фирмы, позволяющие себе такое, — реальность.

Одна хорошая новость. Министерство труда признало нынешний посттравматический синдром «травмой на рабочем месте». Я сам подавал прошение, изложив собственное мнение по этому вопросу. И вот постановление принято официально.

Признана сама формулировка — «посттравматический синдром», но конкретное состояние заболевания, страдания простым людям не понять. Они не видны простым глазом. Поэтому хоть и готова емкость (закон), без такого содержимого, как правильное осознание, соучастие, вряд ли этот закон будет применен умело.

Да. Эта травма не телесная. Понимания не прибавляется. К тому же служащие сами скрывают свое состояние, работают, делая вид, будто с ними все в порядке. И чем дольше скрывать истинное положение вещей, тем больше состояние будет ухудшаться. Однако, как я уже упоминал, сталкиваясь с враждебностью на рабочих местах, многие бросают работу. Таким образом, пострадавшие получают двойную травму. Немало примеров, когда люди опускали руки после травмы от самого инцидента и последующей травмы от реакции общества. Каким воспользоваться способом — на самом деле, очень сложная проблема, и я считаю, будет лучше, если более активно будет применяться система денежных выплат пострадавшим.

Те, кто страдает от осложнений, — не задумываясь, стучитесь в мою дверь. Я хочу, чтобы вы решились прийти. Хорошо, если вам в конце концов можно будет сказать: «Вы в полном порядке, можете не волноваться». Поэтому если вас что-то тревожит, приходите, когда хотите. Не говорите себе: «Стоит ли беспокоить врачей по пустякам? » Что бы с вами ни было, беспокоит хоть какая-то боль — нужно хотя бы раз обратиться к специалисту-профессионалу.

Какие существуют критерии для проверки?

Главный критерий — страх. Люди вспоминают происшествие как «флэш-бэк». Кроме того, их мучает бессонница, кошмары. Снижается сосредоточенность, ухудшается память. Чуть что — быстро раздражаются. Головные боли, головокружение, слабость. Дело в том, что и кроме этого симптомы проявляются во всевозможных формах. Поэтому если почувствуете что-то необычное, пусть это будет все, что угодно, — не стесняясь, обращайтесь за советом к врачу.

Слушая ваш рассказ, понимаешь, насколько все это глубоко.

Прошло полтора года после инцидента, но я не могу вновь и вновь не задумываться о тяжести происшедшего. Бывает, мне становится больно от мысли, что я до сих пор чего-то не знал. «Вот как. Вот, оказывается, какой жуткий опыт у этого человека… »

На линии Маруноути в поезде, отправлявшемся со станции Икэбукуро до Огикубо, теракт осуществляла команда Кэнъити Хиросэ и Коити Китамура. Хиросэ — 1964 года рождения. На день происшествия ему было 30 лет. Он поступил на факультет естественных наук университета Васэда, окончив старшую школу при том же университете, специализировался на прикладной физике и выпустился в первой сотне лучших сокурсников. Он был отличным студентом, после окончания в 1989 году аспирантуры отказался от распределения и просто так покинул альма-матер. В организации был причислен к Министерству науки и техники и считался одним из главных специалистов в области химии. Вместе с Масато Ёкояма стоял во главе секретного плана создания автоматического пистолета. Высокий, на вид серьезный и спокойный молодой человек. Несмотря на свои 32 года, казался юнцом. На суде говорил спокойно, тщательно подбирая слова.

18 марта он получил приказ от старшего начальника из Министерства науки и техники Хидэо Мураи «распылить зарин в метро». Услышав это, очень удивился. Стало страшно от одной мысли, что будут жертвы. Но с другой стороны, говоря о своем тогдашнем настроении, Хиросэ понимал, что учение пустило в нем корни еще недостаточно. Он был поражен всей серьезностью этого дела, и, как человек, интуитивно чувствовал сильный внутренний протест, но при этом держался за верность исповедуемой им религии. Сейчас он признает ошибочность своего решения, но в тот момент у него не было ни запаса прочности, ни сил перечить приказу сверху — видимо, самого Асахары, как считает он сам.

Перед ним стояла задача — сесть во второй вагон следующего с Икэбукуро до Огикубо поезда и где-то в районе станции Отяно-Мидзу проколоть два пакета с зарином. Перед станцией его ожидала машина с Китамурой. Поезд прибывал на Отяно-Мидзу в 7:59. Номер состава по расписанию — A777. Подробные наставления давал «старший брат» Ясуо Хаяси.

Накануне 20 числа на тренировке в деревне Камикуйсики Хиросэ не рассчитал силы и погнул кончик зонтика.

20-го в шесть утра Хиросэ и Китамура вышли из конспиративной квартиры на Сибуя и доехали на машине до станции Йоцуя. Хиросэ по линии Маруноути доехал до Синдзюку, пересел там на линию Сайкё и добрался до Икэбукуро. В киоске купил спортивную газету и завернул в нее полиэтиленовый мешок с зарином. Убив немного времени, он сел в нужный поезд и встал около средней двери второго вагона. Но когда попытался вынуть пакет из сумки, газета громко зашелестела, что привлекло внимание — по крайней мере, так показалось ему самому — находившейся рядом школьницы средних классов.