Нобуо Янагисава (дицинского факультета университета Синсю, 1935 г. р.)
Как уже говорилось в предисловии, все собранные в этой книге свидетельства были получены в ходе бесед автора книги с откликнувшимися на просьбу об интервью. И лишь только профессора Янагисава автор не смог посетить лично, поэтому выслушать его в город Мацумото префектуры Нагано поехал Хидэми Такахаси.
Изначально мы собирались лишь расспросить профессора об обстоятельствах того дня и не предусматриваю запись интервью, но сказанное им оказалось настолько интересным и ценным, что мы решили вставить его рассказ отдельным интервью. Рассказ декана медицинского факультета университета Синсю длился около часа. Обрабатывал текст автор.
На день зариновой атаки в токийском метро 20 марта пришелся выпускной в нашем университете. Я тогда работал директором больницы, и должен был присутствовать на церемонии, для чего оделся соответственно. Также на этот день планировалось совещание по вступительным экзаменам, и больше я не планировал абсолютно ничего. Вот уж действительно — не было бы счастья, да несчастье помогло.
И еще я отвечал за доклад по инциденту с зарином в Мацумото, который планировали издать на бумаге именно 20 марта. Бывает же такое!
В то утро моему секретарю позвонил корреспондент газеты «Синею Майнити» и сообщил о странном инциденте в Токио, очень сильно походившем на случившееся в Мацумото. Сообщили мне об этом где-то в девять. На всякий случай включаю телевизор — а там все пострадавшие жалуются на острое отравление органическим фосфором. Конкретно: глаза болят, слезы текут, видно плохо, сопли из носа, тошнота… Но этих симптомов мало для диагноза отравления зарином. Бывает, аналогичные симптомы вызывают и отравления другими ядами.
Но случайно показали, как один из пострадавших жаловался на сужение зрачков. Мол, посмотрелся в зеркало и увидел, что зрачки сильно сузились. Вот теперь, сложив все симптомы, можно было говорить об отравлении органическим фосфором, именуемом на языке специалистов — «действие мускарина»[73]. Причем, судя по масштабам причиненного в метро ущерба, это, по-видимому, газ. А раз так, то это химическое оружие на основе органического фосфора — не что иное, как зарин, зоман, табун[74].
Насколько можно было судить по телевизионным новостям, пострадавших было очень много. Уже на тот момент только в больницу Сэйрока увезли около тысячи человек. Вот я и подумал: привези мне внезапно столько людей, не знающих, что с ними произошло, — наверняка бы растерялся. Или, еще хуже, впал бы в панику.
Нам тоже в свое время в Мацумото пришлось нелегко. Когда начали свозить пострадавших, мы предполагали, что причиной всему органический фосфор, и на основе этого предположения начали лечение. Но мы даже представить себе не могли, что это зарин. К счастью, у нас был опыт обращения с органическим фосфором, что позволило спасти тяжелобольных. Вот я и подумал: было бы неплохо поделиться этим опытом с коллегами.
Я сразу вызвал к себе в кабинет психотерапевта и врача «скорой помощи», дал им команду отправить информацию в больницу Сэйрока и другие больницы, куда свозили пострадавших. Чтобы посмотрели по телевизору, какие больницы упоминаются, и отправили туда по факсу всю нужную информацию. Суть ее сводилась к следующему: рекомендуем использовать для детоксикации сернокислый атропин и 2-ПАМ, капельницы и успокоительное диазепам.
Сначала я позвонил в Сэйрока сам. Было это с десяти минут десятого до половины. Дозвониться оказалось невозможно. Набираю номер со своего сотового — вызов пошел. Видимо, разные линии. Я попросил позвать ответственного врача «скорой помощи», сообщил, как желательно лечить, и пообещал отправить дополнительно факс. По идее я должен был пригласить директора больницы и разговаривать только с ним. Но только не в нынешней ситуации, когда объяснить все напрямую врачам «скорой помощи» было куда быстрее. Но почему-то сработал «испорченный телефон». Уже после психотерапевт той больницы говорил мне, что они до одиннадцати переворачивали в библиотеке книги, пытаясь понять, яд это или нет. И это при том, что факс прошел успешно.
Я начал отправлять его в начале одиннадцатого. Мне было необходимо присутствовать на выпускном, поэтому все остальное я поручил двум вызванным мною ранее врачам, а сам уехал из больницы. Как раз на столе в моем кабинете лежал рабочий вариант отчета об инциденте в Мацумото. В нем подробно описывались симптомы отравления зарином, важные моменты лечения. Эту информацию помощники рассылали по факсу. Если подумать, хорошо, что рукопись оказалась вовремя под рукой. Но страниц немало, больниц много. Моим помощникам, видимо, пришлось изрядно попотеть.
Главное, в случае коллективного бедствия важно определить т. н. «триаж» — приоритетность лечения больных. При отравлении зарином начинать нужно с тяжелых. Легких можно оставить в покое, они могут восстановиться и естественным путем. Но если подходить ко всем в порядке прибытия в больницу, не удастся спасти тех, кого можно было бы спасти. Если начать с капельниц для легких больных, то на тяжелых времени не останется. Хотя, не зная обстоятельств, легко впасть в панику только от жалоб больного на глаза. Вот и приходится врачу выбирать, с кого начать: кому тяжко дышать, или у кого не видят глаза. Принять решение в такой ситуации сложно. Ведь самое страшное для врача — растерянность в критическую минуту
Однако обладай врач информацией, и он уже может хладнокровно дать пациенту указания: глаза не видят временно, это непременно пройдет, не переживайте, все будет в порядке, вам желательно успокоиться и отдохнуть. После таких слов ни один клиент в панику впадать не станет. Врачи и медсестры в свою очередь смогут по порядку обработать пациентов.
Есть ли в больницах какие-нибудь реальные инструкции на случай коллективного бедствия, или всему этому обучаются в ходе непосредственной работы?
Нет, не обучаются никак. До инцидента в Мацумото о зарине никто ничего не знал. Хотя триаж, разумеется, преподается на медицинском факультете как очень важное понятие. Например, на широкой территории с центром в Мацумото действует так называемая система «докторская машина». Дежурный врач садится в машину «скорой помощи» и выезжает на место происшествия. На момент инцидента дежурил нейрохирург. Он оказался в вызванной на место происшествия машине. Умело провел триаж. Мертвых оставил в покое, первым делом отправив в больницу тех, кто не мог передвигаться сам, но имел шансы на спасение. Даже это много значит. Вот такой пример.
Когда я вернулся в полдень, беспрерывно надрывался телефон. Информацию требовали из разных лечебных заведений. Ведь пострадавших разместили более чем в ста больницах Токио. Ничего другого в тот день я больше не делал, лишь слал один за другим факсы.
Если бы это был обычный день, а не день выпускного, мы бы наверняка с самого утра, с 8:30, были заняты наплывом работы, и вряд ли узнали о каких-то событиях в Токио раньше обеденного перерыва. И, разумеется, не смогли бы так незамедлительно отреагировать на происшедшее. В этом смысле можно только поблагодарить подобное стечение обстоятельств.
Конечно, эффективнее всего было бы, если б мы передали информацию в Управление пожарной охраны, откуда ее планомерно бы направили на места происшествия. Но, судя по нашему опыту, когда бы это произошло — неизвестно. Директора больницы какого-то там университета Синсю могли просто не принять всерьез. Поэтому в таких экстренных случаях звонок непосредственно на место происшествия — самая быстрая мера. Кстати, мы попытались связаться с Управлением пожарной охраны, но там постоянно было занято.
73
Мускарин — алкалоид, основное ядовитое вещество красного мухомора. Вызывает тяжелые отравления у человека: замедляет биение сердца, усиливает секрецию слюны, слез, пота, сужает зрачки и т. д. — Прим. ред.
74
Зоман — бесцветная жидкость, температура кипения 42°С (при давлении 0,2 мм ртутного столба). Отравляющее вещество нервно-паралитического действия; смертельная концентрация в воздухе — 0,02 мг/л при экспозиции 1 мин. концентрация ок. 2104 мг/л вызывает миоз (сужение зрачка). Табун — бесцветная жидкость, температура кипения ок. 230°С. Отравляющее вещество нервно-паралитического действия; вызывает сильный миоз. Смертельная концентрация в воздухе — 0,4 мг/л при экспозиции 1 мин. — Прим. ред.