К тому времени я уже чувствовал себя ужасно. Такое ощущение, что у меня приступ анемии. Сидеть я не мог и, как только машина тронулась, попросил, чтобы меня уложили.

В больнице[96] провел две ночи. Очень болели глаза — даже тогда, когда я их закрывал, но, лежа на спине, я чувствовал себя немного лучше. Если во время сна поворачивался на бок, начинали сильно болеть глазные яблоки. Приходилось звать сестру, и она губкой протирала мне глаза, говоря при этом, что лежать на боку с закрытыми глазами мне нельзя. Когда вставал, начинала страшно болеть голова — настолько, что не мог ходить в туалет. Поэтому в первый день пользовался «уткой».

Хотя и на третий день мне было скверно и во всем теле чувствовалась слабость, результаты анализов были неплохие, и меня выписали. Дело в том, что я, хоть и лежал в больнице, никакого лечения не получал. Вот я и подумал, что лучше вернусь домой и хорошенько отосплюсь.

В тот момент мне как-то полегчало. От станции я взял такси и вернулся домой. Что ни говорите, во мне сильно чувство преданности фирме, и я собирался на следующий день идти на работу. Поэтому в тот вечер пораньше лег спать, и когда, встав утром, стал умываться, резко почувствован тяжесть в голове. Прямо на глазах ухудшалось самочувствие, появилась тошнота — в общем, я даже не могу описать свое состояние.

Поэтому ничего не оставалось, как снова лечь в постель. Как только лег, состояние улучшилось, но стоило закрыть глаза, как они начинали болеть. С полузакрытыми глазами пытался смотреть сумо по телевизору. Как только вставал с постели, секунд через десять самочувствие резко ухудшалось. И так продолжалось четыре дня. Было очень тяжело, просто ужасно. Случись такое на войне, лучше бы меня убили. Было бы легче просто получить пулю. Вероятно, газ был довольно сильный (горько усмехается).

В следующий понедельник пошел на работу, хотя чувствовал себя по-прежнему плохо. Однако с полпути пришлось вернуться домой. Такое состояние длилось пять-шесть дней. Сейчас не могу сказать, что болит в каком-то определенном месте. Иногда першит в горле, но от зарина или нет, я не знаю. Анемия меня особенно не беспокоит, хотя ее признаки еще остались. Но все это связано с общим старением организма, поэтому бывает трудно выявить истинную причину.

Асахара должен быть казнен. О чем вообще он думал? Такое непозволительно для человека. У меня нет желания наблюдать за судом — это лишь выведет меня из себя. Есть люди, которые говорят, что к ним надо применить закон о подрывной деятельности, но я хочу сказать: посмотрите на тех, кто пострадал, подумайте о тех, кто погиб, о том, каково приходится их родственникам. Есть даже люди, которые сочувствуют этим негодяям. Этого нельзя позволить. Законы создаются для людей, а у них нет человеческих чувств, поэтому они — не люди. Я хочу, чтобы с ними покончили как можно скорее.

Родился в городе Отитами префектуры Сайтама. Четыре года назад, женившись, переехал в город Сока. Работает в фирме по продаже оргтехники. Сам Канэко-сан занимается техническим обслуживанием копировальных машин в районах Кодэмматё и Бакуратё. Здесь расположено много мелких фирм и офисов, и на него одного приходится около 150 копировальных машин. Его мобильный телефон с утра до вечера разрывается от звонков с заказами от той или иной фирмы, так что свободной минуты у него практически никогда не бывает. И сегодня во время интервью он сказал, что во второй половине дня обещал посетить клиента, но до него еще не дошел. Я даже смутился, что уговорил его на беседу — при такой-то занятости. Вместе с тем он жаловался, что иногда ходить к клиентам бессмысленно — машины плохо работают просто потому, что их неправильно эксплуатируют: неправильно подключают питание, не протирают стекло, из-за чего страдает четкость, и т. п.

На его лице написано врожденное добродушие. О себе он сам говорит, что по природе оптимист и не думает плохо об окружающем мире. О его искренности и доброте говорит тот факт, что он один до конца оставался рядом с человеком, который упал на платформе станции Кодэмматё. Однако за это поплатился тем, что тяжело заболел. Целый месяц страдал от последствий отравления, почти не мог спать ни ночью, ни днем. Вдобавок его заподозрили как одного из исполнителей преступления, и даже писали об этом в газетах. Полное невезение. Однако он сам говорит: «Но к счастью, мне удалось немного помочь».

Инцидент произошел в понедельник 20 марта. До этого я получил недельный отпуск и с женой мы провели его на острове Гуам. Наша фирма по случаю десятилетнего юбилея предоставила всем сотрудникам пятидневный отпуск и выдала по 100 тысяч иен как «семейный бонус», чтобы мы могли хорошенько отдохнуть всей семьей.

Хорошая же у вас фирма.

Это правда, но обычно мы так много работаем, что не получаем даже того, что нам положено, например — за сверхурочную работу (смеется). Во всяком случае, мы спокойно провели там время, хотя отдыхом это не назовешь: рано вставали, много ездили, делали покупки, в общем — были заняты.

В субботу мы вернулись в Японию, в воскресенье один день отдохнули, а с понедельника опять на работу. Это хорошо — неделю спокойно отдохнуть, освежиться, однако так не хочется идти снова на работу с чувством: «жаль, что отдых уже закончился» (смеется).

В тот день я вышел из дома минут на десять раньше обычного. В 7:50 сделал пересадку на Кита-Сэндзю. Почему я вышел раньше? Во-первых, у меня с собой были подарки, и в самый час пик с ними было бы очень неудобно. Поэтому я подумал, что если выехать пораньше, давка не будет такой сильной. А во-вторых, после недельного отпуска я должен был немного раньше приехать на работу, чтобы привести в порядок дела. Что касается подарков, то они обычные, что всегда привозят из-за границы: виски и так далее. Но все равно после инцидента все это конфисковала полиция.

Поезд остановился между станциями Акихабара и Кодэмматё, и по радио прозвучало объявление: на станции Цукидзи произошел взрыв газа, поэтому после Кодэмматё поезд дальше не пойдет. Вскоре поезд тронулся и подошел к платформе станции Кодэмматё. Я ехал в третьем вагоне с головы.

Когда открылась дверь, и я вышел из вагона, то увидел прямо перед собой сидящую на скамейке женщину с опущенной головой. Лица я не разглядел, но, похоже, молодая. Рядом сидела другая женщина и, судя по всему, участливо спрашивала, как та себя чувствует. Я подумал, что у нее, возможно, приступ анемии.

Идя по платформе дальше, я увидел лежавшего на спине пожилого мужчину, по виду — служащего. Я подумал, что у него приступ эпилепсии, и кто-то, шедший со мной рядом, тоже высказался в таком духе. Если бы я не останавливался, наверное, ничего бы со мной не случилось, но я остановился и внимательно посмотрел на этого мужчину. Как раз тут у меня в руке оказалась шариковая ручка, и я засунул ее ему в рот, а затем достал платок.

Канэко-сан, это была ваша шариковая ручка?

Нет, вероятно, кто-то дал мне ее. Я сбоку вставил ее в рот лежавшему человеку, а затем сунул ему платок. Нет, кажется, сначала засунул ему в рот платок. Сначала вокруг стояло человек пять, потом они все ушли, и я остался один. Подошел дежурный по станции, и кто-то сказал ему: вызовите «скорую помощь», — а он ответил: «скорой помощи» уже нет. Не взволнованно, а как-то совершенно равнодушно: уже нет.

Хотя вот так просто было сказано: «уже нет», — я не понял смысла, поскольку совершенно не знал, что здесь произошло. Смирившись, что «скорая», видимо, не приедет, я простоял так еще минут десять — посмотреть, не улучшится ли его состояние.