Владимир Мальков
ПЕСНЯ
Смолкает парк. Уснули клены,
Луной помечен влажный лист.
А в глубине темнозеленой
Еще играет баянист.
Поет баян. Златые горы
Кому-то ласково сулит.
А ночь светла, а тихий город,
Как будто дремлет, но не спит.
Вот потихоньку песню кто-то
Повел, как тоненькую нить.
Девичий голос звал кого-то,
Грустил и спрашивал, как быть.
Просил с тревогой и печалью,
Немедля требовал ответ.
— Ах, где ты там за дальней далью,
Скажи, вернешься или нет?
И тот, кто шел в ту ночь со смены,
Услышав песню, замолкал.
Казалось все обыкновенно.
Но каждый думал и вздыхал.
А песня билась и взлетала,
И тихо падала, скользя.
И слов в той песне было мало,
А повторить ее нельзя.
Николай Махновский
НА ПЛОТАХ
Плоты тянулись… Пахло гарью,
Разбухшей горькою корой.
И от предгорий Зауралья
Повеял ветерок сырой.
Сверкало искристое пламя
Вдали, похожее на медь.
Костер шумел, махал крылами,
Желая, видно, улететь.
ХУДОЖНИК
На селе весна. Из школы
Малышок спешит домой.
Рядом речка, дальше — поле
Тонет в дымке голубой.
Вот и дом. Скорее к маме:
— Я купил карандаши.
Вот они, гляди-ка, мама! —
Мать сказала: — Хороши! —
Красный, синий и зеленый,
Желтый, черный, голубой,
Их в коробочке картонной
Сын держал перед собой.
Он на стуле примостился,
Стал картинку рисовать,
Целый час сидел трудился…
И взяла рисунок мать.
Весь из черточек и пятен,
Разноцветный и чудной.
Он, наверно, был понятен
Только матери одной.
Лента синенькая — речка,
Рядом с ней — зеленый сад,
А у дома, на крылечке,
С мамой вместе младший брат.
Небо тоже было синим,
В поле красные цветы.
Рассмотрев рисунок сына,
Мать спросила: — Где же ты?
И у речки нет, и в поле,
И в саду зеленом нет…
— Я сегодня, мама, в школе! —
Мать услышала в ответ.
Константин Мурзиди
ЖЕНА
Памяти Владислава Занадворова
О деле мужском, о войне
Писал ты трехлетнему сыну.
Ты в мальчике видел мужчину
И девочку видел в жене.
Ты девочке милой писал,
Что не к чему плакать отныне;
А то, что тревожит — мужчине —
Трехлетнему сыну сказал.
Когда-нибудь, лет через пять,
Как только он школьником станет,
Она эти письма опять
Из черной шкатулки достанет.
На стопку тетрадей и книг
Солдатские письма положит,
Решив, что и в книгах без них
Твой сын разобраться не сможет.
…Прошел ты в атаке ночной
Последней своею долиной,
И девочка стала женой,
Чтоб вырастить сына мужчиной.
1943 г.
УЛИЦА ПУШКАРЕЙ
Мне сказали: первая примета —
Тополя на страже у дверей…
Не пойму я — эта ли, не эта
Улица уральских пушкарей.
Пробираясь берегом речушки,
Я припомнил все, что с детства знал:
Груды ядер и, конечно, пушки,
Как всегда, у входа в арсенал.
И повсюду плиты броневые,
Шаг за шагом гулкая земля.
Но стоят столетние, кривые
У крылец на страже тополя.
Ничего, должно быть, не замечу,
Не найду ни пушки, ни ядра…
В сумерки выходят мне навстречу,
Видимо со смены, мастера.
Если повидать тебе охота
Улицу уральских пушкарей,
Ты пройди дорогою похода,
Полем боя мимо батарей.
Высота ли встретится, долина,
Верный след повсюду ты найдешь.
Если не устанешь, до Берлина
Ты по нашей улице дойдешь.
Мы стоим за теми же станками,
Где рассвет нас памятный застал,
Но теперь под нашими руками
Не суровый — ласковый металл.
Ты не удивляйся, что смогли мы
Стольких пушек выточив стволы,
Хрупкий винтик трогать без нажима,
Малых гаек чувствовать углы.
Но прикажут — не заметишь даже:
Поведем где следует рукой,
И деталь, как будто бы все та же,
Повернется — станет не такой, —
Эта бровка что-нибудь да значит,
Луч по ней быстрее заскользит.
И деталь блестит уже иначе:
Больше не ласкает, а грозит.
Вот и догадайся по высоким
Тополям на страже у дверей,
Что пришел ты к истинным истокам
Улицы уральских пушкарей.
1946 г.
