«Или тебе просто наплевать», — подумал Куинн, с улыбкой рассматривая гостя. Вслух он осведомился:

— Вы хотели меня видеть, профессор? Переговорить с глазу на глаз?

— Не совсем, господин Куинн. Если меня не подводит память, я лишь предложил встретиться с вами в медицинском отсеке.

— Одно вытекает из другого, разве нет?

— Не совсем, — повторил с учтивой улыбкой профессор. — Я хочу убедиться, что вас устраивает наш своеобразный лазарет. А где говорить об этом, как не здесь?

Куинн вежливо кивнул, словно принял объяснение.

— Специалисты из организационно-стратегического центра миссии хорошо потрудились, профессор. Конечно, ждать чудес от медотсека «Гериона» не приходится, однако здесь есть все необходимое для оказания первой помощи, имеется оборудование для хирургического вмешательства, для работы с переломами и ушибами. Существует дефицит физраствора и крови для переливания, однако лучше синица в руках…

— Любопытно, господин Куинн. Так вам всего хватает?

— Почти. Знаете ли, с лапаротомией, скажем, нас могут выручить аберранты. Правда, в этом случае пострадавшему скорее понадобится помощь людей полковника Каравценко, чем моя.

— Вас смущает полковник, — с пониманием покивал Орлов.

Куинн технично сделал вид, что не расслышал.

— Чего мне может недоставать, — продолжал он, — так это санитаров и ассистентов. У нас тут найдутся разные носилки для клиентов разной степени тяжести, и санитарами, надеюсь, смогут выступить сопровождающие нас бойцы. Но вот с ассистированием во время операции едва ли кто-нибудь справится.

— Прощу прощения, я могу называть вас по имени?

— Можете, профессор.

— Прекрасно, Стивен… Выразительное имя… Если я не ошибаюсь, — мягко, насколько позволял его рокочущий бас, заметил Орлов, — если я не ошибаюсь, старший лейтенант Котин — медик в подразделении Службы городской очистки. Ту же роль в своем отряде играл и сержант Сарин.

При упоминании погибшего надзирателя, мягкая улыбка профессора не изменилась ни на йоту. Не поменялось выражение мягких глаз за крошечными очками-половинками. Куинн не знал, на предмет чего прощупывает его научный руководитель миссии, но решил не поддаваться на провокации. Его это не касалось.

— Все верно. Признаться, я надеюсь на лейтенанта. Впрочем, — внезапно рассмеялся врач, — есть в нашем положении и нечто успокаивающее.

— Любопытно, — хмыкнул Орлов.

— Видите ли, работа при штабах по чрезвычайным ситуациям, которой я посвятил несколько лет жизни, во многом схожа с трудом военно-полевых хирургов времен до Заражения. Во главе ее угла лежит сортировка. Поступающих людей нужно все время сортировать. На эвакуацию, на госпитализацию, на перевязку, на операцию. И всюду, куда ни погляди — очереди. Первая, вторая…

Орлов рассмеялся. Медленный глубокий звук растекся по помещению и затопил его, словно горная лавина.

— Ощутимая часть моей работы, Стивен, связана с выбиванием грантов, так что я понимаю эти ваши… очерёдные, если позволите, ощущения.

— Действительно. Очереди везде. В моем деле все зависит от общего состояния клиента, степени повреждений, сроков поступления, загрузки материально-санитарной базы или госпиталя. И, конечно, от санитарно-тактической обстановки.

— Любопытно.

— Здесь же, — Куинн потеребил бакенбард, с теплотой взглянул на борт «Гериона», — здесь же ничего подобного не предвидится. Пострадавший, если я смогу ему помочь, будет сразу доставлен сюда. А отсюда ему два выхода: в кают-компанию к остальным, или — в мешок.

— Вы ведь не вполне к этому привыкли, Стивен, я не ошибаюсь? — Орлов поправил очки-половинки, взглянул поверх них. — Экспедиция, долгий полевой выход?

— Никто к этому не привык, профессор.

— Да, но обычно вы трудитесь час, два, пять. Даже несколько суток. Зная, притом, что когда-нибудь все это кончится, вы повесите грязный передник, снимете халат, переоденетесь в шикарный костюм и отправитесь куда-нибудь в город, верно? Не смущайтесь, однако я привык видеть подобных вам людей в городском балетном театре имени Юлии Зорькиной или на благотворительных вечерах Пьера Каванни.

— Тогда удивительно, что мы с вами там не встретились, профессор. Ведь и вы больше привыкли к фраку, чем к костюму химзащиты.

Орлов снова добродушно засмеялся.

— Действительно, Стивен, вы весьма проницательны. Мы с вами одного поля ягоды. Боюсь, между нами говоря, что остальные участники экспедиции — весьма пресная компания.

Куинн промолчал. Он знал, что по его улыбке нельзя ничего прочитать.

— Стивен, — Орлов сделал несколько шагов вперед. Хирург был моложе и прекрасно сложен, но мощная квадратная фигура профессора буквально нависала над ним. — Стивен, я не желаю оскорбить ваш интеллект. Вступление к нашей беседе оказалось весьма деликатным, однако, уверен, вы понимаете, что я хочу поговорить о серьезных вещах.

Куинн перестал улыбаться, его взгляд — все еще вежливый — стал жестче.

— Мне бы хотелось, профессор, — медленно произнес он, глядя в поблескивающие очки-половинки, — чтобы наша беседа ограничилась болтовней о светской жизни. Я вас уважаю, и жду в ответ того же.

Орлов наклонил тяжелую голову, с любопытством рассматривая доктора.

— Прошу прощения, Стивен, но разве я вас чем-то оскорбил?

— Оскорбите, если выложите то, с чем пришли.

— Любопытно. И с чем же я, по-вашему, пришел?

— С предложением, — вздохнул Куинн. — Профессор Орлов, нужно быть слепым или от рождения недалеким человеком, чтобы не понять, что происходит. Состав экспедиции поделен на три части. С одной стороны — полковник Каравценко, до боли не желающий рисковать. С другой — вы. А между вами — Аллерсон, из кожи вон лезущая, чтобы не допустить склок и разборок, пытающаяся всех уберечь и за всеми поспеть. Тяжелая ноша для тридцатилетней девушки, которой вы пытаетесь манипулировать.

Орлов молчал. Его спокойное благородное лицо не выражало ничего.

— Похоже, — продолжал Куинн, — я единственный участник экспедиции, не втянутый ни в какие политические и межведомственные разборки. Не злитесь на меня, профессор, я понимаю: вы пытаетесь перетянуть на свою сторону как можно большее число людей. Однако я вам не нужен. Я нейтрален. Я прибыл сюда, чтобы тихо-мирно делать свое дело. Лечить. Исключительно.

— Любопытно, — Орлов серьезно кивнул, помолчал. — Вы сказали, Стивен, что стороны три. Полковник Каравценко не хочет, по вашим словам, рисковать. Госпожа Астрид пытается нас всех сберечь. А чем занимается третья сторона? Та, которую, если верно вас понял, я возглавляю?

— Что будем делать с собакой, профессор? — внезапно спросил Куинн.

Орлов удивленно нахмурился.

— С собакой?

— С собакой. Пока вас с полковником не было, в кают-компании состоялся весьма оживленный разговор. Полагаю, после ужина Аллерсон озвучит свое решение по части дальнейшей судьбы животного. По-вашему, что нужно сделать?

— Едва ли здесь уместны размышления об альтернативах, Стивен, — Орлов покровительственно улыбнулся. — Кроме того, я уже имел удовольствие обсудить этот вопрос с научным персоналом экспедиции. Собака будет усыплена, препарирована и изучена.

Куинн долго молчал. Он больше не пытался казаться любезным, лицо вытянулось, глаза сузились. Но когда доктор заговорил, голос его оставался спокойным.

— Я провел тысячи операций, профессор. Разной степени тяжести, разные по продолжительности. Они научили меня никогда не судить с уверенностью ни о чем, что касается жизни. Порой удается вытащить с того света человека, которого коллеги считают безнадежным. А иногда самый заурядный случай, не обещающий никаких осложнений, человека убивает. Я не знаю, что играет здесь свою роль: сила воли пациента, божественное вмешательство или стечение обстоятельств, но в одном уверен наверняка: жизнь это нечто большее, чем сухое определение и колонки цифр. И если я — специалист по спасению жизней — далеко не всегда могу эту самую жизнь спасти, то, убежден, и забирать ее без зазрения совести тоже не стоит.