Выкурив сигарету, Юбер постоял на месте еще некоторое время, а потом подошел к ребятам с автоматами наперевес, образовавшим кольцо вокруг крестьян, толкущихся на месте и верещавших. Шум стоял неимоверный, пришлось перекрикивать.

— Нужно тщательно проверить дома. Ищите оружие и средства связи. Возможно, у кого-то есть рация. Наизнанку можете все переворачивать. На это — добро. — Обернулся к Себастьяну. Как это часто с ним случалось, когда нужно — вспомнил фамилию: — Озьер, вы мне нужны!

Метис, стоявший среди солдат, не пропускавших людей, двинулся к Юберу.

— Мне нужно допросить их. Будете переводить.

- Слушаюсь, господин подполковник!

Лионец перевел дыхание и глянул на толпу. Жалкое зрелище. Все одинаковые. Матери, прижимающие детей к своим телам, хмурые мужчины. Галдящие старухи. Все на одно лицо, он их не различал. А сам — испытывал смертельную усталость. Целый день сюда добирались, и теперь хотелось есть, растереть больную ногу настойкой мадам Турнье и завалиться спать — было слишком жарко, чтобы переносить это бодрствуя.

— Заставьте их замолчать, — мрачно сказал он, вновь оглядывая не желавшую угомониться толпу.

И вслед за его словами Озьер выпустил в воздух автоматную очередь. Леденящий кровь ужас затопил изумрудную долину меж гор, пока Юбер наблюдал за обезображенными страхом узкоглазыми лицами. Стало тихо. И вновь слышны свист ветра и шевеление травы и чайных листьев.

— Нам нужен Ван Тай! — прогромыхал подполковник, разрушая эту наступившую тишину и мешая главенству ветра. — Мы пришли найти Ван Тая и его банду! Он похищал и убивал наших сограждан, преступил все наши законы и должен понести наказание! Те из вас, кто поддерживают его, — тоже преступники. Мы сожжем ваши дома, а вы — отправитесь в тюрьмы! И радуйтесь тому, что вас будут судить, а не расстреляют на месте! Пощады не ждите! Мы пощадим лишь тех, кто нам поможет! Среди вас наверняка есть люди, которые знают, как разыскать Ван Тая? Так? Времени у вас — час. Покуда мы досматриваем ваши дома, вы можете думать! Когда будет осмотрен последний — я подойду к каждому и каждого спрошу! Пощады не будет, слышите? Лучше говорите правду! Мы ждем от вас правды ради вашего же блага!

Юбер замолчал. Он говорил отрывками, и между выкриками в толпу ему вторил переводивший Озьер. Сейчас оставалось несколько секунд, пока он договорит последнюю фразу. И онемевшие люди, вряд ли что видящие и слышащие прямо сейчас, на мгновение застынут живыми изваяниями, а потом взорвутся стенаниями. Потому что среди них и правда едва ли кто хоть что-нибудь знает.

Он не стал досматривать до конца. Развернулся и направился прочь, на ходу бросив: «Капрал Кольвен, идите за мной!»

Кольвен поспешил следом. Юбер достал следующую сигарету. И теперь устало крутил в руках зажигалку.

— Будете? — предложил он капралу, подоспевшему к нему, и кивнул на портсигар. — Хорошие. Здесь таких не достать.

— Нет, благодарю, — сдержанно ответил тот.

— Где вы ночевали тогда? Помните?

— Конечно. Такое не забыть. В доме старейшины, — Кольвен кивнул в сторону, и Юбер уткнулся взглядом в большую хижину — единственную с черепичной крышей среди прочих, убогих крыш. У нее было высокое крыльцо и, как многие дома здесь, она стояла на бревенчатых подпорах прямо над водой среди высоких растений. Когда начинается сезон дождей и река, текущая в долине и питающаяся от снегов и горных источников, разливается, только эти подпоры и спасают жителей от потопления.

— Почему ее не сожгли? — хрипло спросил Юбер. — Твою мать… почему вы ни черта тогда не сделали, Кольвен? Почему все эти люди живут так, будто бы ничего не случилось? Почему никто ничего не расследовал!

— Мы успели уничтожить несколько домов, господин подполковник. Потом вьетнамцы напали второй раз, мы их отпугнули, но оставаться еще дольше не рискнули. В доме никого уже точно не было. Когда мы с Аньес… с де Брольи… выходили, там только трупы оставались. Гора трупов.

— Черт… — что еще можно было на это сказать? Предъявлять обвинения в халатности мальчишке, который даже солдат не настоящий? Фотографу? Смешно! Юбер скрежетнул зубами и направился к указанному дому. Кольвен увязался за ним. Вокруг сновали его люди, вытряхивая из хижин вещи крестьян, выворачивая наружу все, вплоть до еды.

Анри поднялся на крыльцо и толкнул дверь. Та со скрипом подчинилась. Он шагнул внутрь. Внутри было мертво.

— Покажите мне комнату, в которой вы тогда ночевали. Я хочу посмотреть.

Кольвен, стоявший за его спиной, кивнул, но сообразив, что подполковник не видит, прочистив горло, проговорил:

— Да, идемте.

И направился по коридору, рассказывая, где и как лежали трупы. Впрочем, мог и не уточнять. Темные пятна на дощатом полу и циновках свидетельствовали об этом лучше любых слов. Юбер же молчал. Слушал и молчал, продолжая гонять из одного угла рта в другой сигарету и пожевывая ее кончик.

Затяжка. И дырявые легкие наполняются дымом. Таким же благословенным, как это место. В его силах сделать его про́клятым, пусть то будет последнее, что он сотворил на земле.

По меркам местного населения этот дом был богатым. Как ни странно, его не растащили — похоже, все оставалось ровно так, как было, когда здесь жила семья. Мебель настоящая, не самодельная. Шкаф с посудой. И даже часы на стене. Все осталось. Когда они дошли до комнаты, в которой ночевали фотографы, Юбер некоторое время молчал, разглядывая помещение.

— Она спала на кровати или в гамаке? — спросил он.

— На кровати, конечно. Не мог же я упаковать эту дурёху в гамак после такого дня, — вдруг улыбнулся Кольвен. — Де Брольи была так измотана дорогой, что просто завалилась на простынь и заснула. У нас был хороший вечер.

— Ей было интересно?

— Смею надеяться, что да.

— Уже что-то, — ухмыльнулся Юбер. Хоть где-то она нашла место, в котором ей интересно. Дурочка. Мятущаяся душа. Отражение его. Он резко обернулся к Кольвену и бесстрастно проговорил:

— С этого дома можно начать прямо сейчас. Здесь жили преступники, коммунисты. Облить бензином и сжечь. Этим, — он кивнул к двери, имея в виду крестьян, — будет полезно в качестве устрашения. Ясно?

— Так точно, господин подполковник.

— Возьмите помощника и приступайте.

И после этого Лионец круто развернулся и пошел прочь, к выходу, на крыльцо. Докуривал уже на улице и чувствовал, как ветер касается его лица. Стянул с головы кепи, подставляя волосы. И так ему казалось, что он хоть немного остывает. Впрочем, вранье. Внутри черепа горело.

Он сбежал по ступенькам вниз и направился назад, к своим людям. На пути встретил командира отряда из Тхайнгуена, присоединившегося к ним. Молодой, крепкий, розовощекий. Энергия у него била через край, как и собственное мнение, но, к слову, далеко не всегда лишенное оснований. Голова у парня на плечах имелась, пока не снесли снарядом. Голову снесут через несколько недель на высокогорье. Ни один из них об этом еще не знает.

— Дома осмотрены, господин подполковник. Найдены пара ножей, французские, Дук-Дук[1], старые. Больше ничего интересного.

— Выяснили чьи ножи?

— Так точно!

— Отлично. Я хочу поговорить с ними.

— Да они не скажут ничего. Это старики. Со стариками бесполезно разговаривать, дураками прикидываются. Да вы и сами понимаете — было бы оружие хоть японское, трофейное… Уже зацепка. А так — будут рассказывать, что у солдат купили.

Он был прав. Здравый смысл на его стороне.

Но такая правда Юбера не устраивала.

За его спиной Кольвен орудовал с одним из солдат, обливая дом горючим. Запах начинал отравлять пьянящий воздух долины. Вместе с ним меж гор разносился обреченный плач.

— Хорошо. Тогда будем допрашивать всех, — кивнул Юбер и снова уверенно двинулся к несчастным вьетнамцам, которые, завидев его, как-то разом заохали, зашевелились, прекрасно понимая, что последует за его возвращением к ним. Убой.

Солнце медленно, но верно двигалось к закату. Ночь обещала быть тяжелой. Огненной обещала быть эта ночь. Легкие деревянные хижины сгорят быстро. Полыхать будут все они в своем собственном аду. Где жарко, душно и пахнет смесью растений и гари.