— Должно быть, миллионерша, — заметил Стивенс, — если только эти цифры означают деньги. Заметьте эту цифру! — Он указал пальцем на один из итогов. — Ведь это почти биллион.

— Семьсот пятьдесят тысяч, — ответил Альдос.

Он думал о слове «фунты». Она вовсе не была похожа на тех англичанок, с которыми он встречался. Он сложил аккуратно листок бумаги и положил его себе в карман. Стивенс смотрел на него с серьезным видом.

— Прежде чем отправиться с экскурсией к Злому озеру, я хотел бы дать вам маленький совет, — сказал он. — Лучше бы вам уехать отсюда. Биль Куэд никогда не простит вам этой обиды. Кроме того…

— Что еще?

— Мой сынишка кое-что подслушал. Вы очень хорошо к нему относились, когда я лежал в больнице, поэтому я не должен от вас скрывать ничего. Нет еще и часа, как мой мальчуган стоял около его палатки и слышал, как Биль Куэд разговаривал со Слимом Баркером. Насколько я мог понять из слов сынишки Куэд не отступится от этой дамочки Ни за что. Он ведь алчный на этот счет. Он сказал, что не пожалеет и десяти тысяч долларов, чтобы держать ее в своих руках. А почему мальчишка прямо от Куэда прибежал ко мне, так это потому, что Биль сказал Слиму, что первым делом примется за вас. А сам приказал Слиму немедленно же отправляться вслед за девушкой к Желтой Голове.

— Черт возьми! — воскликнул Альдос, хватая его за плечо. — И он это сделал?

— По крайней мере, так рассказал мне мальчуган.

Альдос немедленно поднялся на ноги. Беззаботная улыбка заиграла у него на губах. Немногие знали, что когда у него появлялась такая улыбка, то в такие моменты он был опасен.

— Ваш сынишка, без сомнения, прав, — сказал он, поглядев на Стивенса. — Но я совершенно уверен, что эта молодая дама может вполне позаботиться о себе сама. У Куэда очень плохие нервы, если он послал за нею Слима. Слим может нарваться на брата или На мужа,

Стивенс пожал плечами.

— Да мне все равно, — сказал он. — Я думаю не о даме, а о вас.

— А не лучше ли было бы сообщить полиции об этих его угрозах? — спросил Альдос, глядя через реку и стараясь придать веселое выражение своим глазам.

— Черт с нею! — огрызнулся Стивенс.

А затем он разулся и поднялся на ноги.

— Послушайтесь моего совета, — сказал он, — уезжайте отсюда! Что же касается меня, то я во что бы то ни стало начну теперь же переправляться через эту проклятую реку!

Он зашагал по направлению к своим лошадям, с ожесточением жуя свой табак. Некоторое время Альдос простоял в нерешительности. Он с удовольствием присоединился бы к этим пяти или шести туристам, которые теперь с беспокойством прохаживались невдалеке от пасшихся лошадей. Но Стивенс некстати предупредил его об ожидавшей его опасности. Он подумал о своей избушке и о неоцениваемой ни на какие деньги своей последней многомесячной работе, о своей рукописи. Если Куэд попытается все это уничтожить…

Он скрестил на груди руки и не спеша отправился к себе домой.

«Изъять из обращения» врага — было одним из излюбленных приемов мести у Куэда. Альдос уже слышал об этом. Он знал также, что Куэд так умел прятать концы в воду, что даже полиция становилась в тупик.

Этот самый Биль Куэд заинтересовал Альдоса еще с самого начала. Он узнал доподлинно, что Куэд и Кульвер Ранн, его сотрудник у Желтой Головы, представляли собой силы, с которыми приходилось считаться вдоль всей линии железной дороги. Это были два самых главных представителя подпольных работников, которые держали в руках всех отъявленных жуликов и негодяев от Миэтты и вплоть до самого форта Джорджа. Альдосу пришлось встретиться однажды с Кульвером Ранном. Он показался ему спокойным, вполне приличным человеком лет сорока, а между тем это был один из самых отъявленнейших негодяев, какие когда-либо действовали в Западной Канаде. Альдосу рассказывали, что этот Ранн представлял собой действительно замечательно сообразительную голову и что оба они, Куэд и Ранн. какими-то сомнительными путями уже заработали чуть не полмиллиона. Но Альдосу угрожала теперь опасность от одного только Куэда, и он стал обдумывать предостережение Стивенса и мысленно его за это поблагодарил. С чувством облегчения он возвратился к себе в хижину и нашел там все в порядке. Он всегда оставлял у себя копии со своих рукописей, когда печатал их на машинке. Все эти копии он собрал, уложил в железный сундучок и закопал его в кустах под большим бревном.

— Теперь приходи, Куэд, — усмехнулся он про себя, и в его голосе прозвучала торжествующая нотка. — Сколько припоминаю, я еще никогда так не волновался, как сейчас, и если ты захочешь пошутить, то это действительно будет настоящая шутка!

Он вернулся за убитыми куропатками, сел на корточки у куста на самом берегу и стал их ощипывать. Он почти уже заканчивал, когда вдруг услышал громкие крики. Со своего места он мог видеть реку до самого брода. Стивенс вгонял в реку всех своих лошадей. Альдос увидел, как они погрузились в воду, подняв высоко головы, и как с трудом стали пробиваться к противоположному берегу. Он вскочил, бросил своих куропаток и в удивлении стал смотреть.

— Ну, что за дурак! — проговорил он.

Он предвидел трагедию еще раньше, чем она началась. Каменистая отмель на той стороне реки, куда лошади могли бы выплыть, находилась еще в ста саженях ниже. Три или четыре наиболее сильных лошади, выбиваясь из сил, направились именно туда. Другие сбились в кучу и в своих отчаянных усилиях ничего не могли поделать и их все далее и далее относило назад. Затем наступил роковой момент. Кобылу и ее ржавшего жеребенка отнесло в самый водоворот. Альдос увидел этого жеребенка, поднявшего высоко кверху голову и плечи, когда его несло, точно щепку, вниз. Холодная дрожь пробежала по всему его телу, когда он услышал жалобное ржание матери, крик, полный пафоса и отчаяния, почти такой же, как и у человека. Он понимал его значение. — «Подожди, я сейчас… я сейчас!.. « — казалось, кричала жеребенку кобыла. И Альдос видел, как она окончательно выбилась из сил и как ее понесло в самую пучину, причем она ни на минуту не отрывала глаз от жеребенка. Позади нее высовывались из-под воды другие головы, вертелись во все стороны, и в следующий момент весь табун поплыл на произвол судьбы к своей погибели.

Альдос почувствовал, как закружилась у него голова. Но зрелище околдовало его, и он продолжал смотреть. Он думал теперь не о самом Стивенсе и не об его потерях, а о том, что теперь будет с табуном, которого относило прямо на камни. Он стоял, бледный, скрестив на груди руки около бурлившей у его ног воды и проклинал свое бессилие. До него уже доносились последние крики погибавших животных. Он видел, как они утопали одно за другим. Из белой пены, скопившейся около громадного утеса, о который со всей силой ударялась река, вдруг выскочила одна лошадь целиком, точно ее подбросило что-то снизу, и вновь погрузилась в воду. Последняя лошадь утонула, когда Альдос поднял глаза вверх по реке и посмотрел на берег. Здесь, в течении, которое огибало скалы, все еще виднелись плечи и высоко поднятая голова! Это оказался еще барахтавшийся в воде жеребенок. Каким чудом он уцелел, это уже не интересовало Альдоса. Еще саженей двадцать ниже — и жеребенка постигнет та же судьба, что и всех лошадей. На полпути к этому месту, вдоль по течению, Альдос заметил упавший ствол дерева, нависший над рекой на пятнадцать или двадцать футов. Альдос помчался к нему, как стрела. Он вскарабкался на него, лег на него плашмя и свесился над водой. В крайнем возбуждении он позабыл об угрожавшей ему опасности. Был только один шанс из двадцати, что жеребенка понесет именно под этим деревом. И его все-таки понесло. Альдос напряг крайнее усилие и схватил его за ухо. Но тут же у него и похолодело под сердцем. Не выдержав двойной тяжести, ствол крякнул и стал подаваться вниз. Но он все еще каким-то чудом сдерживал обоих, и Альдос еще крепче вцепился жеребенку в ухо. Фут за футом он стал пятиться по стволу назад, пока, наконец, не вытащил жеребенка из воды совсем.

Вдруг его кто-то окликнул. Позади него раздался голос, который он узнал бы из десятков тысяч других женских голосов: милый, сладкий, дрожавший от волнения.