Итак, в пятницу утром, прекрасным ярким утром, необычным даже для начала июня, когда я спокойно ехал вдоль Соумил Парквей Ривер в седане, я не волновался, поскольку мисс Энн Тендер проверял Сол. Если бы понадобилось, он мог бы узнать, где и во сколько она завтракала семнадцатого января, независимо от того, помнил ли кто-нибудь об этом или нет, не возбуждая при этом ни в ком любопытства и не устраивая суматохи.

Было 10.35, когда я заехал на бензоколонку на окраине Махопака, подошел к парню, мывшему ветровое стекло машины и спросил, не знает ли он, где живет мисс Эллен Тензер. Он ответил, что не знает, но может быть знает босс. Я разыскал босса, который оказался вдвое моложе своего помощника. Он знал, где живет Эллен Тензер, и объяснил, как туда добраться.

Первый поворот у церкви соответствовал его объяснениям, но через милю была развилка, о которой он не упомянул. Я выбрал дорогу наугад и через милю подъехал к мосту, о котором молодой босс говорил. Через полмили слева я увидел ее почтовый ящик и свернул на узкую подъездную аллею к дому. Бумажный пакет с комбинезоном я оставил в ящике для перчаток.

Я огляделся – со всех сторон был лес. На мой взгляд – чересчур много деревьев, расположенных слишком близко к дому. Одноместный гараж был открыт, и в нем стояла машина. Гараж соединялся с одноэтажным домиком белого цвета. Краска казалась совсем свежей и все, включая цветочные клумбы, выглядело чистым и опрятным.

Если вы без шляпы, то неудобство заключается в том, что вы не можете ее снять, когда встречаетесь с приятной женщиной средних лет (а может быть и преклонных) с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, и с серыми глазами, живыми и чистыми. Я спросил:

– Мисс Эллен Тензер?

Она кивнула и ответила:

– Да, это я, так меня зовут.

– А меня – Гудвин. Мне следовало бы позвонить вам, но я так обрадовался возможности оставить работу и поехать за город в этот чудесный день. Я занимаюсь пуговицами, и вы, насколько я знаю, тоже. Я заинтересовался пуговицами из конского волоса, которые вы делаете. Я могу войти?

– Почему вы ими заинтересовались?

Это меня поразило. Было бы гораздо естественнее, если она спросила бы: «Как вы узнали, что я делаю пуговицы из конского волоса?»

– Знаете, – сказал я, – вам бы больше пришлось по душе, если бы я сделал вид, что интересуюсь этим искусством ради искусства, но я занимаюсь коммерцией и специализируюсь на пуговицах, что совсем другое дело. Я предполагал, что вы захотите продать некоторое их количество. Я хорошо заплатил бы, наличными.

Ее взгляд остановился на моем седане, потом она взглянула на меня.

– У меня есть немного. Всего семнадцать.

Она не проявляла никакого любопытства к тому, откуда я знаю о пуговицах. Возможно, как и ее племянница, она интересуется только тем, что касается лично ее.

– Этого достаточно для начала, – сказал я. – Вас не затруднит, если я попрошу глоток воды?

– Отчего же, нет.

Она вошла в дом, я последовал за ней. У меня хорошие глаза, достаточно хорошие, чтобы с расстояния в шесть ярдов узнать вещь, которую я видел раньше, или весьма на нее похожую. Она лежала на столе, и это полностью изменило программу относительно Эллен Тензер.

Не желая, чтобы она заметила мое открытие, я прошел в кухню. Мисс Тензер наполнила стакан водой из-под крана, протянула мне и я его выпил.

– Хорошая вода. Из глубокого колодца?

Она не ответила. Похоже, она не слышала моего вопроса, поскольку у нее на уме вертелся собственный. Его она и задала:

– Как вы узнали, что я делаю пуговицы?

Слишком поздно она спросила. Я допил воду и поставил стакан на стол.

– Большое спасибо. Чудесная вода. Как я узнал – вопрос достаточно сложный. Да и какое это имеет значение? Могу я их посмотреть?

– У меня их только семнадцать…

– Да, и если вы не возражаете…

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Гудвин. Арчи Гудвин.

По-моему, она что-то вспомнила и сказала довольно резко:

– Вы утолили жажду и теперь можете уходить.

– Но мисс Тензер, я проехал шестьдесят миль, чтобы…

– Даже если бы вы проехали шестьсот, меня это не касается. Я не собираюсь показывать вам никаких пуговиц и не буду говорить о них.

Пока это меня вполне устраивало, о чем я, конечно, ей не сказал. В будущем, и, я надеялся, в ближайшем будущем, развитие событий заставит ее говорить, и притом подробно. Но торопить ее, пока я не все знал, было бы ошибкой. Ради приличия я сделал попытку настоять на своем, но она и слушать не хотела. Я еще раз поблагодарил ее за воду и ушел. В седане, когда я разворачивался и выезжал, я думал, что, будь у меня в машине специальное приспособление, я перехватил бы ее телефонный разговор. Спустя пять минут, как я уехал от мисс Тензер, я был в телефонной будке и называл телефонистке номер, который мне не нужно было искать в справочнике. Часы показывали двенадцатый час, поэтому Вульф должен взять трубку сам… Так и случилось:

– Да?

– Это я. Из телефонной будки в Махопаке. Сол звонил?

– Нет.

– Значит, он позвонит около полудня. Я считаю, что вы должны послать его сюда. Племянница может подождать. Тетя знает, кто одел ребенка в комбинезон.

– Неужели? Она тебе сама это сказала?

– Нет. Но вот три пункта. Первый – она задала мне неправильный вопрос. Второй – разнервничалась и выставила меня. Третий – вчерашний «Таймс» лежит на ее столе. Она не знает, что я его видел. Газета сложена, и на ней стоит ваза с фруктами, но виден заголовок другой статьи. Объявление было именно на этой странице. Значит, она его видела. Но когда я вошел и сказал, что интересуюсь пуговицами, она не упомянула об объявлении. Потом она поняла, что задала вопрос неправильно, и выгнала меня. Могу поставить двадцать за то, что она не мать. Если ей не шестьдесят, то весьма близко к этому. Но можно поставить сорок за то, что она знает, во что был одет ребенок. И это самое меньшее, что она знает.

– Ты хочешь передать ее Солу?

– Нет. Я хотел бы это сделать, если бы он мог ее расколоть. Но я не думаю, что кто-нибудь сможет это сделать, пока мы не узнаем о ней побольше. Вероятно, она сейчас кому-нибудь звонит, но нам это не поможет. Я возвращаюсь обратно и организую кордон. Если она позвонила, кто-то может приехать, или она куда-нибудь отправится. Тут мы ее и сможем накрыть, если вы вызовите Фреда и Орри. Вы пошлете Сола?

– Да.

– Я должен дать ему указания, а у вас должен быть карандаш.

– Он у меня.

– О'кей, – я продиктовал указания, не забыв о развилке. – Рядом с тем местом, где он обнаружит дорогу, покрытую гравием, есть широкая площадка, на которую он может отъехать и остаться в машине. Если я не появлюсь в течение часа, меня рядом нет. Она уехала, и я тоже, и ему лучше подъехать к телефону и позвонить вам, чтобы узнать, что слышно от меня. Он может подъехать к дому и осмотреться. Может быть, у нее будет гость и я буду у окон, чтобы что-нибудь услышать. У вас есть другие предложения?

– Нет. Я вызову Фреда и Орри.

В седане я направился на Мэйн-стрит, зашел в магазин и купил несколько плиток шоколада, бананы и картонку молока. Мне следовало бы сказать об этом Вульфу. Он не понимал людей, пропускающих время еды.

Вернувшись в Махопак, я задумался, где оставить машину. Она видела ее, и если заметит стоящей среди бела дня на дороге, наверняка узнает. Я мог лишь надеяться, что она останется дома, пока не приедет Сол на машине, которую она не видела. Я оставил седан у почтового ящика, где был просвет между деревьями, и направился в лес. Я, конечно, не индеец и не скаут, но вряд ли она заметила бы меня, если бы выглянула из окна. Под прикрытием кустов я направился к тому месту, откуда мог обозревать весь дом и гараж. Гараж был пуст.

В таких случаях не грех выругаться, что я и сделал, причем довольно громко. Итак, мне не повезло. Я пробрался сквозь деревья к расчищенному участку, пересек его, подошел к двери и постучал. В доме кто-нибудь мог быть. Я подождал полминуты и постучал снова погромче, крикнув: «Кто-нибудь есть дома?». Еще через полминуты я нажал на ручку – закрыто. Справа находилось два окна, которые я попытался открыть, но и они были заперты. Я зашел за угол дома, стараясь не наступать на цветочные клумбы, чем продемонстрировал дьявольски хорошие манеры при подобных обстоятельствах, и увидел широко раскрытое окно. Она забыла о нем в спешке. И я, нарушив закон, влез в дом через окно.