В воскресенье вечером, возвращаясь домой, я чувствовал себя не лучше. Уик-энд не удался. Кроме меня, у Лили гостила в этот раз Эми Деново. Так вот, не успел я приехать, как она назвала меня Арчи. Мы сидели все вместе на террасе. Я только-только успел расправиться с бифштексом – Лили и Эми уже поели до меня, – и уписывали черничный пирог когда Эми поднесла к губам сигарету. Я учтиво чиркнул спичкой, а Эми возьми да скажи:
– Спасибо, Арчи.
Лили, конечно, виду не подала – не такой она человек. Но, насколько она знала, мы с Эми встречались всего трижды в течение примерно десяти минут, и тут уж не нужно быть «непредсказуемым скопищем причуд», чтобы призадуматься, в чем дело. Я не мог рассказать Лили, с какой целью Эми наняла Ниро Вульфа, поэтому и не стал этого делать. Но напряженность ощущалась в течение всего уик-энда.
Было, правда, и еще кое-что. Например, к обеду в субботу пожаловала дамочка в зеленом парике, которая доподлинно знала, что президент Джонсон еще три года назад сговорился с Дином Раском, что обрушит на Китай град водородных бомб и сотрут его с лица земли. Именно этим и объяснялись их действия во Вьетнаме. Конечно, лучше всего, когда имеешь дело с такими людьми, помалкивать в тряпочку, но она вела себя столь нагло и вызывающе, что в конце концов я не выдержал и заговорщическим тоном сообщил ей, что по имеющимся у меня достоверным сведениям, составляющим государственную тайну, сенатор Фулбрайт в свое время крутил роман с одной из наложниц Хо Ши Мина, и что именно этим объясняются его пылкие призывы прекратить бомбардировки. Увы, я допустил ошибку. Дамочка настолько прониклась моей выдумкой, что остаток трапезы приставала ко мне, выпытывая подробности.
А днем в воскресенье завалилась еще непрошеная компания – знакомая мне парочка, проживающая возле Белфорд-Виллидж, – и некий Флойд Вэнс, который уговорил их взять его с собой, поскольку он давно мечтал познакомиться со мной. На самом деле он рассчитывал с моей помощью познакомиться с Ниро Вульфом. Флойд Вэнс занимался тем, что организовывал презентации, встречи с известными людьми и прочие зрелищные мероприятия. Он выразил готовность организовать презентацию для Ниро Вульфа и тут же воспользовался этим предлогом, чтобы расспросить меня, над чем мы сейчас работаем. Я, в свою очередь, хотел было привлечь его к сыскному делу – например, покопаться в прошлом Сайруса М. Джаррета, – но передумал. Видимо, решил я, Вэнс тратил столько времени на то, чтобы улучшать в глазах общественности образы людей, которых представлял, что у него просто не оставалось времени на то, чтобы заняться собственным образом. Однажды я встречал такого человека… Нет, пожалуй, достаточно для одного уик-энда.
Вот почему, возвращаясь домой, я, как я уже говорил, чувствовал себя не в своей тарелке. Порой виной этому оказываются вещи – лопнувшая шина или оторванная от рубашки пуговица, – но чаще всего все-таки люди. С другой стороны, из троих людей, которые подпортили мне настроение, только она, Эми, еще будет продолжать напоминать мне об этом. Лили еще с недельку подуется – вполне достаточно, – но я все равно буду держать язык за зубами. Если у двоих близких людей отношения заходят до того, что нужно начинать оправдываться, будьте бдительны.
Я решил, что расскажу Эми, как на самом деле звали ее мать, когда обрету нормальное настроение.
Глава 9
Когда оставляешь номер абонентского ящика вместо собственного адреса и телефона, беда потом в том, что трудно забирать ответы. Тем более когда объявление напечатано сразу в трех газетах. В понедельник я позвонил в десять утра, выяснил, что несколько писем уже есть, и отправился за ними. В «Таймс» получили два письма, а в «Газетт» четыре. Я распечатал и прочел их на месте. Все письма оказались настолько идиотскими, что домой я привез их лишь потому, что всегда храню все имеющее отношение к расследуемому нами делу вещи до его завершения. Одно письмо было от старика, который утверждал, что Карлотта Воэн – его бабушка. Возможно, его бабушку и впрямь звали Карлотта Воэн, но Элинор Деново он даже не упомянул.
Домой я вернулся в начале двенадцатого. По словам Фрица, мне никто не звонил, но едва я переступил порог кабинета, как зазвонил телефон. Я на ходу кивнул Вульфу, быстро прошел к своему столу и снял трубку.
– Контора Ниро Вульфа. Арчи Гудвин слушает.
Женский голос:
– Доброе утро. Мистер Джаррет хотел бы поговорить с мистером Вульфом.
– Доброе утро. Соедините меня, пожалуйста, с мистером Джарретом.
– А Мистер Вульф у себя?
– Да.
– Пожалуйста, пусть он возьмет трубку.
– Послушайте меня, – я сделал знак Вульфу, – в прошлую пятницу я по поручению мистера Вульфа связывался с мистером Макгреем, и вы попросили, чтобы трубку взял сам мистер Вульф. Теперь звоните вы, а не я. Соедините меня с мистером Джарретом или я положу трубку.
– Повторите, пожалуйста, как вас зовут.
– Арчи Гудвин.
– Одну минутку, мистер Гудвин.
Я засек время: прошло две минуты и двадцать секунд. Вульф держал у ука трубку параллельного аппарата.
– Юджин Джаррет у телефона. Ниро Вульф?
– Одну минутку, мистер Джаррет, я вас соединю.
Вульфу следовало бы подождать с минуту-другую, но он так ненавидит телефоны, что мешкать не стал.
– Говорит Ниро Вульф. Слушаю вас, мистер Джаррет.
– Я получил ваше письмо. Я приеду к вам вечером около девяти.
– Прекрасно. Буду премного обязан, как и написал в письме.
Они положили трубки одновременно. Так уже однажды случилось, когда переговоры о встрече длились минут пять, а сама встреча заняла секунд десять. Как раз вчера я прочитал статью в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин», которая давала объяснение таким явлениям: мы живем в эпоху мгновенной связи.
Позвонил Сол – пока пусто. Позвонил Фред – ему удалось разыскать троих людей, которые опознали фотографии, но ничего ценного сообщить не смогли. Наконец, позвонил Орри из Вашингтона – алиби Джаррета на то лето, в основном, подтверждалось, особенно наиболее интересующее нас время – июль, когда Джаррет лежал с пневмонией в военном госпитале.
Вы, должно быть, подумали, что в обмен на свои деньги клиент до сих пор получил от нас несуразно мало – и вы правы. Когда я прогулялся к почтовому ящику на углу и вернулся, уже настало время обеда. По дороге в столовую Вульф обронил что-то про мистера Кремера и я спросил, не звонил ли он. Вульф ответил, что Кремер, оказывается, приходил к нам в субботу вечером.
Я искренне пожалел, что не был дома и упустил возможность поприсутствовать при их беседе. Вот классический пример того, как много может один человек сказать несколькими словами, и в то же время – как мало он может сказать, излив целый поток слов. Поэтому, вернувшись в кабинет после обеда, я поинтересовался, зачем приходил Кремер. Вульф ответил, что Кремер, как всегда, хотел кое-что выяснить, но что для нас от его прихода никакого толка не было.
Я поудобнее устроился в кресле и закинул ногу за ногу.
– Я не считал, – сказал я, – но не меньше тысячи раз я дословно передавал вам разные разговоры. Не могу приказать вам это сделать, поскольку платите мне вы, а не наоборот, но попросить могу. Итак, я прошу.
Уголок рта Вульфа вздернулся на одну шестнадцатую дюйма. У него это означало широчайшую улыбку.
– Моя память не уступает твоей, Арчи.
– Значит, вы не слишком устанете. Но я прошу – дословно.
– Хорошо. – Он прищурился. – Итак… Мистер Кремер пришел в начале седьмого. Впустил его Фриц. Мы…
– Мне нужно точное время.
– Не знаю. Часов я не ношу, как тебе известно. Мы обменялись приветствиями, и он сел.
«Кремер: Где Гудвин?
Вульф: Не здесь, как видите.
Кремер: Да, вы непревзойденный мастер по части увиливания от ответа. Тогда я спрошу по-другому. Неделю назад, в субботу, девятнадцатого августа Гудвин позвонил сержанту Стеббинсу и задал ему несколько вопросов о происшедшем три месяца назад несчастном случае, при котором погибла женщина по имени Элинор Деново. И наплел Стеббинсу с три короба о том, что вы тут, дескать, просто точили лясы на криминальные темы. В понедельник утром я пришел и спросил Гудвина в лоб, с какой целью он звонил Стеббинсу, Гудвин заявил, что ни ему, ни вам не известно про этот случай ничего, кроме того, что было в газетах. И что никто к вам по этому поводу не обращался. И еще, что единственный ваш клиент – девушка, которая просит помочь разыскать ее отца. Жаль, что Гудвина нет. Где он?