— Ну конечно.

— Кажется, таможенникам пришлось по душе вино сэра Чарльза?

— Еще час, и все они будут валяться под столом.

Кейт прикусила губу.

— Я знаю, ты станешь надо мною смеяться, но сегодня тринадцатое число. Пони Джесса ни с того ни с сего захромала, а свояку Тома Блэкмора приспичило заявиться в гости именно сегодня. Хорошо бы третья неудача, самая пустяковая, настигла нас как можно быстрее, чтобы все на этом закончилось.

Он в самом деле засмеялся, конечно, чтобы ее подразнить.

— Вечно ты со своими суевериями! Это ты, Кейт, пошла в своего отца.

— Но он часто оказывался прав! Он даже предвидел собственную гибель. Ты что думаешь — его корабль пошел бы ко дну, если бы он не забыл дома свою крестильную сорочку — этот самый надежный талисман против гибели на море! Он столько лет верно служил отцу!

— Мы умираем тогда, когда нам это суждено, Кейт. И никакой талисман ничего не изменит. А еще живешь рядом с церковью! Постыдилась бы.

— Пастору далеко не все ведомо. Вот Джудит говорит…

— Джудит! Что может знать слепая?

— Когда она жила с цыганами, они научили ее…

— Побираться и при каждом удобном случае воровать!

Кейт вздохнула:

— Ну… этому тоже. Но она исправляется, Ричард. На этой неделе стащила всего-то один моток лент.

Он снова засмеялся и с облегчением услышал ее низкий хрипловатый смех. Ричард не увлекался ни цыганскими байками, ни суеверными предчувствиями, тем более в ночь, когда предстояла работа. Все пятьдесят с лишним членов шайки полагались на него. Превосходя Ричарда в физической силе и храбрости, они безоговорочно признали в нем своего лидера, добродушно прощали ему «господские» замашки, поскольку чувствовали в нем незаурядный ум, который так успешно планировал вылазки на протяжении всего последнего года. С тех пор как он примкнул к ним, они ни разу не нарывались на патруль. Французский корабль заходил в залив, и таможенные суда не чинили ему помех. Затем вереница вьючных лошадей петляла между холмами Суссекса, держа путь на Лондон, и возвращалась с седельными мешками, полными серебра.

Через Ричарда они заручились гарантией, которая заставила их забыть о всякой опасности, — поддержкой сэра Чарльза Глинда, крупнейшего и влиятельнейшего землевладельца в округе. Деньги сэра Чарльза позволяли им фрахтовать самые большие грузовые суда, отправлявшиеся на континент. На всем пути до Лондона жили его друзья, которые ценили французское виски, а их жены не могли обойтись без тончайших шелков и лионских кружев. В Лондоне его обращения в парламент о реформе таможенного уложения упорно игнорировались. И теперь этот холостяк, живший в окружении армии слуг в своем родовом гнезде, похожем на крепость, прилагал все силы, чтобы перехитрить правительство. Но кровопролития он не одобрял. Таможенники не виноваты в тупости парламента. Они всего лишь зарабатывают себе на хлеб.

И вот целый год удавалось избегать кровопролития. Но все равно каждый мужчина носил с собой оружие. И каждый мужчина велел своим женщинам сидеть дома за запертыми ставнями. Ричард не допускал, чтобы удача породила неосторожность. Ведь над ними маячила тень виселицы.

Мужчины ждали за деревней на глинистом берегу узкого залива. Металлическое позвякивание уздечки выдало приближение лошади. Кто-то из мужчин чертыхался. Вода сочно чавкала в прибрежных камышах.

Кейт и Ричард спешились, люди придвинулись ближе. Все вместе они казались лишь темным расплывчатым пятном на фоне слабо мерцающих волн. Ричард поставил людей в известность, что часть груза придется оставить в деревне, и послал человека предупредить Нэн Гантер, что ее погреб сегодня понадобится.

В кустах, испуганно пискнув, шмыгнул кулик, и кто-то сзади отпустил неприличную шутку. Но вот один из мужчин взмахнул рукой, и головы всех повернулись к морю.

— Вот и шхуна. Это ее огни.

Вдалеке по ровной глади залива к ним медленно приближался огонек — словно блуждающая звезда в темноте ночи. Ричард подобрался.

— Сайлас, у тебя фонарь с собой? Просигналь им: «Путь свободен».

Пастух, повернувшись спиной к деревне, трижды поднял и опустил свой зарешеченный фонарь. В ответ огонь на судне тоже три раза вспыхнул.

— Лодки на воду, — скомандовал Ричард. — Только тихо.

От стоявших на берегу людей отделилась группа и двинулась к ожидавшим у берега лодкам. Их спихнули в воду, и вода возмущенно булькнула. Заскрипели уключины. Вырвавшееся у кого-то весло неожиданно громко хлопнуло по водной поверхности.

Кейт, стоявшая рядом с Ричардом, ощущала его напряжение. Под раскидистым дубом перебирали ногами привязанные там низкорослые лошадки. Над водой летело мрачное уханье совы. Снова крикнула болотная птица. В кустах кто-то завозился, затем жалобно вскрикнул в чьих-то зубах кролик.

Вот фонарь на французском судне потух. Лодки шли назад, глубоко сидя в воде.

Все члены шайки задвигались, принялись грузить бочонки на спины лошадей, кряхтя от натуги и проклиная животных, не желавших стоять смирно. Затем по слову Ричарда все тронулись в путь. Вереница темных теней поползла через лес. Тяжело нагруженные пони покорно трусили по неровной тропинке, огибавшей залив. Миновав стороной деревню, процессия ступила на просеку, напоминавшую длинный темный туннель.

Несколько человек откололись от основной группы. Надлежало забросить в гостиницу пару бочонков, спрятать кружева и шелка у Нэн Гантер, разнести бренди тем фермерам, которые в эту ночь оставили открытыми двери своих конюшен.

Остальные во главе с Ричардом продолжали идти вперед.

— Тебе не стоило таскать такие тяжести, — сказал он Кейт, шагавшей рядом. — Это не женское дело.

Она вызывающе засмеялась:

— А что — разве контрабанда вообще женское дело?

— Нет, конечно. Но я лучше помолчу, ведь ты не придерживаешься правил, обязательных для женщин.

Обязательные для женщин правила — что это такое? Повинуясь этим правилам, ты всегда садишься позади мужчины, готовишь ему пищу, нянчишь его детей, обслуживаешь его, во всем ему уступаешь, признаешь его своим полноправным хозяином. Но это не для нее. Если Ричард это уяснит, они смогут быть счастливы… когда настанет пора подумать о браке. Зачем Ричарду, которого ей приходилось за руку вытаскивать из мира грез, навеянных ему книгами, пресная, беспомощная подруга, которая станет спрашивать у него совета по любому поводу?

Кейт ближе придвинулась к нему и, когда они вышли из тени деревьев, вгляделась в его четкий красивый профиль, мысленно дополняя картину неразличимыми в темноте деталями — каштановыми волосами, глазами цвета лесного ореха, крупным соблазнительным ртом. Сапоги Ричарда были начищены до блеска, шейный платок завязан так аккуратно, словно он собрался танцевать на балу, а не руководить преступной шайкой. Раньше Кейт постоянно вышучивала его франтоватые костюмчики, тогда как сама обычно напяливала на себя платье кое-как, не глядя в зеркало. Он платил ей той же монетой, дергал за волосы и говорил, что никто не возьмет ее в жены, если она не перестанет вести себя как мальчишка-сорванец.

Повзрослев, Кейт вспомнила его слова. И теперь одевалась в платья с широкими юбками и корсажами с глубоким вырезом. Этот фасон вошел в моду в шестидесятых годах и очень нравился Ричарду. На золотой цепочке она носила крестик, принадлежавший его матери. Этим крестиком он обручился с ней однажды летним днем, в розовом саду за усадебным домом. Тогда ей было десять, а ему тринадцать. Его робкий неуверенный поцелуй пришелся ей в ухо.

Никто из них больше не заговаривал об этом эпизоде. Но Кейт хранила воспоминание о нем в глубине души, а с крестиком не расставалась ни днем ни ночью. Она полагала, что вскоре Ричард снова заговорит об этом. Летом он станет совершеннолетним и тогда попросит ее руки. С кем же еще ему захочется провести вместе всю жизнь, как не с подружкой детства? До сих пор Кейт была спокойна. Страсть еще не коснулась ее своим крылом, любовь для нее была нежной дружбой. Она была счастлива, потому что Ричард всегда находился рядом и нуждался в ней.