Я бросил окурок и раздавил его каблуком. Все зависело от Бет. Если Бет меня ждет, я последую совету Шведе и начну жизнь сначала.

Если нет, то плевал я на все. Никто не сможет безнаказанно заставить Чарли Уайта отбывать срок. Я выясню, кто он такой, сеньор Пезо, и убью его, даже в том случае, если мне придется разделить участь Шведе.

Я шел под теми же лучами солнца, которые светили мне и во дворе тюрьмы, но теперь они казались еще более жаркими и жгучими. Я поднес руку ко лбу, прикрывая глаза.

Бет на площади не было. Спасовала. Но Цо меня ждала, осталась мне верна. Минуту я просто стоял и смотрел на нее, как она стояла, прислонившись к "джипу" канареечного цвета. Ее черные волосы блестели на солнце. Платье было летнее, белое, и ее плечи казались вылепленными из алебастра. Платье с глубоким вырезом плотно обтягивало груди. И это мне кое о чем напомнило.

Я подошел к машине и услышал голос Цо, который одновременно ласкал и ранил.

– Хэлло, дорогой! Я так рада тебя видеть!

Она подставила мне губы для поцелуя.

– Я жду тебя здесь с самого рассвета.

Ее губы прижались к моим, пальцы щекотали спину. К черту Шведе! К черту все! Держа ее в объятиях, я испытал сладостное чувство.

– Ты не должна так целовать чужих мужей, можешь не попасть в рай! Она сморщила носик:

– А кто хочет в рай?

Я снова поцеловал ее.

– Ах, ты, сатаненок!

Цо поняла, она знала, что творится у меня в душе, и взяла мое лицо в ладони.

– Сатанята в рай не попадают.

Потом она передала мне ключи от машины.

– За руль сядешь ты.

Я спросил:

– Куда поедем?

Вместо ответа она закурила сигарету и сунула ее мне в рот.

– Я сразу хочу кое-что тебе сказать, Чарли...

– Что именно?

– Тебя никто не покидал на произвол судьбы.

Я хотел было выйти из машины, но Цо остановила, положив свою ладонь на мою руку.

– Я это говорю совершенно серьезно. Сеньор – ты знаешь о ком речь – не мог позволить себе появиться на твоем процессе. Это поставило бы под угрозу все дело.

– И поэтому он кинул меня на съедение волкам?

Цо улыбнулась, обнажив белые зубы.

– Скажи лучше, на съедение акулам. – Она сунула руку в сумочку и достала банковскую книжку. – У тебя дела обстоят совсем неплохо.

Я раскрыл книжку и посмотрел на цифры. Значит, я сказал Шведе неправду, я не банкрот, у меня были деньги. За каждый месяц, проведенный в тюрьме, кто-то – предположительно, сеньор Пезо – переводил на мой счет по тысяче долларов. Последний взнос утверждал, что на моем счету сорок восемь тысяч пятьсот сорок шесть долларов Я сунул книжку в карман.

– А каким образом ты замешана в это дело?

– Выходит, замешана. – Улыбка ее немного померкла. – Ну, как, теперь ты целиком мой или я должна опять делить тебя с кем-нибудь? – Я назвал ее тем именем, которое она заслужила.

Цо опять улыбнулась.

– Даже в этом случае. Есть такие девушки, которые любят своих дружков. – Ее испанский акцент стал более заметным. – Даже больше, чем жены.

Она оглядела площадь.

– Что-то я не вижу твоей жены.

На площади было душно. Крыша "джипа" была откинута назад, и солнце жгло, как огонь. Я снял куртку и кинул ее на заднее сиденье. К черту Бет, она не заслужила, к черту все, к черту и намерение убить сеньора Пезо. Он не был виноват в том, что меня схватили. Зато он постарался на свой лад рассчитаться со мной: ведь сорок восемь тысяч долларов – это целое состояние.

Я поднял подбородок Цо и поцеловал ее.

Она недоверчиво спросила:

– За что?

– Прости, я тебя оскорбил. Но у меня нервы на пределе. – Я кивнул на каменную громаду тюрьмы. – Еще несколько месяцев – и я был бы готов.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Ты – милый капитан Чарли. Ты мне очень нравишься. Ну, а теперь поедем?

Я вывел машину со стоянки.

– Куда?

– Через всю Флориду в Кросс-Сити. На Дед-Менс-Бей я сняла хижину. Только для нас двоих, дня на два-три. А потом появится кто-нибудь из мальчиков и переправит нас в Гавану. Подходит?

После четырех лет тюрьмы – небо и пальмы, прибой моря и Цо.

– Ты что, смеешься надо мной?

Оказывается, Шведе во многом ошибался. Цо придвинулась поближе ко мне.

– Я тебе еще хоть немножко нравлюсь?

– Очень нравишься.

– Только нравлюсь?

– Могу сказать, что люблю тебя.

Она прижалась ко мне.

– Ты вспоминал обо мне временами?

– Тысячу раз!

Похоже, мой ответ ей понравился.

– Это меня радует. – Но она почему-то тяжело дышала, и грудь ее вздымалась и опускалась.

– Почему это должно тебя радовать, моя милая?

Дьяволенок нагнулся вперед и зажег в ее глазах непонятный свет.

– Не называй меня милой, это очень скучно.

Я насмешливо рассмеялся, а она обиделась.

– Почему ты смеешься надо мной?

– Потому что ты все равно милая.

– Такая же милая, как Бет?

У меня появилось неприятное ощущение в желудке.

– Не упоминай ее имени.

Цо улыбнулась, как маленькая колдунья.

– Как хочешь, дорогой. Может, выпьешь немного?

– Не откажусь.

Она вынула из картонной упаковки бутылку рома и протянула мне: Я выпил, как пьют вино, довольно много, и вернул бутылку. Она положила ее на сиденье рядом с собой. Поскольку я давно не пил спиртного, оно подействовало на меня так же сильно, как присутствие Цо.

Движения на улицах почти не было. Ром опалил меня и пощекотал нервы. А вскоре на пустынном отрезке дороги я свернул на обочину и остановил машину под группой пальм.

Цо не сопротивлялась, когда я сжал ее в своих объятиях. И не называла это глупостью, как говорила Бет.

3

Ближе к вечеру мы добрались до хижины на побережье Дед-Менс-Бей. По дороге мы еще трижды останавливались. Один раз – в Гейнсвилле, чтобы перекусить, потом – в Кросс-Сити, чтобы закупить рома, а один раз – просто по дороге.

Оба мы были под хмельком. Цо – полная планов на будущее, а я – довольный своим настоящим состоянием. Цо, бутылка, кров над головой – что еще может желать человек после четырех лет тюрьмы?

"Хижина" оказалась приветливым домишком на пологом светлом побережье, окруженном сосновым бором. Казалось, здесь все привел в божеский вид весьма заботливый хозяин. Песчаная дорожка вела от шоссе к заливу. Ближайший дом – рыбацкая хижина – расположен, на мой взгляд, не ближе, чем на милю.

Залив был такой же, как всегда: темно-синий и таинственный в лучах заходящего солнца, он простирался до самого Карибского моря.

Местечко показалось мне как нельзя более подходящим. Цо открыла дверь дома, состоящего из гостиной, кухни и спальни.

– Почему бы тебе не искупаться, дорогой? А я тем временем приготовлю ужин.

Я положил на стол продукты, купленные в Кросс-Сити. Предложение Цо было стоящим. Я зашагал босиком к воде.

Заплыл я довольно далеко, так что суша стала казаться узкой чертой. Потом лег на спину и отдался на волю волн. Я разглядывал вечерние звезды, думая о том, как много упустил за эти четыре года. Море, звезды и ее... Да, да, то есть Цо. И теперь я был даже рад, что Бет не встречала меня. Мы были с ней разными людьми.

Любовь – это брак, без ограничений. Цо никогда не плакала, если я напивался, – она напивалась вместе со мной. И Цо всегда хотела того же, что и я. Ей было плевать на то, что говорили люди. Ну, хорошо, я сидел в тюрьме, но сейчас-то был на свободе, и этим все сказано. Даже больше: Шведе ошибся относительно ее чувств. Если бы не любовь, она не встречала бы меня у ворот тюрьмы.

Я перевернулся на живот и медленно поплыл к берегу, оставляя за собой фосфоресцирующий след. Я снова желал Цо, но теперь уже нормально, без животной страсти.

Какой же я все-таки негодяй. Мне бы родиться лет на пятьдесят раньше, еще до того, как общество расставило свои буйки и указатели, о которых говорил Шведе. Но что поделаешь, черт возьми! Повернуть время вспять невозможно. Оставалось только одно – жить!