Дубин, посматривая через подзорную трубу в сторону имперской дороги, первый заметил «гостей»:

– Едут, сучары! Ребята, сейчас начнется! Готовься!

В принципе все уже давно были готовы. Полторы тысячи воинов выстроились на северной стороне лагеря. По остальным направлениям имелись лишь дозорные – следить, чтобы отряды пехоты не подкрались. Конница восточников заняла центр лагеря – толку от нее при защите не будет, а вот прорвавшихся фраков могут остановить. Пушки и мушкеты заряжены, луки натянуты – можно и начинать.

Барон Церпен, проскакав вдоль заграждения, проорал:

– Кто покажет хайтам спину, умрет от моей руки! Держаться, пока не прикажу отходить или пока они все не передохнут! Сейчас, лентяи, вам придется поработать!

Восточники пехоту не ценили, а зря – в таком сражении от тяжелых пехотинцев толку побольше, чем от конных рыцарей. Бойцы королевств мелкими группами растянулись по позиции и явно чувствовали себя не в своей тарелке – не знали куда деваться. В отличие от них у землян суеты практически не было. Боевого опыта, конечно, не хватает, но его заменяет стадное чувство, опыт современного человека и четкие приказы командования. Плечом к плечу с товарищами чувствуешь себя в три раза сильнее, а если видел, как от дружного залпа оседают толпы раксов, то, считай, уже обучен.

Понимая, что пехотой восточников, по сути, никто командовать не будет, Дубин крикнул ближайшим:

– Ребята, держитесь у последнего ряда кольев и не стойте перед теми, кто из труб стреляет! Те, кто с копьями, присядьте и выставите их под брюхо коням, а лучники через них стреляйте. И не труситесь – их немного, задавим мы их.

Передняя группа фраков, обнаружив лагерь людей, на рожон не полезла – всадники гарцевали на опушке вырубленной рощицы, что еще вчера закрывала дорогу с юга. Кучка врагов росла на глазах – к ним подтягивались все новые и новые. Очевидно, их колонна сильно растянулась.

Октус, подъехав к батарее, склонился к Дубину, обеспокоенно произнес:

– Их даже больше, чем мы думали. Я уже насчитал триста тридцать, и вон новые подтягиваются.

– Да какая уже разница… Всё – они начинают. Видимо, все в сборе.

Начало атаки фраков выглядело нестрашным – далековато все же, не различить подробностей. Будто плотная кучка черных муравьев наползает. Но чем ближе, тем неприятнее это выглядело – всадники неслись как единый организм. Одна скорость, одинаковая прямая посадка в седле. Даже пики опустили под одинаковым углом.

– Батарея! Бомбами! Огонь!

Из затравочных отверстий вытащили свинцовые пробки, поднесли тлеющие фитили. Четыре 120-миллиметровых пушки выпустили заряды чуть ли не в один миг – красиво получилось.

Не дожидаясь окончания залпа, Дубин заорал:

– Зарядить картечью! Мелкие, готовься!

Из четырех бомб попала в гущу врагов лишь одна, остальные ушли в «молоко» с перелетом. Проклятье, опыта не хватает, мажут безбожно! Но хоть что-то – пяток фраков просто смело.

Вокруг затрещали дальнобойные мушкеты, посылая первые пули. Остальные пока молчали – картечь на такой дистанции бесполезна. Но это ружейная – у пушек все иначе, там картечины покрупнее пули и достают подальше.

– Батарея! Картечью! Огонь!

Разрядились три 100-миллиметровки. Это вам не ядра и не бомбы, много опыта не надо – навел в нужную сторону и как из шланга обольешь все перед собой железным дождем. Барабанная дробь картечи по стали доспехов заставила Дубина непроизвольно улыбнуться – удачный залп. Эх, надо было бомбы приберечь и полоснуть из крупнокалиберных пушек той же картечью – толку бы больше было.

Загрохотали мушкеты пехоты, позицию заволокло дымом, растерявшиеся лучники восточников продолжали выпускать стрелы вслепую, а уже привыкшие к пороху кшарги свои берегли. Грохот копыт уже совсем близко, Дубин понял, что сейчас начнется самое главное.

Укрепление у людей было хлипковатым – шесть рядов кольев, наклоненных к противнику. Промежутки между ними около метра, лошади на скаку не протиснуться – в шахматном порядке забиты. Хочешь не хочешь, а придется остановиться перед такой преградой.

Люди, возможно, и остановились бы, но не эти бестии. Из дыма вынесся первый – упал будто с неба змееконь и как-то сумел перемахнуть через несколько рядов кольев. Тварь шипела от боли, из распоротого брюха волочились внутренности, но это не мешало ему держать всадника. Сверкнула пика, покатилась чья-то голова, кто-то отлетел от удара копыта. Фрак попытался притормозить, чтобы вернуться к стрелкам и продолжить резню, но тут его вышибли из седла налетевшие рыцари – против тяжелых копий он не устоял.

В пороховой мгле мелькала сталь – враг рубил колья.

– Батарея! Картечью! Беглым! Как перезарядили, сразу стреляйте!

Мушкетеры били вразнобой. Влажность как-то подло взаимодействовала с продуктами сгорания пороха – к пороховому дыму явно примешивался густой туман. Северную часть лагеря будто туча накрыла, и в этой туче пулеметом гремел гром – сильные раскаты от пушек, мелкие – от стволов помельче.

Дубин в какой-то момент понял, что враг все равно прорвется. Отдельные фраки уже ворвались внутрь и метались среди восточников. Пока что на пехоту они внимания не обращали, но это временно. Стрелкам нужна толпа, но, увы, – враги вытянулись цепочкой вдоль изгороди, сосредоточенно сокрушая колья и рогатки. Картечь сейчас работала не лучше пуль – не успевала разойтись веером, ведь до врага от первых мушкетеров не более десяти метров.

И тут Дубина осенило – он принял решение, сделавшее его героем.

– Стоп! Тащи заряженные пушки за мной! За мной тащите их! Да бегом же!

Артиллеристы послушно поволокли орудия за командиром. Тот чуть ли не бегом мчался к западной стороне лагеря и непрерывно подгонял бойцов криками. Притормозил лишь раз, когда перед ним промелькнула длинная черная туша. Фрак, преодолев заграждения, мимоходом разрубил от макушки до паха зазевавшегося лучника и, не обращая на пехоту внимания, рванул к центру лагеря, где уже бились полдюжины его «сослуживцев».

Мысленно воздав хвалу Богу, Дубин продолжил путь, добравшись до западной ограды, заорал:

– Помогите мне, надо вытащить пару кольев, чтобы пушки из лагеря выкатить.

Бойцы не стали спорить, дружно раскачали колья, выдернули их из глинистой почвы. Отбросили в сторону. Через минуту батарея покинула лагерь.

Дубин чувствовал себя здесь неуютно. Пока что фраки артиллеристов не видят – враги все столпились правее, вдоль северной изгороди. В плотном дыму и тумане нос свой разглядеть и то проблема, а уж на такое расстояние и вовсе трудно смотреть. Но стоит из этой мглы выбраться сюда хоть одному, и плохо будет – всех порубит.

Рванув вперед, Дубин замахал рукой, призывая всех за собой. Кричать он уже боялся – не ровен час, услышат чужие уши. Повернув вправо, он убедился, что его расчет верен – дым и туман клубились одной линией, скрывая и изгородь, и фраков, и стрелков. Ни одного хайта не было видно – все где-то там. Рубят заграждения.

Артиллеристы уже и без приказа поняли, что от них требуется, – наводили стволы вдоль заграждения, куда-то туда, где выстроились враги. Ах, какая замечательная мишень для картечи! Три сотни фраков выстроились цепью перед лагерем, причем батарея бить будет сбоку, вдоль этой цепи. Ни одна картечина не должна пропасть – каждая найдет себе цель.

И тут случилось непредвиденное – налетел ветер.

Кшарги предупреждали, что так и будет, – он должен принести новую порцию туч. И Дубин только сейчас вспомнил про это предупреждение… поздновато вспомнил. Но деваться уже некуда – или пан или пропал.

Ветер вмиг отнес туман и дым к центру лагеря. Фраки, добивавшие последние колья и рогатки, вдруг увидели, что рядом с ними в чистом поле расположились три десятка наглых людишек со своими вонючими трубами. За такую наглость надо карать, причем карать немедленно. Несколько всадников покинули правый фланг, рванули на батарею, изготавливая пики для удара.

– Беглым! Огонь! ОГОНЬ! – заорал Дубин.