Кавалерия восточников пожаловала назад лишь спустя пару часов. Всадники рьяно нахлестывали лошадей, спеша вернуться в лагерь. Дубин издалека понял, что от хорошей жизни так торопиться не будут, и вслух констатировал:

– Сейчас начнется.

Герцог Октус, углядев пушки, направил коня прямиком к батарее. Остановившись возле Дубина, нервно произнес:

– Мы наткнулись на пехоту хайтов. Их там как саранчи, отступаем от самого брода.

– Фраков много осталось?

– Сомневаюсь. Здесь их выкосило вашими трубами больше половины, да мы, пока гнали, порубили немало. Может, полсотни, может, десятков семь… Не думаю, что больше.

Монах, подъехав к батарее, даже расспрашивать ни о чем не стал, с ходу заявил:

– Переведи герцогу Октусу, что всю конницу надо отвести за южную сторону лагеря. Будет стоять в резерве. Если хайты нас сметут, попробуем отступить на мыс, к Фреоне. Там им нас никак не обойти будет. Конница должна прикрыть отступление, на плечах с этой оравой мы отойти не сможем.

Октус, выслушав указания диктатора, возразил:

– Может, сразу туда отступим? Я не верю, что этот лагерь удастся удержать.

Монах не стал терять время на перевод, тщательно подбирая слова, ответил сам:

– Оттуда нам отступать будет уже некуда. Я не буду запирать войско на позицию, откуда нельзя уйти. И здесь нам не грозит флот хайтов, а там он легко сможет по нам стрелять.

– Тогда вся надежда на ваши трубы – хайтов очень много. Удачи вам, я сейчас отведу кавалерию на юг, постараюсь укрыть среди кустарника. Как нам узнать, что пора атаковать?

– Мы пустим ракету в небо – увидите.

Вода в Дунайке была холодная. Очень холодная. Да и воздух сегодня далеко не теплый – похолодало не на шутку. Термометров у землян не было, но Макс был уверен, что не больше пяти градусов сейчас. Брод был мелкий, мало где вода поднималась выше пояса, но перебираться через него можно лишь тихим шагом. В последнее время туда-сюда проскакало немало копыт и протопало немало ног – дно избили беспощадно. Если оступишься в колдобине, то упадешь в ледяную воду и вымочишь вещи и оружие, которые тащишь в руках над головой.

Посиневшие земляне, выбираясь на правый берег, начинали бегать, прыгать, приседать – старались разогреться, после чего поспешно одевались и натягивали амуницию. Ваксы вели себя более достойно – троглодитов холодная вода не смущала. Вылез, отряхнулся будто собака, и все – к бою готов.

Гена подскочил к охотнику, повел рукой по сторонам:

– Гляди, сколько трупов. Похоже, бой тут был нешуточный. И некоторые трупы свежие – вон еще кровь сочится.

– Вижу. Но стрельбы слышно не было.

– Ага. Вон на песке следы копыт. Много следов… У нас столько лошадей нет – это восточники. Как бы на них еще не нарваться.

– Не накликай беду… будто нам фраков мало. Давай подгоняй своих, на запад пойдем. По следам похоже, что вся эта орава туда подалась.

– Ясное дело, это же имперская дорога. Тут всегда народ по ней бегать любит.

– Так эта тропа и есть знаменитая имперская дорога?!

– Да. А ты что, не знал?

– Теперь знаю.

Уже шагая по глине древней дороги, Макс, изучая тысячи вражеских следов, едва не поддался искушению и не приказал вернуться назад. Его задача сохранить людей, а ведь если нарвутся на арьергард войска хайтов, горстку землян и ваксов сметут в пять минут. Но все время отступать нельзя – вечно драпая, не победишь.

Хайты не на водопой к Фреоне пошли – они идут бить армию землян. Грех в такой момент отсиживаться в стороне. Отряд Макса мал, но силен хорошим оружием и опытными бойцами. Кто знает, может, этой невеликой подмоги как раз хватит, чтобы переломить ход боя.

Флотилия островитян дрейфовала в полутора километрах от парочки вражеских трирем. Грозные крейсера хайтов попыток сблизиться не предпринимали – прекрасно знали, что догнать прыткие суденышки не получится. Земляне тоже не устраивали провокаций, так что с утра на реке царило некое подобие мира. Люди ждали приказов от сухопутной армии, хайты, очевидно, тоже. Форсировать события никто не торопился.

Олега предстоящий бой нервировал: крейсера хайтов – единственная вещь, которая его может напугать на реке. В общем, настроение у него было не ахти. Оно ничуть не улучшилось и после того, как за спиной раздался нагловатый голос Лома:

– Не ссы, капитан, прорвемся.

– Твою мать! Лом! Тебе сказано было на берегу остаться! Какого ты здесь делаешь?

– Чего мне там на берегу делать? Я не баба и не раненый. А движуха тут конкретная намечается, без меня вам никак – я же все эти штуки делал и знаю их лучше всех.

– Я тебя сейчас за борт выкину – плыви до берега сам теперь.

– Я плаваю как топор, а берег почти не видно. Чего так шутить? Ты не гони пургу раньше времени – все будет ништяк. И вообще не нервничай. На вот, пыхни пару раз, только затягивайся неглубоко. И твои нервы сразу успокоятся…

Батарея дала первый залп, послав семь бомб в сторону имперской дороги, – оттуда наползала сплошная масса вражеской пехоты. Устойчивый северный ветерок чуть ли не мгновенно унес дым в глубь лагеря, позволив Дубину оценить результаты залпа.

– Мазилы! Прицел повыше берите! Четыре недолета!

Следующий залп вышел уже удачнее – шесть бомб разорвались в толпе триллов и раксов, одна почему-то рванула в воздухе, недолетев до врага. Хорошо хоть не на выходе из ствола шарахнула – наделала бы сейчас дел… Эх… как же несовершенно оружие землян… Немудрено – попытки внедрения передовых технологий тормозились примитивизмом производственных сил и полным отсутствием опыта. Чудо, что хоть такое сделать смогли.

Видимого эффекта артиллерийский обстрел не приносил. Да, шрапнель выкашивала хайтов десятками, но для такой оравы это не более чем булавочные уколы.

Круг, подскочив к Дубину, заорал в ухо:

– Монах сказал, что они через овраг лезут, с востока. Сейчас два отряда мушкетеров туда перекинем, так что держитесь – труднее станет.

– Да эти пока не лезут, просто у дороги толпятся. Мушкеты туда все равно недобивают.

– Это сейчас не лезут. Не будут же они там весь день стоять.

Хайты, как бы услышав слова Круга, сразу двинулись вперед. Увидев это, мэр сплюнул, выругался:

– Вот же суки! Будто накаркал!

Триллов земляне никогда в расчет не принимали. Да, неприятно, конечно, получить дротик в шею, но бояться этого сильно не стоит. Долговязые метатели худые как смерть, с асимметрично развитым телом – мускулатура хорошо развита лишь с правой стороны, да и то все ушло в руку и плечо. Рука эта заметно длиннее левой – по сути, трилл – это просто бегающая метательная конечность. Гориллу-ракса можно изрубить в три топора, а он все равно будет продолжать бой. В отличие от тяжелой пехоты эти «баскетболисты» с визгом падали от любой царапины. В рукопашной их и вовсе паралитик костылем легко отпинает. Так что достаточно носить щит покрепче да иметь реакцию не хуже средней, и ничего тебе эти твари не сделают. А уж если у тебя кольчуга хорошая или кираса, то и вовсе поплевывать можно на этих стрелков свысока.

Сейчас все было иначе – не меньше тысячи триллов неслось на лагерь. На короткой дистанции эти твари способны развить неплохую скорость, что сейчас и демонстрировали. Пушки успели выпустить по ним лишь один залп, после чего Дубин велел их отогнать от заграждения подальше, чтобы перезарядить в безопасности. Мушкетерам и лучникам придется несладко – своих щитов не носят, так что остается им укрываться за щитами восточников и своих пехотинцев. Если не укрыться, смерть верная – у каждого трилла штук пять-шесть дротиков, и кидают они их метров на пятьдесят.

За спиной загрохотали мушкеты – Дубин даже не оглянулся – он пытался разглядеть, что творится в овраге, и при этом еще посматривал на суету артиллеристов. Позади завизжали раненые триллы, но в этот хор начали вплетаться и человеческие крики – крики боли и смерти.