Но еще до отправки людей в Аргентину надо было тщательно спланировать способы доставки Эйхмана в Израиль. Иначе не было смысла захватывать преступника.

Я обратился к Хаги и попросил предоставить в мое распоряжение нужных людей. Он с готовностью отозвался и сам предложил мне кандидатуры командира группы и нескольких работников, способных, по его мнению, справиться с подобным заданием.

Командира группы – Габи Эльдада, умелого и умного организатора, я знал давно. Он вырос в еврейской деревне, в восемнадцатилетнем возрасте вступил в «Пальмах», где приобрел опыт участия в рискованных операциях. Накануне провозглашения независимости Израиля его назначили командиром отряда патрулей, а в день образования государства, 15 мая 1948 года, его ранили в бою в Галилее, но ему удалось доползти до своей базы. И еще не успев вылечиться, с гипсом на ноге вернулся в полк и участвовал в операциях на юге страны. В 1950 году Габи закончил армейскую службу и перешел к нам в оперативную часть. Очевидно, в мире не было ничего, что могло бы вывести этого худощавого и улыбчивого человека из равновесия. Когда он узнал о сути задания, то сказал мне: «Да, это – дело! Такой операции у нас еще не было!» Это прозвучало как высшая похвала нашей затее.

Габи любил оценивать шансы в процентах. Не изменил он себе и на этот раз:

– Сколько процентов за то, что этот человек – Эйхман?

Я рассказал ему о попытках опознать палача и о решении окончательно удостовериться прямо на месте.

– Операцию отличает от всех предыдущих одна особенность, – сказал я ему. – Это не просто выполнение приказа. Здесь к нам взывает пролитая кровь. Поэтому я хочу, чтобы в деле участвовали только добровольцы. Если кто-то проявит сомнения – в группу не брать.

– Никто не поколеблется, – сказал Габи.

– Я того же мнения, но каждый участник операции должен знать, что наша единственная цель – правосудие. Если нам удастся довести дело до успешного конца, то впервые в истории будут судить палача, убившего миллионы евреев. Поэтому я считаю всю операцию актом совести и гуманизма.

– Это поймет любой, – тихо сказал Габи.

– Начни сразу же изучать досье. О местности тебе подробно расскажет Кенет. Срочно представь мне план действий и список людей, которые войдут в группу.

Теперь я мог вплотную заняться планом доставки Эйхмана в Израиль.

Я поручил Лиоре проверить график движения израильских судов и выяснить, какое из них в ближайшие недели будет вблизи берегов Южной Америки. Еще – узнать, возможна ли отправка израильского рефрижератора в Аргентину под предлогом, что он должен забрать мороженое мясо, а также большого туристского корабля.

Несколько дней спустя Лиора доложила следующее. Никакого израильского судна в ближайшие недели не будет в водах неподалеку от Аргентины. Изменять курс любого судна сложно, потому что каждый рейс совершается по контракту, в котором подробно оговорен маршрут, да и расспросы неизбежны. Единственный выход, с ее точки зрения, снарядить специальное судно с каким-либо грузом. Но приготовления к такому рейсу требуют много времени, а путь туда и обратно займет минимум шесть дней.

Слишком медленное морское путешествие могло вынудить нас отложить операцию на несколько крайне важных недель, а заходить в промежуточные порты было нежелательно с точки зрения безопасности. Придется считать море резервным путем и вплотную заняться воздушным.

Главное – найти достаточно убедительный повод для спецрейса в Аргентину. В свое время мы обсуждали вариант пробного рейса – дескать, предстоит открыть новую авиалинию. Но в разгар туристического сезона неплановый полет большой машины из Израиля в Аргентину вызовет законное недоумение, ведь самолет придется снять с одной из напряженных линий.

Выручил случай. Газеты начали писать о грандиозных приготовлениях к 150-летнему юбилею независимости Аргентины. Торжества должны были состояться во второй половине мая 1960 года. Израиль пригласили участвовать в торжествах.

Тогда я предложил отправить израильскую делегацию специальным самолетом. Я не был уверен, что они согласятся, но работники латиноамериканского отдела нашего МИДа с интересом отнеслись к этой идее. Они даже посчитали, что прибытие израильского самолета поднимет авторитет нашего государства в глазах аргентинцев, в первую очередь – в глазах евреев Латинской Америки.

Заместитель генерального директора авиакомпании Моше Тадмор не видел особых препятствий для такого рейса, но просил подождать, пока из-за границы вернется сам генеральный директор, ведь из-за этого спецрейса придется менять графики полетов, что обернется убытком для компании.

Тадмор знал, что в мои функции не входит забота о воздушных путешествиях наших официальных делегаций и что этот рейс интересует меня по совершенно иным причинам. Когда же я сказал ему, что буду лично утверждать экипаж машины и что я прошу выделить в полное мое распоряжение Ашера Кедема, Тадмор начал понимать, куда я клоню. Уже держась за ручку двери, он, неуверенно улыбаясь, спросил:

– Это связано с Эйхманом?

– Я кивнул.

Потом Тадмор признался мне, что после моего заявления почувствовал себя отчаянно неловко: «A я-то говорил тебе о каком-то материальном ущербе!»

Несколько дней спустя генеральный директор авиакомпании заверил меня, что готов выделить самолет для полета в Аргентину, как только об этом его попросит министерство иностранных дел. Я окольными путями известил работников МИДа, что их идея о спецполете будет с пониманием встречена авиакомпанией – они совсем не прочь совершить испытательный полет по новому маршруту и показать себя широкой публике. Тем более, что многие страны собирались отправить свои делегации спецрейсами.

22 апреля наш МИД официально запросил самолет у авиакомпании и вскоре получил положительный ответ. А несколькими днями раньше, 18 апреля, из зарубежного вояжа вернулся Ашер Кедем и тут же приехал ко мне. Я попросил готовиться к полету в Буэнос-Айрес.

Кедем был рад выполнить подобное поручение. Уроженец Голландии, он больше года прожил в нацистской оккупации и только в 1941 году сумел бежать. Тогда ему шел двадцать первый год. Он добрался до Англии и поступил на службу в военно-воздушный флот. После войны Кедем вернулся в Голландию и узнал, что немцы истребили почти всю его семью: родители, брат и сестра с мужем погибли в концлагерях. Некоторое время Кедем нелегально переправлял евреев в Израиль, а затем и сам отправился в эти края. В войне за независимость он участвовал в качестве боевого летчика, а затем перешел в авиакомпанию. Неудивительно, что Кедем был с нами в течение всей операции, и не сторонним наблюдателем.

Юбилейные торжества в Аргентине начинались 20 мая 1960 года. Я стремился отправить наш спецсамолет как можно раньше, чтобы был резерв времени. Задержка делегации после торжеств наверняка вызовет излишнее любопытство, так что мы могли рассчитывать в лучшем случае на три запасных дня. Я хотел бы вылететь за неделю до 20 мая. Если самолет прибудет за день-два до торжеств, то придется отчаянно рисковать – ведь он не сможет задерживаться в Аргентине без видимых причин, да и не хотелось возвращаться в Израиль несолоно хлебавши. И еще одно обстоятельство: чем ближе к празднику, тем больше соберется представителей из разных стран и тем выше будет бдительность в аэропорту, в столице и на шоссейных дорогах.

После долгих переговоров между министерством иностранных дел и авиакомпанией назначили срок вылета – 11 мая. Мало кто знал, что в определении сроков вылета решающую роль сыграл я.

Члены делегации только обрадовались: помимо участия в торжествах им предстояло войти в контакты с евреями Южной Америки, снабдить их информацией о нашей стране, выступить в еврейских общинах Аргентины с лекциями и докладами.

Мы позаботились о том, чтобы о рейсе стало широко известно. Авиакомпания поместила в газетах объявление: все желающие могут купить места для полета в Аргентину или города, где намечены промежуточные посадки. Тем временем наша авиакомпания спешно занялась обеспечением заправки и обслуживания самолета на промежуточных аэродромах и в Аргентине. По моему настоянию Кедем отправился в Буэнос-Айрес через Европу: нужно было добыть разрешение на полет пассажиров из Аргентины в Израиль. Я поручил ему заодно тщательно изучить план аэропорта, чтобы с минимальными осложнениями доставить Эйхмана на самолет.