Я удивленно посмотрел на него:

– Что?

– Его сестра, – он улыбался, но глаза его оставались совершенно серьезными. – Возле кладбища святого Реймонда этот глупый лгун Кондон выплатил пятьдесят тысяч – Уэнделу не пришлось далеко уходить, чтобы спрятаться, не так ли?

Я и это записал в своем блокноте. Мне стало интересно.

– Я вернусь немного назад, Натан, – надеюсь, вы уследите за ходом моей мысли. Итак, в то время, когда Уэндел еще практиковал в качестве адвоката, он сумел добиться снятия с одного из своих клиентов обвинения в торговле наркотиками. Вы знаете, как звали этого клиента, Натан?

– Почему бы вам не назвать его имя, Эллис?

– Конечно, назову, Натан. Его звали Изидор Фиш.

Я только ошарашенно посмотрел на него – сказать в тот момент я мог не больше, чем сидящий в углу скелет.

– Вспомнив о своем бывшем клиенте, – небрежно продолжал Паркер, – Уэндел мог передать пятьдесят тысяч в меченых купюрах Фишу, который, как говорят, был скупщиком «горячих денег».

Я наклонился вперед.

– Эллис, эта информация может быть очень важной. Приношу свои извинения, что усомнился в вас.

– Что ж, благодарю вас, молодой человек, – он снова закурил трубку и погасил спичку, тряхнув ее. – А теперь я расскажу вам о связи Пола Уэндела с Алем Капоне.

Он немного рисовался, но это действовало. У меня было такое чувство, что меня пронзают копьем.

– С Алем Капоне? – с трудом выговорил я, потому что понимал, что он не станет продолжать, если я не задам этот вопрос.

Он с довольным видом кивнул.

– Несколько лет назад, в 1929 или 1930 году Пол Уэндел надумал облапошить Аля Капоне. У меня есть письменные показания, данные под присягой Фрэнком Кристано, который был знаком с некоторыми представителями преступного мира и иногда общался с ними. Короче говоря, Уэндел смог убедить Кристано и Капоне, что он обычную смолу может превратить в спирт по четыре цента за галлон. Однако в какой-то момент его аферу раскусили, и Капоне пообещал, что если Уэндел, который навещал Капоне в отеле «Лексингтон» в вашем прекрасном городе, еще раз заявится к нему, то его, как выражаются у вас в Чикаго, хлопнут.

– Я не думаю, что это выражение неизвестно на Восточном побережье, Эллис.

– И самое интересное, Натан. В начале 1932 года Уэндел снова связался с Кристано, предложив ему план вызволения Капоне из... трудного положения, в котором он оказался в связи с обвинением в уклонении от уплаты налогов. И план этот состоял в том, чтобы сначала похитить ребенка Линдберга и затем сделать Капоне героем, вернувшим его родителям.

Вот оно что.

Я сказал:

– Кристано рассказал об этом предложении Капоне?

– Нет. Он дал Уэнделу под зад коленом. Но, согласитесь, Уэндел мог найти другой способ сообщить об этом плане Капоне.

Я кивнул:

– Что ж, в таком случае, должен признать, что ваш Уэндел является перспективным подозреваемым.

– Я тоже так думаю.

– Но у нас мало времени, чтобы проверить все это. Полагаю, вы держите его под наблюдением?

– Что вы, Натан, – скромно проговорил Эллис Паркер, вынув изо рта свою кукурузную трубку. – Я спрятал его в местной психиатрической больнице. Могу вас познакомить, если хотите.

Эллис Паркер был моим пассажиром, указывающим дорогу, когда я преодолел на «пакарде» шестнадцать миль по тихой скользкой местности по направлению к «Нью-Лизбон Колони», психиатрической больнице штата. Кажется, поездки в психушки входили у меня в привычку, впрочем, уже по дороге мне пришлось выслушать то, что я не мог назвать иначе как безумием.

Провинциальный Шерлок, который был в широком коричневом пальто и бесформенной серой шляпе, оставил дома свою трубку из стержня кукурузного початка. Устроившись на сиденье рядом со мной, он начал путешествие с того, что складным ножом отрезал кончик дешевой сигары. Закурив ее, он приоткрыл окно, однако эта вентиляция не помогла: вдохнув дым сигары, я с тоской вспомнил о его трубке.

– Если хотите, у меня есть еще, – сказал он, помахав рукой с сигарой, с которой слетел пепел. Я стряхнул его с обивки машины.

– Нет, спасибо. Лучше скажите, почему ваш подозреваемый находится под стражей в психушке?

– Я не говорил, что он находится под стражей. Я сказал, мы спрятали его там. Можно сказать, что он находится под обеспечивающим арестом.

– Но формально у вас еще не достаточно оснований для его ареста?

– Нам нужно, чтобы он признал свою вину, – признался Паркер. – Мы уже добились от него нескольких признаний, но все они не то, что нужно.

– Он признался? Несколько раз?

– Не отвлекайтесь от дороги, сынок. Вы не знаете этой местности, – он выпустил огромное кольцо дыма; оно извивалось вокруг его головы, он улыбнулся, похожий на выбритого и не очень кроткого Санта Клауса. – В начале этого года я послал в Нью-Йорк несколько своих помощников, чтобы они понаблюдали за Уэнделом. Он тогда жил в гостинице «Стэнфорд». Они устроились рядом в «Мартинике», наблюдали за ним с помощью бинокля и так далее. И руководил всем мой сын Эллис-младший.

– Я не знал, что ваш сын пошел по вашим стопам.

– Да, он тоже детектив, и я очень горжусь этим. Он мне понадобился для руководства этой группой. Остальные ее члены не были профессиональными сыщиками. Они были просто... мои знакомые.

– Знакомые?

Он пожал плечами:

– В Нью-Йорке, как и в Нью-Джерси, у меня есть сеть осведомителей.

Скорее всего они были картежниками и мелкими жуликами. Хороши помощнички.

– Ну и что дало это наблюдение? – спросил я.

– Ничего существенного. К середине февраля, когда время, оставшееся у Бруно Хауптмана, подходило к концу, я решил, что пришла пора действовать.

– Действовать?

Он кивнул и прищурился, выдвинув нижнюю челюсть и зажав сигару в уголке рта.

– Я велел Эллису-младшему уехать оттуда, потому что Уэндел мог его узнать, а остальные трое подождали, пока Уэндел выйдет из гостиницы, сказали, что они копы, приставили дуло пистолета к его ребрам и привезли его в Бруклин.

Я едва не нажал на тормоз.

– Это же похищение, Эллис.

– Чепуха, сынок. Вы что, никогда не нарушали правил, чтобы раскрыть дело? Разве вы никогда не разбивали окон, чтобы проникнуть в помещение и добыть улику? Но как бы там ни было, эти ребята привели Уэндела в дом, принадлежавший отцу одного из них: все было подготовлено заранее. Вначале они с завязанными глазами держали его в подвале.

– Долго? – с трудом выговорил я.

– Восемь дней, – сказал он, пожав плечами.

У меня слов не было. Мне трудно было даже сосредоточить внимание на дороге. Паркер, дымя сигарой, с гордым видом продолжал свой рассказ:

– Я велел помощникам сказать Уэнделу, что они не копы, а гангстеры. И что из-за него, из-за того, что он похитил сына Линдберга, о чем нам стало известно из достоверных источников, некоторые хорошие парни попали под подозрение копов. Я велел сказать ему, что полицейские знают, что это сделал не Хауптман, и что они не отстанут от этих парней, пока не найдут человека, который это сделал.

– Ваши помощники, – тихо сказал я, – притворились гангстерами, взявшими его в заложники?

Паркер с улыбкой кивнул:

– Они называли друг друга итальянскими именами, обращались с ним грубо, грозили залить его цементом и бросить в реку.

– Они били его?

– Что вы, нет. За кого вы меня принимаете, Натан? За мучителя? Мои помощники позволяли ему принимать ванну, кормили его, даже дали ему койку, на которой он мог спать, и радио, чтобы он слушал музыку.

– Они связывали его?

– Нет, сэр. Его постоянно кто-то охранял; он находился в подвале, где были заколочены окна. Он никуда не выходил. Кто-то всегда был рядом с ним, слушая, ожидая, когда он сломается.

– А чего ему ломаться, когда он там как сыр в масле катался?

Он фыркнул от смеха.

– Мои помощники задавали такой же вопрос, Натан. Они говорили: Эллис, этот человек отдыхает здесь, ест, спит, слушает музыку, купается каждый день и бреется, но не собирается раскаиваться. А я говорил им: не беспокойтесь, настанет день, когда вы меньше всего будете это ожидать, и этот человек сломается и расскажет вам все. Во-первых, я знал, что ему чертовски хочется рассказать кому-нибудь об этом, и полагал, что он расскажет им, потому что он считал их преступниками и хотел, чтобы они знали, что он и есть тот выдающийся преступник, который совершил это крупное преступление.