Офис губернатора представлял собой роскошный, отделанный темным деревом кабинет с огромным восточным ковром на полу и камином, пламя в котором лениво лизало поленья. Большая теплая комната, уют которой нарушали лишь написанные маслом официально-неприветливые портреты прошлых сановников Нью-Джерси, тем не менее создавала ощущение нежилого, временного помещения для выборного лица. Громадный желтый глобус возле стола, казалось, никогда не вращали; книги в кожаных переплетах, стоящие на полках позади губернатора, казалось, никогда не открывали; флаги – американский слева и флаг штата справа – свисали на древках и никогда не разворачивались. Деревянный картотечный шкаф примерно в десяти футах от стола был единственным местом, куда можно было поставить серебряную чашу с цветами.

– Это был ваш старый друг, – с улыбкой сказал губернатор, положив трубку, но уточнять не стал. Мы крепко, по-мужски пожали друг другу руки и сели.

– Я очень рад, что вы приехали, Геллер, – сказал он, откинувшись в кресле. – Вы как раз тот человек, который нужен для этой работы.

– Для какой такой работы?

Он скривил губы в улыбке и подмигнул мне; неожиданно в его облике промелькнуло что-то от добродушного озорного эльфа.

Затем выражение его лица стало серьезным.

– Мистер Геллер, я нанял несколько других частных детективов, и мы нашли много новых доказательств... но, к сожалению, они недостаточно убедительны, чтобы мы добились нового рассмотрения дела Ричарда Хауптмана. И я не в состоянии помиловать его или смягчить ему наказание.

– Вот как?

Он покачал головой.

– Я лишь один член суда по помилованию. В Нью-Джерси губернатор не имеет права заменить смертную казнь другой мерой наказания. И я не смогу еще раз отсрочить приведение приговора в исполнение, если вы не найдете чего-нибудь ошеломляющего, что не сможет проигнорировать этот демократ, мой генеральный атторней.

– Вы имеете в виду Уиленза?

– Правильно. Мы с Дейвом дружим еще со школы. Вы с ним встречались?

– Один раз. Я видел его в действии на судебном процессе по делу Хауптмана. Я пробыл там всего один день, но достаточно насмотрелся на него. Продувная бестия.

Он кивнул и потянулся к коробке для сигар во столе.

– В этом деле он ловкач. Хотите сигару?

– Нет, спасибо.

Он закурил превосходную толстую гаванскую сигару.

– Любопытно то, что Дейв ярый противник смертной казни, в то время как я совсем не против того, чтобы убийц отправляли в ад.

Итак, я вновь стал участником мелодрамы под названием «дело Линдберга».

– Зачем штату Нью-Джерси понадобилось частное расследование? – спросил я.

– Я удивлен, что вы спрашиваете меня об этом мистер Геллер, если учесть, что однажды вы работали вместе с полицией штата, в частности с полковником Норманом Шварцкопфом.

Я пожал плечами и кивнул.

Он внимательно посмотрел на меня, прищурив глаза.

– Знаете, я был в камере смертников, где содержится Бруно Ричард Хауптман, мистер Геллер... Я узнал, что он хочет со мной поговорить, и тайком пошел на встречу с ним, надеясь, скажу честно, услышать от него признание. Вместо этого я встретил глубоко негодующего умного и благовоспитанного человека, который поднял немало вопросов, и я вынужден был согласиться, что они требуют ответа.

– А! – произнес я с улыбкой, неожиданно разгадав причину интереса, проявленного ко мне губернатором, – и вы пошли к начальнику полиции штата, чтобы найти ответы на эти вопросы.

– Совершенно верно. И наш общий друг полковник Шварцкопф проигнорировал мой приказ, то есть приказ исполнительной власти возобновить расследование по этому делу, под предлогом, как он сообщает в своих ежемесячных формальных записках, отсутствия каких-либо новых фактов. Когда я представил Хауптману тридцатидневную отсрочку исполнения приговора, я начал нанимать своих собственных следователей и, разумеется, отстранил Шварцкопфа от дела Линдберга. Как вы, должно быть, догадываетесь, отношения у нас с ним после этого натянутые.

– Явился ли Хауптман той причиной, которая заставила вас взяться за это дело? – спросил я, зная, что губернатора обвиняли в ведении политической игры. – Неужели слова этого заключенного показались вам такими убедительными?

– Да, вполне убедительными. Но были и другие причины. Я полагаю, вы встречались с Шерлоком Холмсом из Нью-Джерси по имени Эллис Паркер?

Я кивнул:

– В имении Линдберга в начале этого дела.

– Паркер проводил свое личное расследование, – сказал Хоффман, – хотя еще не посвятил меня в его результаты. Он один из людей, с которыми вы должны будете непременно встретиться; он действует очень скрытно, хотя получает от меня деньги.

– Этот старик любит славу, – сказал я. – Вы только не верьте всему, что о нем пишут и говорят.

– А я и не верю. Но довольно серьезно отношусь к его мнению. Он считает, что Хауптман невиновен или по крайней мере является мелкой сошкой, занявшей место настоящих похитителей.

– А вы рассматривали возможность того, что у группы вымогателей, в которую входил «кладбищенский Джон», вообще могло не быть ребенка?

Он энергично закивал, выпустил дым и зажестикулировал рукой с сигарой.

– Да, и представьте себе, мистер Геллер, Эллис Паркер считает, что ребенок, найденный в той неглубокой могиле в Саурлендском лесу, не был Чарльзом Линдбергом-младшим.

– Я слышал, что Слим Линдберг опознал сына довольно быстро.

– Опознал быстро?! А вам известно, что в морге тело осматривал... сейчас, позвольте я найду, – он начал рыться в документах и папках, лежащих на столе, быстро нашел нужную бумагу и прочитал с торжественным выражением на лице: «Останки осмотрел личный педиатр ребенка доктор Ван Инген. Сотрудник похоронного бюро сообщил, что доктор Ван Инген произнес следующие слова, цитирую: „Если бы вы положили на стол десять миллионов долларов и сказали, что они будут мои – стоит мне только уверенно сказать, что это сын полковника, – то и тогда я не смог бы правдиво опознать этот скелет“».

– Скелет? Я знал, что тело разложилось, но думал, что лицо сохранилось...

– Вы что, не видели, как выглядело это «тело»?

Я покачал головой.

Он достал из папки глянцевитую фотографию.

– Даже пол не смогли подтвердить, – сказал он и протянул мне фотографию.

– Боже, – сказал я.

На снимке была только кучка черных костей; более или менее можно было различить череп и пару ребер; левой ноги не было.

Неожиданно рот у меня высох.

– Я слышал, что ребенка опознали по пальцам ног, расположенным определенным образом...

– Ну, проверить это можно было только по одной ноге, – сказал Хоффман. – Восемнадцатого февраля, за десять дней до похищения, доктор Ван Инген осматривал ребенка и сообщил, что мизинцы обеих его ног загнуты внутрь и частично покрывают соседние пальцы. На трупе, или на том, что от него осталось, тоже имелся загнутый внутрь палец, но это был большой палец.

– Даже это трудно определить, – сказал я и отдал ему страшную фотографию.

– Но один факт неоспорим: врач в морге измерил тело, и длина оказалась равной тридцати трем и одной трети дюйма. Ван Инген измерял ребенка восемнадцатого февраля, и тогда его рост был равен двадцати девяти дюймам.

– Отчасти это можно объяснить ростом костей после смерти, – проговорил я задумчиво. – Но, черт возьми, не на четыре же дюйма с половиной они выросли!

– Разумеется, это подчеркивает один из основных изъянов защиты, – сказал Хоффман.

Я кивнул.

– Вы имеете в виду, что один из защитников Хауптмана оговорил, что он руководствуется тем, что труп, найденный у горы Роуз, был Чарльзом Линдбергом-младшим?

– Вот именно.

Об этом много сообщали в прессе. Уиленз допрашивал женщину, заведующую приютом для сирот, который был расположен меньше чем в миле от того места, где нашли тело; Уиленз хотел опровергнуть версию, что в лесу лежало тело одного из подопечных приюта.

Но Рейли прервал процесс судебного разбирательства почти сразу следующими словами: