На свою беду Клаас строил все расчеты, забыв о Жозефе. А в лицо этого каталонца он имел дело с человеком но менее мстительным, чем он сам. Жозеф простить-то простил, но весьма мало полагался на раскаяние Клааса.

Вернув ему свободу, каталонец наказал бушмену незаметно следовать за ним по лесу, как тень, и не допустить с его стороны какого бы то ни было покушения.

Бушмен что-то с удовлетворением проворчал и скрылся в зарослях.

Прошло два часа, а он все не показывался. Его спутники вкушали заслуженный отдых на берегу реки и ужо начали тревожиться за него, когда наконец он появился. На нем была черная кожаная куртка, огромный ягдташ висел у него через плечо, и в руках он сжимал непомерной длины ружье.

— Что это за диковинный наряд, дружище? — спросил его Александр.

— Тише! — прошептал негр, прикладывая палец к губам и приглашая француза отойти в сторону.

— В чем дело?

— Бур хотел убить белую женщину. Он уже прицеливался…

— Говори!..

— Меня скрывала листва, но я видел, как у него сверкали глаза. Тогда я взял отравленную стрелу. Яд нгуа. Я натянул тетиву, и стрела улетела. Она попала в глаз. Белый умер… Я взял его вещи…

— Ты верный слуга, и мой друг обязан тебе жизнью своей жены…

— Разве ты не спас моего ребенка, когда его укусила пикаколу?..

Первые минуты счастья. — Альбер отказывается от поисков клада. — Зачем бушмену понадобилась буйволиная шкура? — Подозрительная группа. — Негры под предводительством белого. — Фургон принесен в жертву. — Добыча и тень. — Новая группа туземцев. — Отсутствие бушмена. — Флотилия и плот. — Магопо.

Гигантские деревья, растущие на берегах великой южноафриканской реки, впервые давали приют счастливым людям. Счастье было бы полным, если бы его не омрачали печальные воспоминания о понесенных утратах. Усталость, раны, болезни, заточение, физическая боль и душевные муки — все было забыто среди радостей неожиданной встречи и нежных излияний.

Обеим героиням долгих и мучительных скитаний по Южной Африке пришлось подробнейшим образом рассказать все, что они пережили, и рассказ их заставлял слушателей дрожать в одинаковой мере от ужаса и от умиления.

Эстер поведала о ночном нападении, жертвой которого пал ее отец, о загадочном и неслыханном по дерзости убийстве, о подозрениях мастера Виля, о том, как он отправился на поиски трех французов, в которых непременно хотел видеть убийц. Девушка простодушно созналась, что и сама разделяла эти нелепые подозрения. Она вспомнила также, как приняла Сэма Смита за Александра, когда бандит прискакал к фургону, найдя Библию госпожи де Вильрож.

Анна, со своей стороны, описала подлое нападение бандитов у Пемпин-крааля, и горе, которое ее постигло, и как Эстер, которая не знала ее, раскрыла ей свое сердце, предложила все, что имела, и добровольно делила с ней все муки заточения.

Беседа продолжалась долго, а тем временем оба негра занялись постройкой обширного шалаша и приготовлением ужина. Ими руководил Жозеф, на которого все единодушно возложили обязанности мажордома.

Альбер и Александр решили пока оставаться на левом берегу — отсюда было легче обозревать местность, лежавшую выше водопада. Они но забыли нападения, которому подверглись в момент, когда пересаживались в фургон и собирались покинуть лагуну.

Теперь они решили принять меры предосторожности.

— Подождем несколько дней, — говорил де Вильрож, который наслаждался своим счастьем. — Ведь мы все-таки нуждаемся и отдыхе, особенно эти бедные женщины. А потом отправимся на прииск Виктория. Мы теперь можем представить тамошним линчевателям неопровержимые доказательства нашей невиновности. И я надеюсь, что этот горе-полицейский не сможет взять наши доводы под сомнение. Они будут подтверждены такими свидетельскими показаниями…

— Зачем нам возвращаться к этим скотам? — спросил Александр.

— Да хотя бы затем, чтобы поскорей получить возможность вернуться в цивилизованные страны. Скажу тебе по чистой совести, я испытываю огромную потребность жить в доме, под крышей, видеть людей, которые одеты не в лохмотья, как мы с тобой, и попросту поесть хлеба.

— Это-то верно! Вид у нас не ахти какой. Мы скорей похожи на каких-то бродяг, чем на честных путешественников. Но ты хочешь вернуться в Кейптаун? А как же с нашей экспедицией, с ее главной целью?

— Пусть все рухнувшие планы с треском летят в преисподнюю. Я вернусь во Францию, в Вильрож, хоть и несолоно хлебавши. Кое-как я еще проживу. Я не смогу пышно обставить замок моих предков и жить в моем живописном имении… Короче говоря, я не смогу оказать моей дорогой Анне наше чудесное пиренейское гостеприимство… Шалаш и сердце — вот все, что у меня есть.

— Ты правильно рассуждаешь, и я тебя одобряю полностью. Возвращайся, дорогой Альбер, во Францию. А я еще на некоторое время задержусь. Я должен снова взяться за кирку. Ведь у меня-то нет ни гроша. Что касается сокровищ кафрских королей, то об этом мы больше говорить не будем. Я на эти сокровища махнул рукой. Из-за них пролилось столько крови!..

— И в конце концов, мы еще все-таки не дошли до крайности. Наши скитания все-таки немало нам принесли. Эй, Жозеф!

— Есть, месье Альбер.

— Ты сохранил кожаный мешочек с алмазами, который нам передал Александр, когда вернулся от батоков?..

— Конечно, сохранил. Я зашил его буйволиной жилой во внутренний карман. Вот он, месье Альбер.

Де Вильрож раскрыл мешочек, и сразу засверкали великолепные камни — подарок Магопо.

— Тут на добрых двести тысяч франков, дорогой мой Александр. Позволь мне взять столько, сколько нужно на дорогу, и положи остальное к себе в карман. Это верных десять тысяч годового дохода. Хватит на хлеб и еще кое на что, кроме хлеба…

— Это мы потом увидим, — ответил Александр улыбаясь. — Не надо забывать, что мы все-таки на берегах Замбези и нас окружают опасные враги, а до Кейптауна несколько тысяч километров. В общем, ваши приключения еще, пожалуй, не кончились.

— Это верно, — признал Альбер. — С тех пор как наш экспедиционный корпус получил пополнение в лице этих двух милых созданий, я совершенно потерял голову. Ты заставляешь меня вспомнить, что сегодня вечером нам предстоит встретиться с судьей. Я бы отдал все, что имею, за хороший карабин или хотя бы за простое гладкоствольное ружье и несколько сот патронов.

— Это было бы кстати. Все наши оборонительные средства заключаются в настоящий момент в этой старинной пушке, которую бушмен догадался унести с поля битвы. Кстати, ты, должно быть, здорово устал после борьбы с этим взбесившимся бизоном…

— Нет же, право. Чуть-чуть ломит, и только. Во всяком случае, счастье, которое я сейчас переживаю, может исцелить от всяких болей.

— Все равно, советую тебе немного отдохнуть. А я буду караулить.

— Спать? Ты смеешься! Да я теперь неделю глаз не сомкну!

Альбер не был хвастуном. Он ошибался самым добросовестным образом. Силы человеческие ограничены. Так что не прошло и получаса, как де Вильрожа охватила вялость, и, ласкаемый свежим ветерком, который дул с реки, он заснул как убитый.

Александр бодрствовал, прислонившись к дереву. Жозеф хлопотал по хозяйству, ожидая, когда вернутся Зуга и бушмен, ушедшие в лес на охоту.

После сравнительно недолгого отсутствия они пришли, буквально сгибаясь под тяжелой добычей.

Ведомые своим безошибочным инстинктом, они сумели найти громадного буйвола и убили его. Бушмен освежевал тушу и завернул лучшие куски в шкуру. Не то из прихоти, не то с какой-то целью, которой белые не могли разгадать, африканец использовал довольно оригинальный прием, чтобы отделить мясо этого дикого животного от кожи, толщина которой вошла в поговорку. С удивительной ловкостью, мы бы даже сказали — с искусством, которому позавидовал бы естествоиспытатель, он вывернул кожу наизнанку. Туша вышла целиком через широкий разрез в области шеи, и, таким образом, шкура представляла огромный, совершенно водонепроницаемый мешок.