Пири — хозяева Города Песков — продавали узников работорговцам, если те предлагали достойную цену. Одним словом, лучшего места для изгнанной принцессы не придумать.

К тому времени как Солдат и его друзья прослышали о деяниях Гумбольда, тот уже укрепил свое положение. По его заказу началось строительство нового дворца, который он собирался назвать Дворцом Львов. Это роскошное сооружение воздвигалось в парке, вот уже двадцать лет с легкой руки Квидквода находившемся в общественном ведении. Теперь он стал частным садом Гумбольда, и любой горожанин, который случайно заходил в эти прежде общественные владения, предавался немедленной казни. Статуи королевы и ее сторонников стали исчезать с пьедесталов по всему Зэмерканду, а на их месте возникали огромные бронзовые фигуры строгого, но справедливого регента Гумбольда, восседающего на гигантской, раздувающей ноздри кобыле.

До сих пор в государстве не существовало символов королевской власти. Гумбольд быстро смекнул, что введение их несравнимо упрочит его позицию. И заказал знаменитому мастеру Кульпернику украшенный драгоценными камнями меч. Вышел декрет: с этих самых пор любой правитель Гутрума должен осуществлять правление посредством сего меча. Клинок знатного оружия вспыхивал как огонь, когда его вынимали из выложенных самоцветами ножен. Гумбольд носил меч только по особым случаям, в обычные же дни символ королевской власти покоился на красной бархатной подушке у ног владельца. Обладатель этого меча становился правомочным правителем переживающей не лучшие времена империи.

Солдат оставил Голгата в лагере, а сам повез Утеллену с ИксонноскИ в пещеры к горам на востоке, где селились только орлы и драконы. Эти горы были родимым домом гигантского желтого дракона, длинного, как военный корабль, но доброго и безобидного — если, конечно, его не трогать. Желтые драконы почти вымерли — не без помощи охотников-ханнаков, — и теперь чуть ли не единственным местом их обитания стало предгорье длинного хребта на северной границе Гутрума с Фальюмом.

— Я направлю к вам для защиты кого-нибудь из Красных Шатров, — сказал Солдат матери с мальчиком.

ИксонноскИ покачал головой:

— Нет. Пусть лучше никто не знает о том, где мы прячемся. А пара воинов все равно отца не остановят. Если он только обнаружит меня, то найдет способ со мной разделаться, и тут уж любая охрана окажется бессильна. Я прошу тебя никому не рассказывать об этом месте.

— Тебе виднее.

С этими словами Солдат оставил своих подопечных и вернулся к Голгату, который ожидал его в лагере в двух днях пути верхом.

Они с Голгатом, не медля ни минуты, направились в Зэмерканд. Страна кишела людьми-зверьми. По пути встречались отряды воинов-псов, лошадиного народца и людей-лис. Солдат еще не привык к этим странным существам и при виде их всякий раз испытывал отвращение — так странно на человеческом теле смотрелась звериная голова. Солдат то и дело задавался вопросом, как мыслят люди-звери. Похож ли их разум на разум человека, или по образу своих мыслей они ближе к животным. А может, они — отдельно стоящая раса, раса полулюдей-полуживотных, обладающая своим собственным складом ума?

Друзья передвигались главным образом по ночам. На небе не было звезд, дорогу освещал лишь тусклый свет зловещей луны. На тропах извивались клубки змей. От куста к кусту незаметно перебегали огромные пауки, чьи движения были так невесомы и быстры, что заметить их удавалось лишь боковым зрением. Крысы дюжинами собирались в круги и неуклюже шествовали за многоглавыми крысиными королями. Они-то ничего не боялись, без страха двигались прямо по открытому пространству. Круг был неуязвим — сплошное колесо зубастых злобных голов.

Мир стал страшным местом, где ни человеку, ни зверю, ни птице больше не было спокойно. Живые существа пугались собственной тени.

Ворон принес вести о последних событиях в стране.

— Гумбольд пришел, Ванда ушла.

— Что? Говори понятнее, — попросил Солдат.

— Канцлер пришел, королева ушла.

— Птица, я тебя сейчас придушу!

— Что тут непонятного? Государственный переворот! Королева Ванда сослана в обитую пухом темницу. Квидквод и бхантанские близнецы там же. Крашкайт и Фринстин мертвы. Гумбольд захватил власть и прирос задницей к трону…

Птица рассказала все, что произошло с тех пор, как Солдат ушел из Зэмерканда.

— А жену твою…

— Что?! Что с ней?! — закричал Солдат. Его сердце неистово заколотилось.

— Ее отправили в Уан-Мухуггиаг. Никто не знает, куда именно. Изгнали. Возможно, в какой-нибудь иноземной тюрьме — там, насколько мне известно, вовсю процветают всевозможные грибки и инфекции — валяется с гниющими ногтями.

— Типун тебе на язык, Ворон!

Голгат сказал:

— Что намереваешься предпринять, дружище?

Солдат встряхнул головой, чтобы отогнать неукротимую злобу, которая начала закипать где-то глубоко внутри.

— Я… Разумеется, я должен поехать за море. Сначала надо отыскать жену. А когда буду уверен, что она в безопасности, можно заняться и Гумбольдом.

Он ехал и молчал, безвольно осев в седле и предаваясь нелегким мыслям. Огромная мощная лошадь не привыкла возить расслабленное отяжелевшее тело и время от времени оступалась в полутьме. Однажды из земляной норы выскочил гном-попрыгун и напугал верную и надежную кобылу. Она встала на дыбы, и Солдат упал. Он молча поднялся и снова сел на лошадь. Гном — неутомимый проказник, как и все члены его клана, — стал плеваться огнем. Солдат попросту не обратил внимания на его выходки и поехал дальше, снедаемый тяжкими думами.

Добравшись до Зэмерканда, Солдат поскакал к карфаганскому лагерю, чтобы встретится со своим генералом.

— За твою голову назначена награда, — сказал Джаканда. — Несмотря на мой протест, ты объявлен вне закона.

— Я не удивлен. Только почему ты поддерживаешь этого деспота? Вы же верны королеве.

Джаканда покачал головой.

— Я верен тому, кто мне платит — правителю Гутрума и не имею права вмешиваться во внутренние дела.

Ты же знаешь, мы наемники. Нельзя мне поддерживать ту или иную сторону, я ведь генерал иностранной державы. Ни один карфаганский военачальник, находящийся на службе Гутрума, не входил в Зэмерканд во главе своей армии, и не важно, какая политика или дворцовые игры происходили за стенами. Тебе лучше отсидеться где-нибудь в глуши, спрятаться в горах, а когда положение изменится — вернешься.

— Можно и так, — сказал Солдат, — а можно и по-другому.

Солдат был разочарован этой встречей. Избавившись от лошадей — их отдали лейтенанту Велион из Шатра Орла, — друзья переоделись в лохмотья и под видом паломников прошли в ворота Зэмерканда. Солдат решил переправиться на барже по крытому каналу и выйти в Лазурное море, а там уже пересесть на судно, направляющееся в Гвендоленд. Однако по пути к докам он наткнулся на какого-то дородного человека.

— Смотри, куда идешь! — прорычал человек и склонился над сточной канавой, откуда извлек кочерыжку. — Чуть на мой ужин не наступил!

Затем незнакомец поднял голову и воскликнул:

— Клянусь богами! Солдат, ты?!

Солдат зажал рот Спэгга ладонью и пригрозил кулаком.

— Молчи. Выдашь меня, шею сверну. Ночью уходим из Зэмерканда, и если за мной будет погоня…

Спэгг схватился за поношенную рясу, в которую был облачен Солдат, и повис на вороте.

— Куда ты идешь? Возьми меня с собой! Я больше не могу. С тех пор как Гумбольд пришел к власти, я умираю с голоду. Видишь, до чего дошел: еду по помойкам собираю.

От этой дряни у меня живот пучит, будто я червей наглотался, и с задницей просто беда. Гляди. — Он открыл рот, и Солдата обдало несвежим духом. — У меня недавно еще два зуба выпало. Вот невезуха. Один просто вывалился, а другой я во сне проглотил. Можно мне с тобой? Я знаю, тебе нужен слуга. Ты сам и латы толком не наденешь. А я еще и готовить умею. — Спэгг пошуршал подушечками своих грязных пальцев, будто тесто замешивал. — Я буду за тобой одежду стирать, твои грязные сапоги языком вылизывать, волосами натирать. Я всех вшей на тебе переловлю своими собственными зубами. Я блох на твоем пальто передавлю. Я буду самым лучшим на свете слугой, только забери меня отсюда.