Раздираемый противоречивыми чувствами Кафф медленно направился домой, в казармы, что размещались у западной стены города.

На балконе за дверью в комнату Солдата приземлился Ворон. Он постучал клювом в окно, и Солдат, услышав стук, в конечном итоге решил выяснить, что же Ворону понадобилось.

— Знать тебя не хочу, — сказал Солдат с холодком в голосе. — Я с предателями дел не вожу.

— Не моя в том вина, Солдат, — ответил Ворон. — Меня заставили нечестные люди.

— Лжец! Ты просто захотел вернуть себе прежний облик.

— А ты на моем месте не хотел бы?

Солдат ответил:

— Я бы ни за что не променял своих друзей.

— Что ж. — Птица поскребла лапкой подоконник, понуро свесив голову, затем сказала: — Как бы там ни было, ты убил мою подругу. Теперь мы квиты. Невинная зевака… а ты велел Спэггу свалить ее из этой дурацкой пращи.

— Что-то я сомневаюсь, что ты вообще был знаком с той птичкой. Мне прекрасно известно, что ты не умеешь разговаривать по-вороньи. Тебя вороны сторонятся, они чувствуют в тебе чужака. Знают, что ты человек в птичьем облике.

— Ну что же мне делать? — жалобно спросил Ворон. — Пойти к Гумбольду и записаться к нему на службу?

— Мне все равно. Ты предал своих друзей. Поступай как знаешь.

— Нет, я ни за что не пойду к нему, — сказал Ворон совсем понуро. — Мне он не нравится.

Солдат пристально уставился на птицу. Она олицетворяла собой неподдельное раскаяние. Солдат, по натуре человек добросердечный, не мог подолгу сердиться. А когда кто-то искренне раскаивался, Солдат был склонен прощать оступившегося. Конечно, он никогда больше не сможет доверять Ворону безоглядно. Предательство так просто не забывают. Вопреки всему Солдат чувствовал, что просто обязан дать пернатому еще один шанс. В конце концов Ворон был рядом с тех самых пор, как Солдат появился в Гутруме. И хотя мальчик-птица — на редкость надоедливое существо, порой он приносил немалую пользу. Частенько, когда Солдат попадал в ту или иную переделку, пернатый проныра вскрывал замки и развязывал путы. А уж это кое-чего да стоит.

— Хорошо, — наконец вымолвил Солдат. — Только не вздумай опять меня продать кому-нибудь. Второй раз пощады не жди. Друзья должны быть достойны доверия. В нашем безумном мире можно выжить, только когда знаешь, кто друг, а кто — враг.

— Я друг, — каркнул Ворон. — Друг!

— Вот им и оставайся.

В этот миг в дверь Солдата начали громко барабанить. Он попрощался с Вороном и отправился открывать. На пороге стоял запыхавшийся гонец и протягивал какую-то записку. Это было письмо королевы. Она желала срочно видеть Солдата.

Солдат начал собираться и тем временем рассказал Лайане о том, что его вызывает королева. Принцесса обеспокоилась.

— Думаешь, Ванда прослышала о моих прогулках?

— Не знаю. Единственный способ все выяснить — встретиться с королевой.

— К тому же выбирать тебе не приходится.

При входе во дворец Солдата встретил встревоженный канцлер Гумбольд.

— Следуй за мной, — велел придворный и быстро засеменил впереди, полируя пол краями своего пышного одеяния.

Королева одарила Солдата мрачной улыбкой, но не из-за происшествия с Лайаной. Дело было в нем самом. Оказалось, что Солдат приглашен на похороны Короля магов: на погребальную процессию и поминки, что последуют за ней. Все во дворце были потрясены. И в особенности королева.

— Приглашение доставили сегодня утром, — сказала она. — Очевидно, ХуллуХ лично пожелал, чтобы ты присутствовал на церемонии погребения его останков. Он сообщил об этом перед самой смертью. Никто не знает почему. Никто из нас и не подозревал, что чародею вообще известно о твоем существовании. Все это очень странно… чрезвычайно странно.

— А почему это настолько странно, ваше величество? — спросил Солдат.

За королеву ответил канцлер Гумбольд, который, похоже, сильно волновался:

— Потому что за все существование нашей истории нет записей о том, чтобы смертный когда-либо был приглашен на похороны чародея.

— Ты, — добавила королева, — первый.

По заснеженному ландшафту двигалась огромная платформа, составленная спинами тесно прижавшихся друг к другу кротов. Эти слепые существа, будто сотканные из темного бархата, столь символичного для похорон, несли на себе останки великого колдуна: груду костей да черные волосы. Длинные прямые локоны колдуна развевались по ветру, словно устрашающий стяг мертвеца, кости с клацаньем ударялись друг о друга. Похоронная процессия вздымалась и опускалась в ритме прибоя, покрывая рябью мерзлую землю.

Процессия шла позади ночи. За ней следовали тысячи черных лошадей, запряженных закатом. Они двигались тихим похоронным шагом через всю равнину и тянули за собой утро. Брезжил рассвет, заплетенный в их длинные черные космы. На головах жеребцов возвышались темные султаны, которые даже не колыхались на ветру. В глубоких темных глазах играли искры колдовского пламени.

На помост бросали прощальные дары. Разноцветные плоды, большая часть которых незнакома простому смертному. Раковины морских моллюсков — такого экзотического вида, что человек поражался их красоте. Семена, орехи, панцири жуков, яичные скорлупки. Кое-что из подношений было плодом природы, что-то определенно происходило из места иного, отличного от Земли. Там были разрисованные деревянные тотемы всяких чудовищ и вырезанные из камня фигурки чертенят. Были и лунные мотыльки, сотнями тысяч порхающие вокруг катафалка, — их, будто пламя свечи, привлекали желтые кости мертвого колдуна.

Кроваво-красная луна занимала полнеба. Чуть ниже луны мерцала черная пелена: грачи и галки скопились над процессией в неимоверных количествах. По лоскутам снега вдоль живой платформы двигались демоны, духи, привидения, великаны-людоеды и гиганты всевозможных разновидностей. Там были ходячие мертвецы, кровопийцы, драконы — большие и малые, — улдры, что обитают в холодных подземельях, вендиго, зальты, охды из жарких пустынь Гвендоленда, сравнительно непримечательные гномы, живущие в шахтах, и гремлины из самых ворот преисподней.

Там были ведьмы и ведьмаки.

Но больше всего на похоронах собралось представителей плодовитого эльфийского народца: эльфы, карлики, феи, домовые, тролли (с заокеанских островов), гоблины, лепреконцы, гномы, болотные духи фенодеры, клариконцы, лешие и столь нелюбимые Солдатом пакостницы-дроты.

Среди всех этих сверхъестественных существ присутствовал только один смертный, один человек — Солдат. Он брел рядом с передвижным плотом, образованным спинами кротов, и не представлял себе, что обо всем этом и думать. У самой его головы хлопали крыльями летучие мыши, которые, должно быть, слетелись сюда с доброй половины земного шара. Мимо торопливо пронесся дьявол, а ужасный великан-людоед (идиот от рождения) стоял и разглядывал процессию, разинув рот.

Солдат едва понимал, где находится. Ему чудилось, что все происходящее — сцена из призрачного спектакля. Он чувствовал себя наблюдателем, который по воле случая оказался в чужом сне и гуляет теперь среди каких-то невероятных созданий. Порой по коже бегали мурашки, иногда хотелось рассмеяться, но в основном увиденное просто не укладывалось в голове. На этих похоронах человеку явно не место.

Солдат смотрел на то, что осталось от самого могущественного колдуна мира: груда костей да пучок волос. Останки двигались, повинуясь еле заметному ритму, то поднимаясь, то опускаясь, будто колдун пытался вдохнуть в себя новую жизнь. Казалось, чародей умер не вчера, а тысячу лет назад, но все равно из последних сил держится за жизнь.

Внезапно, на ходу, волосы чародея воспламенились и загорелись синим, зеленым и оранжевым пламенем. Временами языки пламени бросались кверху, чтобы лизнуть перья ворона или грача. Затем загорелись кости. Солдат задумался, что остальные думают об этом интересном явлении. Однако никого возгорание останков не взволновало и уж тем более не обеспокоило, и меньше всего — кротов, которые несли костер из костей мертвого чародея.