Уладив таким образом все наиболее существенное, я добавил:

— Насчет продажи с аукциона, пожалуйста, не смущайтесь. Пусть себе она идет своим чередом. Ввиду спешной продажи покупателям разрешено вносить деньги лишь на следующий день, а мы с вами решили устроить так, что продажа окажется недействительной. Самозванные ваши дядюшки не пожелают уехать отсюда, пока не получат денег, а между тем денег им не видать, как своих ушей. Точно так же и вашим неграм не угрожает никакой опасности. Их хоть и продали, но эта продажа будет объявлена не состоявшейся. Покупателям придется вернуть вам негров назад. Обоим мошенникам не удастся получить деньги даже и за негров. Они оказываются поэтому как в западне. Они на этот раз попались.

— Ну и прекрасно. Я сбегаю сейчас позавтракать, оттуда прямехонько отправлюсь к Лотропсам.

— Извините, мисс Мэри-Джен, это не входит в программу! Вам ни под каким видом нельзя являться к завтраку. Потрудитесь отправиться в гости натощак.

— Это почему?

— Как вы думаете, мисс Мэри, отчего мне хоте лось удалить вас отсюда?

— Признаться, я не задавала себе этого вопроса, а теперь, раскинув умом, не могу придумать никакой основательной причины.

— Просто-напросто оттого, что лицо у вас не такое каменное и бесстыдное, как у этих мошенников. Для меня оно понятнее всякой книги. Можно читать на нем все ваши мысли так, как если б они были напечатаны самым крупным шрифтом. Попробуйте только сойти в столовую: там вы встретитесь с вашими дядюшками, которые станут с вами здороваться и целоваться. Интересно будет посмотреть тогда на ваше личико…

— Пожалуйста, не продолжайте! Да, мне, я вижу, и в самом деле надо уйти без завтрака, натощак! Так будет лучше всего. Неужели, однако, придется оста вить с ними моих сестер?

— Тут уж ничего не поделаешь. Если б все вы одновременно улетучились, это могло бы, пожалуй, возбудить подозрения. Впрочем, вам нечего беспокоиться о сестрах. Их, в сущности, нисколько не убудет от того, что они станут считать себя в течение еще одних суток родными племянницами самозванных своих дядюшек. Во всяком случае, я не хочу, чтобы вы виделись теперь с вашими сестрами или с кем-либо из знакомых. Стоит только кому-нибудь из со седей осведомиться у вас теперь о здоровье дядюшек, как ваше лицо немедленно расскажет всю подноготную. Нет, извольте уходить сейчас же к Лотропсам, мисс Мэри-Джен, и предоставьте мне объяснить как-нибудь ваше отсутствие. Я попрошу мисс Сюзанну поцеловаться за вас с дядюшками и скажу, что вы ушли на несколько часов, чтобы немножко отдохнуть, развлечься или же повидаться с приятельницей, но что вы вернетесь сегодня же вечером, или завтра рано утром!

— Разумеется, можно сказать, что я пошла повидаться с приятельницей, так как это будет совершенно справедливо, но я не хочу, чтобы за меня целовались с негодяями.

— Ну хорошо, будь по-вашему! — сказал я, не же лая спорить с ней из-за таких пустяков, тем более, что рассчитывал поступить все-таки по собственному усмотрению. В сущности, с ее стороны тут была толь ко мелочная щепетильность, которая могла, однако, значительно повредить делу. Высказывая притворно согласие, я доставлял Мэри-Джен искреннее удовольствие и вместе с тем сохранял за собою возможность уладить все наилучшим образом. Помолчав с минутку, я добавил:

— Теперь нам остается переговорить с вами насчет мешка с деньгами.

— Что прикажете делать? Они его получили, и мне, признаться, отчасти обидно думать, какую глупую роль я при этом сыграла.

— Нет, вы опять-таки ошибаетесь. Мешка с деньгами у них нет.

— У кого же он?

— Я был бы очень рад ответить вам положительно на этот вопрос, но, к сожалению, не могу этого сделать. Одно время мешок этот был у меня, так как я его украл, чтобы вернуть вам. Мне известно также, куда я его спрятал, но боюсь, что его там теперь уже нет. Ах, мисс Мэри-Джен, вы не можете представить себе, как я жалею о том, что так вышло! Клянусь честью, однако, что у меня были самые лучшие намерения. Я чуть было не попался с этими деньгами, так что мне пришлось спрятать их в первое попавшееся место, которое подвернулось под руку, и самому улепетнуть как можно скорее, а место это было не совсем подходящее…

— Пожалуйста, не браните себя самого. Это с вашей стороны очень дурно, и я не позволю вам по ступать таким образом. Вы вовсе не виноваты, так как сами же говорите, что не могли поступить иначе. Где же именно вы спрятали деньги?

Мне не хотелось воскрешать у Мэри-Джен воспоминание о понесенной ею утрате. Кроме того, язык у меня не поворачивался рассказать девушке факт, который вызвал бы у нее представление о мертвеце, лежащем в гробу с мешком денег на брюхе. Помолчав с минуту, я объявил:

— Если вы позволите, мисс Мэри-Джен, я пред почту не рассказывать вам, куда именно спрятал деньги. Я напишу вам это на кусочке бумаги, и вы можете прочесть все, что следует, на пути к Лотропсам. На деюсь, что этим вы удовлетворитесь?

— Разумеется, удовлетворюсь.

Взяв листочек бумаги, я написал: «Я спрятал мешок в гробу. Он лежал там, когда вы пришли ночью проститься с покойным вашим дядей и плакали так горько. Я стоял за дверью, и мне было тогда очень вас жаль, мисс Мэри-Джен».

На глаза у меня навернулись слезы при воспоминании о том, как плакала она тогда ночью одна-одинешенька, в то время как подлые негодяи, бессовестно дурачившие ее для того, чтобы тем вернее ограбить, сладко спали под ее собственной крышей. Сложив записку и подавая ее девушке, я заметил, что и у нее на глазах выступили слезы. Крепко пожав мне руку, она сказала:

— Прощайте. Я выполню в точности все, что вы мне сказали! Если мне не суждено свидеться с вами, я все-таки никогда вас не забуду. Я стану думать о вас часто-часто и буду о вас молиться!

С этими словами она ушла.

Она обещала обо мне молиться! Если бы она знала меня покороче, то выбрала бы себе, вероятно, какую-нибудь иную, более легкую работу. Впрочем, нет! Она не отступила ни перед чем, такой уж, значит, был у нее характер. Она могла бы, пожалуй, молиться за самого Иуду Предателя, если бы такая мысль пришла ей в голову. Ничто не смогло бы, кажется, ее испугать. Можете говорить, что у нее больше характера, чем у любой другой из девушек, с которыми мне доводилось встречаться. Без шуток, она очень решительная и стойкая барышня. Со стороны могут подумать, что я льщу, но на самом деле я только высказываю искреннее мое мнение. Что касается красоты и доброты, то в этих отношениях никто не может с нею сравниться. С тех пор как она вышла тогда из дверей, я ни разу ее не видел, но мне приходилось думать много миллионов раз о ней и о ее обещании за меня молиться. Если б я считал возможным, что собственная моя молитва принесет ей хоть какую-нибудь пользу, то, клянусь всеми чертями, стал бы молиться усерднее всякого пастора.

Мэри-Джен ушла, должно быть, с черного хода. По крайней мере, никто этого не заметил. Встретившись с Сюзанной и подростком с заячьей губой, я сказал:

— Как фамилия ваших знакомых по ту сторону реки, к которым вы иной раз ездите в гости?

Мне ответили:

— Мало ли у нас там знакомых! Чаще всего мы бываем у Прокторов.

— Ну, так и есть, я только забыл ту фамилию. Мисс Мэри-Джен поручила вам сказать, что ей пришлось безотлагательно туда отправиться. Кто-то у них захворал!

— Кто именно?

— Право, не знаю. Трудно упомнить все имена. Кажется, однако…

— Бог мой, надеюсь, по крайней мере, не Ганна?

— К величайшему сожалению должен вам сказать, что речь шла, кажется, именно о Ганне.

— Быть не может! Она ведь на прошлой неделе была совершенно здорова. И что же, она опасно больна?

— Страсть как опасно! Мисс Мэри-Джен говорила, что от нее целую ночь не отходили и что она навряд ли переживет сегодняшний день.

— Это ужасно! Чем же она больна?

Мне сразу не пришло в голову никакого названия порядочной болезни, а потому я необдуманно выпалил:

— У нее свинка!

— Что за чушь вы городите? Свинка — вовсе не такая опасная болезнь, чтобы из-за нее приходилось безотлучно сидеть возле больного.