«Хорошо, что здесь есть вооруженные люди, – подумала я. – Если что, они смогут меня защитить. Стоит мне только позвать на помощь, и они сразу же выскочат – один из левой кулисы, другой из правой». Впрочем, те, кого уже уложил убийца, никогда еще не успевали позвать на помощь. Если в меня захотят выстрелить из пистолета – как водится, в сердце и в голову, – я не смогу даже пикнуть. Потом, может, охранники чего и сделают, постфактум, но мне это уже будет безразлично.

Отвратительно чувствовать себя беззащитной. А еще отвратительнее не понимать, что происходит. Я – пешка в чьей-то игре. Единственное, чем я на сегодняшний момент могла похвастаться, так это избиением убийцы. Я била его даже ногами. Надеюсь, он расправляется с людьми, подчиняясь чьему-то приказу, а не по своей инициативе. Иначе после сегодняшней погони и ее финала мне уж точно несдобровать. Он застрелит меня по личным мотивам. Да хотя бы просто потому, что я его вычислила! Интересно, догадался ли он, как я сумела это сделать? Ведь он маскировался, да еще как! Думаю, на грим у него уходила масса времени и денег.

Подготовка к конкурсу уже завершилась. Когда хрипящие динамики выплюнули первые музыкальные аккорды чего-то очень торжественного, все участницы конкурса, и я в том числе, сбились в одну кучу за левой кулисой.

– Итак, – прогромыхала Амалия Федоровна, размахивая списком. – Жюри готово, девочки! Не подведите меня. Помните все, о чем я говорила вам на репетиции.

Боже мой, оказывается, была еще и репетиция! Выходит, одна я понятия не имею, что и как надо делать. Наверняка провалюсь. Впрочем, платье, сшитое Еленой Бориславовной для Барбары, выглядело единственной по-настоящему изящной вещью среди всеобщего разгула бантиков, кружев, оборочек и бисера. Если бы жюри состояло из нормальных людей, уверена, мне бы присудили первое место. Хотя, если честно, получать незаслуженно кривую корону мне не хотелось.

Когда Амалия Федоровна сказала: «Поехали!», так называемые девочки издали кто сдавленный писк, кто восторженное аханье. Кажется, только я одна молчала. Меня больше всего интересовал зал. Потому что за кулисами, судя по всему, незнакомца, приславшего приглашение, не было. Иначе, полагаю, он давно бы подошел. И вообще, подумала вдруг я, зачем было выгонять меня на сцену? Если этот тип желал встретиться и поговорить, достаточно было гостевого билета. Я сидела бы себе в зрительном зале, а он бы мог подсесть справа или слева и завести разговор... «Боже мой! – тут же осенило меня. – Да на сцене я буду представлять собой отличную мишень!» Бросившись к занавесу, я сделала щелочку и начала жадно вглядываться в хорошо освещенный зал. Одни тетки.

Внезапно в поле моего зрения появилось знакомое лицо. Светлана, сестра Скитальцева! Та, что с косой! Она стояла за последним рядом кресел возле колонны и копалась в сумочке. Что она здесь делает? Не может быть, чтобы мое именное приглашение на этот праздник жизни было ее рук делом! Впрочем, почему нет? Ведь это она прислала мне первую зашифрованную записку. Вернее, передала. И она же потом вместе со Скитальцевым огрела меня по голове и отвезла на пустырь. По крайней мере, присутствовала при этом знаменательном событии. Так на чьей она стороне? И вообще: как связан Юра Туманов с шефом Егора Берингова? Какое имеет отношение мой второй муж к начальнику первого? Бред, бред. Пока мне кто-нибудь все не объяснит, я буду блуждать от одной догадки к другой, словно ежик в тумане.

– Номер три! – гавкнула Амалия Федоровна. – Вернитесь в строй!

Я отпрыгнула от занавеса, успев краем глаза заметить, как сестра Скитальцева достает из сумочки какой-то ужасно подозрительный предмет и прячет его в складках широкой юбки. Уж не собирается ли она в меня стрелять?! Но зачем, боже мой, зачем тогда меня заманивать на этот долбаный показ? Легче всего было бы шлепнуть меня в подъезде, как почтальона. Или она хочет сделать это красиво? С шумом, с паникой, с последующими газетными заголовками?

Я решила, что экспериментировать не стоит и пора уходить. Подиум – довольно опасное место. Даже мой желудок воспротивился необходимости идти на сцену и оповестил об этом тихим ворчанием. Он всегда так ворчал, когда мне было по-настоящему страшно. Однако Амалия Федоровна не ведала о моих терзаниях. И в корне пресекла мою попытку бежать. Потому что «умелые руки» номер один и номер два выходили на подиум вдвоем и уже возвращались. Иными словами, сейчас как раз настала моя очередь.

– Куда?! – взревела Амалия Федоровна, когда я развернулась к сцене спиной и приготовилась дать ходу. – Марш на сцену!

Она развернула меня за плечи и с такой силой толкнула в спину, что я не удержалась на ногах и полетела носом вперед. Передо мной оказался охранник, с которым мы вместе и повалились на пол. Тут сработала моя природная смекалка. Причитая и хохоча, я делала вид, что пытаюсь слезть с его спины, а сама тем временем с проворством карманного воришки расстегнула кобуру и достала пистолет. Ведь это моя жизнь сейчас была поставлена на карту! Охранник ничего не заметил, потому что я извивалась на нем, словно гусеница на зеленом листе. А вот спрятать пистолет мне было решительно некуда. Если бы у меня были чулки, я бы заткнула его за резинку одного из них. Но на мне, как полагается всякой простой русской женщине, были колготки. Допустим, засунуть пистолет в колготки за сценой я могу. Но вот извлечь его оттуда при всем честном народе? Кроме того, платье Барбары льнуло к телу, словно вторая кожа. Пистолет в колготках сразу же привлечет к себе ненужное внимание.

– Послушайте, пойдемте на сцену вместе! – предложила я престарелой Мальвине. – Почему им можно, а нам нельзя? Вдвоем не так страшно!

Мальвина попыталась было что-то возразить, но я ей не позволила. Вместо этого я сунула пистолет ей под бант, завязанный прямо над пятой точкой, и потащила за собой. Конечно, оружия она не заметила. Музыка тем временем заиграла бодрее. Я двинулась по помосту навстречу зрителям, крепко обнимая даму в розовом. И тут увидела, что сестра Скитальцева идет по проходу мне навстречу, причем ужасно целеустремленно. Глаза ее были холодными и страшными. «Она настоящая камикадзе! – в ужасе подумала я, сжимая пистолет еще крепче. – Что, если она выстрелит первой? А потом покончит с собой? Вот это будет драма!»

Когда мы с семенящей и слегка протестующей против моего темпа Мальвиной добрались наконец до самого конца помоста, сестра Скитальцева сделала последний размашистый шаг. Складки ее юбки при этом на мгновение разошлись, и я увидела, что она и в самом деле прячет там пистолет. Маленький, блестящий, словно игрушечный. Однако я была уверена, что это никакая не бутафория и из дула этого малыша может выскочить настоящая смерть. На этот раз моя. Нет, противной сестре Скитальцева не удастся справиться со мной! Я выстрелю первой!

Отбросив в сторону Мальвину, взвившуюся облаком розового шифона, я выпростала припрятанное оружие и, вытянув вперед руку, безо всякого трепета нажала на курок. Не знаю, почему моя рука не дрогнула. Возможно, потому, что стрелять я не умела и подсознательно была уверена, что обязательно промахнусь. Из дула моего пистолета тем временем мощной струей ударила вода. Какой ужас, он оказался ненастоящим! Одновременно все в зале завизжали и полегли, словно трава в степи.

– Вот видите! – сказала я разинувшей рот Мальвине. – Я ведь обещала, что, как только вы появитесь на сцене, все полягут.

Визг тем временем не стихал. Поверх него внезапно раздался крик:

– Лерочка, не надо!

Голос был мне до боли знаком. Мужской голос. Только я никак не могла сообразить, кому он принадлежит. Потому что в тот момент, когда струя из моего пистолета достигла лба сестры Скитальцева, та успела выхватить свое оружие и выстрелить. Ее выстрел, как я и предполагала, был настоящим. Благо она оказалась не такой меткой, и пуля попала в потолок. Или, может быть, кто-то ударил ее по руке. Когда звук выстрела дошел до сознания народа в зале, этот самый народ завизжал уже с утроенной силой и бросился к выходу. Началась настоящая паника. Охранник, у которого я отобрала бутафорское оружие, уже подбежал ко мне и выворачивал руку, пытаясь его отобрать.