Он любил встречать рассвет в море. Но в сегодняшнем утре при всем его великолепии ему почудилось что-то зловещее — восходящее солнце, словно смертельно раненный воин, заливало кровью низкие облака. Небо над головой радовало чистой голубизной, однако на западе и на юге уже копились тяжелые тучи, с театральной яркостью подкрашенные золотом и серебром, а выше, пронизанные ослепительным светом нарождающегося дня, проходили белоснежные перистые облака. И тихое море, отражая ясный цвет небес, было темно-синим.

— Лучше Диснейленда, — пробормотал он.

— Лучше чего? — переспросил Фудзита.

— Нет-нет, сэр, это я так… Сам себе, — ответил Брент, вытягивая из футляра бинокль.

В пять утра вылетели первые разведчики на B5N, а сейчас, выбрасывая желто-оранжевое, словно обесцвеченное ярким солнцем, пламя выхлопа, по палубе начинал разбег первый истребитель. Вот белый «Зеро» взмыл в воздух в двухстах футах от авианосца, а через четыре минуты все шесть патрульных машин ушли за горизонт. Затем начались тренировочные полеты. Кормовой самолетоподъемник доставил на палубу десяток истребителей — в кабине каждого уже сидел механик, проверяя исправность приборов и двигателя. В сопровождении своих летчиков появились Мацухара и Исикава. Все они были в коричневых летных комбинезонах, меховых шлемах, с мечами у пояса и с планшетами через плечо.

Подполковник, остановившись у своего «Зеро», собрал вокруг истребителей для последнего инструктажа. Он что-то живо объяснял им, показывая то в небо, то на листок полетного задания. Вот его летчики крикнули: «Банзай!» — и разбежались к своим машинам, из тесных кабин которых, освобождая место пилотам, уже выбрались на крылья механики. Брент невольно улыбнулся, глядя, как они, словно заботливые клуши, склонялись над своими питомцами, удостоверяясь, что связь и кислород подключены и все приборы и агрегаты действуют. Наконец, убедившись, что все проверено, все напутствия и советы сказаны, старики спрыгнули на палубу. Каждый прошел к носу своего самолета, остановившись справа от пропеллера.

Фудзита отдал приказ телефонисту, и в тот же миг по корабельной трансляции разнеслось: «Ключ на старт!» Немедленно ожили двенадцать новых двигателей, дернулись и светлым серебром засияли на утреннем солнце лопасти пропеллеров, вразнобой застреляли холодные цилиндры, выбрасывая из выхлопных труб синеватый дымок, подхваченный и развеянный ветром, задрожали корпуса принайтовленных к палубе машин, окруженных техниками и гаковыми. Но вот двигатели прогрелись, «Йонага» стал круче к ветру, взвился желтый флаг, и, взревев 1700-сильным двигателем, истребитель Мацухары, узнаваемый по красному обтекателю и зеленому колпаку, начал разбег и легко взмыл в воздух. За ним один за другим взлетели остальные и четырьмя тройками стали ввинчиваться в небо, не приближаясь к грозовому фронту на юге. Авианосец лег на прежний курс.

Брент, заслоняясь от солнца, следил, как «Зеро» перестроились в две группы по шесть машин: одну вел Йоси, другую — Исикава. Истребители начали учебный бой, атакуя друг друга, удивляя тем, как согласованно тройки набирали высоту, пикировали, сходились и расходились. Брент совсем запрокинул голову, наблюдая за наскакивавшей на истребитель Исикавы машиной Мацухары, и солнце ослепило его, ударив прямо в глаза. Он зажмурился и вдруг увидел Маюми — ее полуоткрытые жаждущие губы, сияющий теплым светом взгляд, распущенные волосы. Она неотступно стояла перед ним, куда бы он ни поворачивал голову, словно образ ее навеки запечатлелся в его душе и на сетчатке его глаз. Стараясь отделаться от этой галлюцинации, он глубоко вздохнул, потряс головой, как человек, мучимый мигренью, и перевел взгляд на холодную бездонную синеву океана.

— Проще измерить глубину Марианской впадины, чем постичь душу женщины, — раздался рядом голос адмирала Фудзиты.

Брент вздрогнул и обернулся к нему:

— Я никогда не допущу, сэр, чтобы личные дела мешали моим служебным обязанностям.

За спиной послышались шаги:

— Разрешите, господин адмирал? — хором произнесли два старика.

— Разрешаю.

Брент невольно улыбнулся при виде этой пары: в рубку входили двое «коренных» членов экипажа «Йонаги» — командир самолета B5N лейтенант Йосиро Такии и его штурман младший лейтенант Морисада Мотицура. Первый, хоть и был сед как лунь и согнут чуть не вдвое, был первоклассным летчиком, за пятьдесят лет службы словно приросшим к своему самолету, как будто конструктор внес в «синьки» своего детища и эту одушевленную деталь.

У штурмана были широко раскрытые глаза с немного сумасшедшим выражением, и Брент подозревал, что солнце, выдубившее его кожу, слишком долго пекло и наконец напекло ему голову. Он, захлебываясь и брызгая слюной, чему способствовало и отсутствие передних зубов, выпаливал слова скороговоркой: язык явно не поспевал за мыслью. С негласного одобрения адмирала Брент летал с ними стрелком-наблюдателем и даже сбил из пулемета над Средиземным морем арабский DC—6. Оба старика уверяли, что американец — зорок и меток как орел.

— Завтра опять с нами полетишь, Брент-сан! — сказал Такии.

— Что? Лейтенант Росс летит в воздушную разведку? С какой стати? — осведомился Фудзита.

— Вы сами разрешили, господин адмирал.

— Он нам нужен, господин адмирал, без него не обойтись, — подхватил штурман, брызнув на последнем «с» слюной.

Фудзита вытер щеку и глубоко вздохнул, явно сетуя про себя на то, что безупречная память опять дала неожиданный сбой.

— Добро, — сказал он.

— Банзай! — воскликнули летчики.

Мотицура вскинул к небу сжатый кулак:

— Завтра мы облетим проливы, Японское море, Корею, отыщем конвой и покажем этим арабским козлоедам нашу самурайскую мощь! — Он потащил было из ножен меч, но от слишком резкого движения не устоял на ногах, и его мотнуло в сторону. Брент подхватил его одной рукой и помог выпрямиться.

— Младший лейтенант Мотицура, на ходовом мостике мечами не машут, — строго сказал адмирал и перевел влажно блеснувшие глаза на Брента. — А вам, лейтенант, хочу напомнить, что благоразумный стрелок бережет боеприпасы и расходует их экономно. У вас всего восемьсот патронов. Дальше чем за двести метров огонь не открывайте.

— Есть, господин адмирал. Понял и запомнил.

— Вы свободны, — повернулся Фудзита к старикам.

Оба вытянулись, поклонились и вышли. Брент слышал, как за дверью мостика они затянули песню и даже стали приплясывать.

На следующий день напряжение на «Йонаге» стало ощущаться почти физически. Группа шла курсом на Корейский пролив, оставив на юге остров Кюсю, и каждый матрос понимал, что в любую минуту можно ждать появления арабских судов, то есть — боя. Все знали и то, что авианосцы Каддафи вышли в море и с большой вероятностью приближаются к «Йонаге» с юга. Тревога чувствовалась в отрывистой речи, бегающих глазах, повышенной раздражительности.

В полдень Брент, облачившись в тесноватый ему и неудобный меховой комбинезон, следом за Такии и Мотицурой вышел на полетную палубу. Четыре самолета, оборудованные дополнительными баками для горючего, стояли перед уже убранным аварийным барьером, механики возились в кабинах, а шестеро гаковых готовились убрать колодки из-под колес и отнайтовать машину. Завидев троицу, подходившую к головному самолету, механик выбрался из кабины на крыло, а с крыла спрыгнул на палубу и отдал честь лейтенанту Такии:

— «Тигр» к полету готов!

Летчик в сопровождении штурмана, стрелка и механика начал осматривать самолет: толкнул одну из трех лопастей пропеллера «Сумитомо», лично проверил балансировку винта, похлопал ладонью капот, скрывавший 958-сильный двигатель «Сакаэ-11», провел под ним рукой, чтобы убедиться, не подтекает ли масло или бензин. Потом откинул лючок и удостоверился, что бензопровод не подтекает и здесь, поднырнул под укрепленные на фюзеляже дополнительный топливный бак и замки для 1764-фунтовой торпеды, проверил щитки-закрылки, покачал из стороны в сторону укрепленные на крыльях баки, пнул носком сапога оба колеса и пробурчал что-то невнятно-одобрительное. Наконец он погладил оскаленного тигра, изображенного на фюзеляже, и повернулся к штурману и Бренту: