Девочки нахмурились. Они молча покрутили головами и продолжили игру, демонстративно не замечая Викторию. Она продолжала стоять, все еще на что-то надеясь. Обида уже, как молоко в кастрюле, поднималась наверх.

— Мы никого не принимаем, поняла? Мы все лето играем вдвоем, — наконец не выдержала веснушчатая безбровая Лида. Она поднялась с одеяла и встала, подбоченясь, напротив Виктории, ясно показывая, что если до той и на этот раз не дойдет, то в дело пойдут кулаки.

Виктория собрала вещи и поплелась домой. Но до своей квартиры она так и не дошла — на площадке между первым и вторым этажами обида одержала верх и Виктория разревелась. С тонким протяжным воем. Не прошло и минуты, как дверь внизу, прямо напротив нее, приоткрылась, и оттуда вынырнуло незнакомое глазастое существо с двумя тугими косичками. Зеленые глаза с любопытством уставились на убитую горем Викторию:

— Ты чего ревешь?

Вика попыталась справиться с горем и утерла лицо краем покрывала. Она проглотила готовое вырваться рыдание и осторожно взглянула на девочку. Девочка была незнакомая. Судя по росту (а она была примерно на голову ниже Виктории) и размеру (девочка была худа, как велосипед), Виктория решила, что они ровесницы. Она привыкла быть в классе самой большой.

— Танька с Лидкой не взяли меня играть, — призналась она. И, переполнившись жалостью к себе, добавила:

— А я желтухой боле-ела-а…

Подоспела новая порция слез.

— А почему ты не желтая? — Девочка с нижнего этажа в мгновение ока очутилась рядом с Викторией и вцепилась в нее глазами.

— Уже прошло, — пояснила Виктория.

— А у меня глаза с желтыми крапинами, — сообщила девочка, придвигаясь ближе к ней. — Посмотри.

И распахнула свои глазищи. Вика уставилась в них с недоверчивым интересом. Глаза и впрямь оказались зелеными, как трава, а по краям к зелени прилипли желтые крапины. Как мелкие медные монеты.

— А во что они играют?

— В куклы…

Девочка посмотрела па Викторию с сочувствием и упреком одновременно.

— И ты плачешь из-за такой ерунды? — не поверила она. — Хочешь, я покажу тебе игру поинтересней?

Виктория взглянула на зеленоглазую с надеждой. Выхолит, еще не все потеряно? И, поймав пляшущие желтые крапины в глазах, поняла: остаток лета сулит ей что-то необыкновенное.

Это была игра в «кружилки». Ах, разве существует что-то упоительнее «кружилок»? Вот сейчас, дожив до тридцати, Вика поняла, что не испытала в жизни ничего острее, головокружительнее и волшебнее, чем игра в «кружилки» в десять лет.

Марина привела Викторию на край земли. Так называлось место за пустырем, где остался последний не снесенный барак и где на короткой зеленой траве росла старая корявая береза. Дальше находился довольно глубокий овраг, за оврагом — карьер (там рыли песок). А сразу за карьером, совсем внизу, лепились к реке частные домишки, казавшиеся отсюда спичечными коробками. За рекой садилось солнце.

Марина достала из матерчатой сумки веревку и вскарабкалась на дерево. По всему было заметно, что она проделывала это не раз. Виктория смотрела снизу, как девочка ловко обвязывает ствол дерева над толстым сучком, делает несколько узлов, для верности помогая зубами. Она кинула Виктории другой конец веревки, накрепко закрученной па манер петли. В петле байковой тряпкой было намотано утолщение. Виктория ничего не понимала. Марина слезла, с хитрецой посматривая на новую подружку, подошла к березе и.., уселась в петлю. Она уцепилась руками за веревку, отошла от дерева так, что веревка до предела натянулась, как тетива на луке. Марина разбежалась, перед оврагом сильно оттолкнулась ногами и.., полетела! Ее косички бросились вслед наподобие узких лент, что мальчишки привязывают к змею, запуская его в небо. Она летела несколько секунд, потом мелькнула над травой, еще раз над оврагом и притормозила ногами у самого ствола. Веревка, обвив ствол березы, кончилась, тем самым прекратив полет. Марина выбралась из «кружилки».

— Теперь ты.

— Я?! — Виктория попятилась. В ней боролись страх и дикое желание испытать ощущение полета. — Я толстая, — наконец нашла она себе оправдание.

— Ты не толстая, а круглая. А это совсем другое. Так даже лучше — обтекаемость поприличней. Посмотри на самолеты — у них сплошные закругления.

Виктория нерешительно приблизилась к березе.

— Я вся из острых углов, и то летаю, — подбодрила Марина. — Не дрейфь.

Виктория полезла в петлю. Она сделала все в точности как показывала Марина, разбежалась зажмурила глаза и.., полетела! Она летела! Едва Вика поняла, что земля ушла из-под ног, она открыла глаза. Внизу, далеко внизу, сбоку от нее, простирался карьер. Там работал экскаватор. Игрушечные люди возились возле него. Река закруглялась вместе с траекторией Викиного полета, солнце размазывало себя по синей палитре воды, облака неслись куда-то по своим делам. Мгновение, вместившее в себя целый мир, картинки детства, навечно отпечатавшиеся в памяти… Вика тогда, конечно, не подозревала, что будет помнить их так ясно через столько лет. Тогда она просто захлебнулась новым ощущением, оно оглушило ее, потопило, навсегда сделало своей пленницей.

— Что видела? — деловито подступила к ней Марина, не обращая внимания на ошалелое состояние подруги.

— Экскаватор, человечков, облако… — задыхаясь, перечисляла Вика. — Солнце кусками, красную воду, синий дом, лодку.

— Молодец! — коротко похвалила Марина. — Теперь слушай. Пока летишь, нужно кричать то, что видишь. Повторяться нельзя. Ясно?

Вика торопливо кивнула.

— Кто сколько увидел, тот столько очков набрал. Кто больше очков соберет за десять полетов, тот выиграл. Поняла?

— Ага!

И понеслось…

— Магазин, дядька на велике, грузовик!

— «КамАЗ», кошка на крыше, кирпичи…

— Тетка с авоськой, самокат, пьяный мужик…

Некрашеная стена барака мелом поделена пополам. Левая — Викина, правая — Маринина. Там забором растет количество очков…

Марина была глазастой и замечала мелкие детали — платье на веревке в чьем-то дворе, брошенную кем-то скомканную газету, стаканчик от мороженого. Зато Вика замечала другое — бледный ломтик луны, едва наметившийся на вечернем небе, одинокий дымок, сочащийся из трубы чьей-то бани, скворечник в саду.

С того дня они стали не разлей вода.

Вика наконец решилась выйти из комнаты — захотела в туалет. Возвращаясь назад, она заметила, что в пустой гостиной в одиночестве работает телевизор. Наверняка хозяин уснул, оставив его включенным. Вика прошла по мягкому ворсу ковра. Из приоткрытой двери кабинета сочился свет. Голос хозяина, неожиданно близко прозвучавший в тишине, пригвоздил Вику к месту. Вероятно, Макс разговаривал по телефону. Вика собиралась уже попятиться назад, как фраза, брошенная Максом, пригвоздила ее к месту. Он говорил о ней! Конечно, о ней. Кого еще он мог обозвать придурковатой коровой? Вика выпрямилась, намереваясь выслушать все до конца.

— Нет, дорогая, она не просто деревенщина! Я уверен, что у этой особы не все дома. Хочешь, я потребую в агентстве справку о ее психическом здоровье?

Он разговаривал с Мариной! В такой час! А вообще-то ничего удивительного. У Марины отдельная палата. Если не спится — звони когда и сколько захочется. Интересно, как бедная Марина оправдывает перед мужем свою эксцентричную подругу? А он тоже хорош — жаловаться скорее!

— Проверяла? Я уверен, они тебя надули. Хороша методика! Ты просто не видела, что она вытворяла с нашими детьми в половине двенадцатого ночи! Она нацепила твой платиновый парик и ту дурацкую шляпу, что забыли у нас Овчинниковы сто лет назад. Да, пела. Как ты догадалась? Да, романсы. Препротивным голосом, надо сказать. Тебе смешно? Странно. Так давно не слышал твоего смеха…

«Что бы ты понимал! — Мысленно огрызнулась Виктория. — В прошлом году я победила в „Серебряном микрофоне“. Сам придурок! Как Марину угораздило полюбить такого узколобого типа?»

Между тем Макс не унимался: