— Доброе утро, Виктория Викторовна! — прокричали девочки, проносясь мимо нее.

— Доброе утро, — ответила Виктория, не без интереса созерцая происходящее.

— Бонжур, мадам!.. — Мустанг остановился на пороге, ничуть не смутившись, тряхнул головой и.., превратился в слона! Девочки с готовностью оседлали его, и процессия прошествовала мимо.

Бессовестно окинув Викторию своими шоколадными глазами, нагло играя мускулами голого торса, Протестант провез сестер в детскую. Виктория рванула прочь из гостиной и в коридоре чуть не сшибла хозяина.

— Хотите кофе? — изобразив самую сладкую улыбку на лице, спросила она.

— Не откажусь, — буркнул Макс, заглядывая через ее плечо в детскую. Но процессия уже скрылась там и, вероятно, неторопливо шествовала по улицам знойной и душной Индии.

Пока хозяин плескался в ванной, Виктория орудовала кофемолкой. Технику она освоила и теперь управлялась со всеми этими штучками даже не без некоторого изящества. Она сварила кофе для Макса, как ее учила Марина. Неторопливо поставила на стол чашку, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу. Она стойко выдержала пристальный взгляд хозяина, когда наливала ему кофе.

На лице ее тщательно была нарисована безмятежность. Она даже мурлыкала себе под нос негромко. Хозяин пил кофе и поглядывал на нее. Изучал ее новый имидж. Пристраивался, как говорила Александра. Почему-то присутствие в квартире Протестанта непонятным образом разряжало обстановку. Виктория впервые не чувствовала себя скованной в присутствии хозяина. И она догадывалась почему!

Если Макс считает ее деревенщиной, недотепой и вообще сумасшедшей, то кто он сам, имея такого брата? Его родственник Никитушка даст ей сто очков вперед! Виктории до него ого-го как далеко… Так что нечего зря время тратить на комплексы.

— Послушайте, Виктория, — с ноткой некоторого замешательства заговорил Макс, наблюдая, как она протирает стаканы. — Мой брат поживет у нас какое-то время…

— Прекрасно.

— В отличие от меня он, наверное, будет обедать дома. И ужинать.

— Замечательно.

— Конечно, вы не обязаны готовить для него… — Чувствовалось, что подобный топ был для Макса внове и он с трудом в него попадал. — И он мог бы сам что-нибудь себе готовить, но…

— Что вы! Мне совсем не трудно. Все равно я ведь готовлю для девочек и для себя.

— Правда? Вы меня очень обяжете. А то я опасаюсь, что брат по рассеянности устроит пожар.

Последнюю фразу Макс произнес безо всякого напряжения и с явным облегчением отодвинул чашку. Он вышел из кухни, в ту же минуту забыв о Виктории, о брате и обо всем домашнем. У Вики возникло ощущение, что он сложил их всех в ящик своего стола и с шумом задвинул туда безо всякого сожаления. Она невольно оглянулась, чтобы проверить свое ощущение, когда он в облаке дорогого парфюма наводил последний глянец на ботинках. Макс аккуратно прикрыл за собой дверь, ни разу не обернувшись.

Сложные мысли копошились в голове гувернантки, но все они моментально вылетели оттуда, едва она обернулась, чтобы позвать девочек к завтраку: грачиный глаз Протестанта насмешливо косил в ее сторону!

Приглашение на юбилей театра, в котором работала Александра, получили все, начиная с Карины и кончая Протестантом. По настоянию Марины Вика сходила к ее личному парикмахеру и подстриглась. Теперь она то и дело натыкалась в зеркале на свое новое отражение. Она не могла решить: идет ей стрижка или нет? Чувство неуверенности снова бесцеремонно занимало обжитое место в ее душе.

Театр был битком набит. После спектакля, когда Вика вывела детей в фойе, где должен был продолжаться праздник, лавина, вылившаяся из зала, чуть не потопила их и не разбросала как щепки. Вика подхватила Карину на руки, а Ренату держала глазами. Сначала она не обратила внимания, что девочки кому-то усиленно машут. Углядели кого-то знакомого в толпе. А когда народ понемногу рассеялся, заполнив собой ниши и кулуары, она поняла, кого увидели девочки. Здесь был Кит. Вел он себя довольно странно. На груди его болталась фотокамера с огромным объективом, а в правой руке имелась еще одна. Он неторопливо бродил средь толпы, лениво и скептически (как со стороны казалось) рассматривал работы юных художников на стенах. Но! Его темный грачиный глаз хитро косил в сторону, и неожиданно вылетала вдруг рука с камерой. Ослепляя на миг свою жертву, включалась вспышка, жертва делала большие глаза, иногда даже вскрикивала от неожиданности. Кит смеялся. И плелся дальше…

«Рисуется», — неприязненно подумала Виктория и забыла о нем. Но Кит не замедлил напомнить о себе — ее тоже ослепила его вспышка. Вика нахмурилась и услышала откуда-то сбоку: «Бонжур, мадам!»

Выбросив длинную конечность с будто приросшей к ней камерой к потолку, Кит выстрелил вспышкой в Карину и Ренату, и те успели состроить в объектив потешные рожицы.

Щелкнув напоследок камерой, висевшей на животе, Протестант растворился в толпе.

— Некрасиво кривляться, — одернула Виктория своих воспитанниц.

— Мы позируем, — возразила Рената.

— Ваш дядя просто балуется. Разве вы не поняли? Мне кажется, у него и пленка давно кончилась в фотоаппарате.

— Балуется?! — Девочки в недоумении уставились на нее.

— Что вы, Виктория Викторовна, он совсем не балуется! — В глазах Ренаты мелькнуло осуждение.

— Дядя Кит — великий фотограф! — с обожанием поддержала сестру Карина. И отодвинулась от Виктории.

Вика не стала спорить. Разберись-ка в этих родственных отношениях. Всерьез заявление девочек она, конечно, принять не могла, но чтобы проверить ощущения, решила понаблюдать за Никитой. Толпа тусовалась. Все занимались тем, чем и положено заниматься в антракте, — дети пили лимонад и лопали пирожные, взрослые закусывали в буфете, собирались кучками. Журналисты брали интервью. Кит бродил среди тусовки и фотографировал. Но как! Он не искал удобных ракурсов, не присаживался на корточки и не пристраивался к освещению. Казалось, он вообще не думает о кадре. Он даже успевал потрепаться со знакомыми. Стоит так беззаботно, болтает, и вдруг откуда-то сбоку вылетает его рука с камерой, ничего не подозревающего человека, шедшего мимо по своим делам, ослепляет вспышка, снимок сделан. Фотограф, вполне довольный добычей, усмехается. Его длинная конечность с будто приросшим к ней фотоаппаратом вылетала то тут, то там, вызывая суматоху. Люди не подозревали, что являются объектами его внимания, и оставались естественными. Было полное впечатление, что Кит балуется, шалит, жонглирует своими камерами ради показухи. Как раз накануне Виктория с девочками смотрели телепередачу о животных. Там показывали хамелеона. Сидит он тихонько, окраска под цвет окружающей среды. Бабочка мимо летит, ни о чем не подозревает. Хамелеон не производит ни малейшего движения в ее сторону. Сидит себе и сидит. Но вот в мгновение ока его язык пулей выпрыгивает изо рта, разворачивается резинкой, длинным шнуром и хватает бабочку! Секунду спустя хамелеон сидит как ни в чем не бывало. Будто он ни при чем и бабочки не ел. Сейчас, в фойе театра, Вика поняла: Кит — хамелеон. А вся тусовка, включая ее, Викторию, — скопище разноцветных бабочек. Макс на юбилее театра так и не появился. А вечером пригласил ее к себе в кабинет. Виктория набрала в легкие побольше воздуху, расправила грудь, припудрила нос и поплыла в кабинет. Она решила не обращать внимания на косящий в ее сторону грачиный глаз Никиты. Кто он такой? По крайней мере ей нет до него никакого дела. Его чрезмерное любопытство — только признак невоспитанности.

Вика колыхнула бедром и невозмутимо прошествовала мимо Протестанта.

— Я слушаю вас! — Она остановилась перед Максом, сияя улыбкой.

Он оторвался от компьютера, с трудом соображая, зачем она явилась. Но Викторию это не выбило из седла. Она продолжала улыбаться, как именинница.

— Ах да! — Глаза его «включились». — Я хотел сказать, что завтра вы свободны. Девочек заберет к себе моя мать. На выходные. Да, и еще…