— Вы достойны любви, женщина с секретом! У вас все будет хорошо, вот увидите.
Прислушиваясь к его словам, Вика затихла и отстранилась. Представила, как должна выглядеть в глазах Макса. Старая дева убивается по своему последнему шансу. Вика шмыгнула носом и вытерла лицо полотенцем. Макс поднял двумя пальцами ее подбородок — убедиться, что гроза миновала, — и вдруг наклонился и поцеловал ее. Вика сидела тихо. Она не дернулась, не отпрыгнула, не возмутилась — так неожиданно случилось это. Она лишь невольно замерла, прислушиваясь к себе. Ее рука каким-то образом оказалась у Макса на колене. Он нашел ее пальцы и положил себе на плечо. Вика ощутила под своей ладонью подрагивающие мускулы предплечья. Это были ЧУЖИЕ мускулы. Его рот становился более требовательным. Но это был ЧУЖОЙ рот. Запах дорогого одеколона, ставший запахом его тела, достиг ее носа… Это был ЧУЖОЙ запах!
Вика отстранилась и вскочила.
— Извините, — пробормотала она и заметалась по комнате не хуже Никиты. Схватила сумку, стала шарить в ней, пытаясь что-то найти.
— Я не хотел, Виктория, как-то само получилось… — оправдывался Макс, виновато отслеживая Викин маршрут.
— Мне нужно идти, — затараторила она. — Мне нужно кое-что сделать срочно…
Макс вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Вику уже нельзя было остановить. Решение взорвалось в мозгу ослепительной вспышкой. Боясь передумать, она раскрыла двери шкафа и вывалила на пол свою одежду. Торопливо запихала ее в сумку. Сбросила халат и натянула платье. Мгновение спустя лифт уже увозил ее прочь от Марининой квартиры. Она мчалась к трамвайной остановке как на пожар. Трамвая долго не было, и она села в троллейбус. Троллейбус полз непростительно медленно, и Вика, ругаясь, подгоняла его. В довершение всего сорвало с проводов его длинный ус, посыпались искры. Водительница побежала исправлять положение. Вика, просто не в состоянии ждать, выскочила из троллейбуса и помчалась, ударяя сумкой по коленям. Ее несло как стихию. Как снежную лавину с гор. Она плохо осознавала, что делает, и не желала осознавать. Ворвалась в больницу подобно сквозняку — ее решимость на лице не допустила ни у кого даже мысли остановить стремительную посетительницу. Вика сейчас больше напоминала хирурга, спешащего к послеоперационному больному. Оставив сумку в коридоре, Вика толкнула дверь Марининой палаты. Подруга сидела на кровати и смотрела на дверь. Она будто ждала кого-то. На самом деле ей только что сделали укол, и она все еще держала ватку на сгибе локтя. Вика старалась не смотреть на подругу. Не видеть бледности, синевы под глазами и худой руки, выглядывающей из закатанного рукава халата.
— Прости, Марин, но я не могу! — с разбега выпалила Вика и направила глаза в окно. Там беззаботно плескалась зелень тополей.
— Здравствуй, Вика. Девочки с тобой?
— Нет, их привезет твоя свекровь. Они сегодня уезжают в пансионат. Они здоровы.
Вика с досадой поморщилась — Марина сбивает ее, уводит от цели. И она заговорила торопливо и напористо:
— Я не могу выйти замуж за твоего мужа! Ни при каких обстоятельствах…
Вика почувствовала, что ее слова режут слух. Обстановка палаты делала все земные страсти кукольными. Еще немного, и она собьется, стушуется…
— Я старалась, Марин, я хотела, честно! Я все делала, чтобы полюбить Макса, и я полюбила его.., как брата. Прости меня, я — сволочь! Я обманула тебя — жила у тебя дома, взяла твои деньги, привязалась к твоим детям. Я знаю, что ты хотела мне добра, что я предаю тебя. Но я не могу, это выше моих сил!
Марина молчала и только смотрела на Вику исподлобья. Тогда, стараясь не смотреть в светло-зеленые глаза подруги, Виктория выпалила:
— Я люблю другого!
Не давая Марине опомниться, она развернулась и стремительно шагнула к выходу.
— Никиту? — тихо спросила Марина.
Вика только на миг притормозила. На долю секунды. Но тут же набрала скорость и, на лету схватив свою сумку, помчалась прочь без оглядки. На улице ее накрыл дождь. Когда он приготовился к тому, чтобы пролиться? Прямо над Марининым корпусом висела мутная серая туча. Сразу же Вика увидела девочек и мать Макса и Никиты. Они бежали под дождем туда, где сейчас стояла Вика. Она, подчиняясь все той же неведомой силе, которая гнала ее к больнице, теперь метнулась в сторону и нырнула за корпус. Там она помчалась, не разбирая дороги, боясь, что ее остановят. Вечером она была у себя дома, в родном Первомайске.
Она еще не вспомнила, что произошло, а назойливое беспокойство уже заставило ее открыть глаза. За окном лил дождь. Вспомнила: Вика. Ах да — Виктория уехала! Влюбилась в Никиту и бросила все. Как она могла так поступить? Как она могла?! Смотреть на кого-то, когда ей в полное пользование предоставлен Макс! Днем и ночью. Каждый день! Нужно было только чуть-чуть постараться! Никому нельзя доверять… А ведь она, Марина, так надеялась на Викторию! Единственная подруга! Марина в деталях представляла жизнь своей семьи без себя. С Викторией. Она даже ревность задавила в зародыше. Не позволила той голову поднять. Взять вот так и все испортить!
Марина двинула ногой одеяло и села.
Конечно, Виктории подавай романтику. Макс, естественно, не романтик, Но ведь Марина не за этим вызвала подругу из Первомайска. Не за романтикой! И та согласилась. Обнадежила. И — бац! Все испортила!
Марина резко поднялась, схватила халат и прошла к раковине. Она чистила зубы и не переставала перемывать косточки подруги. В зеркало Марина смотреть разучилась — ничего утешительного там последнее время не показывали. Но случайно брошенный взгляд заставил ее прервать занятие и посмотреть на себя. В зеркале было что-то не так. Что именно? Бледное, как обычно, отражение. Волосы нужно причесать. Ничего нового. Глупости.
Марина вымыла зубную щетку и отправилась заправлять кровать. Тут внезапно ее пронзило: она злится! Да, да, злится самым банальным образом! Как раньше, до болезни. Марина попыталась вспомнить, когда и на кого злилась последний раз. Не вспомнила.
Но и когда заправляла кровать, и во время завтрака, и потом, на процедурах, Марина не могла побороть агрессивности своего настроения. Ей хотелось излить на кого-нибудь свое возмущение, негодование, свой протест, разрастающийся внутри подобно дрожжевому тесту. Хотя, собственно, что уж она так ополчилась против Виктории? Ее еще можно понять. Если хорошенько разобраться, то во всем виноват Никита. Он всегда был эгоистом. Ему дела нет до чужих планов! Бросил жену ни с того ни с сего, от нечего делать принялся волочиться за Викторией! Вскружил ей голову. Запудрил мозги. Да и сложно ли вскружить голову такой женщине, как Вика?
Вика все еще девушка, вниманием мужчин явно обделена. Да, конечно, Никите ничего не стоило навешать ей лапши на уши. Интриган! Эгоист! Донжуан! Попадись Никита Марине в эту минуту — ему не поздоровилось бы. Никогда прежде Марина не испытывала к брату мужа столь яростных чувств. Нет, это просто возмутительно, негодовала она, лежа под капельницей на жестком диване и глядя сухими глазами в потолок. Какая бесцеремонность! Прийти жить в семью брата! У тебя, милый, есть родители, в конце концов!
Марина прекрасно понимала, что негодованием ничего не поправишь, но остановить себя не могла. Тело Марины Свитовой смирнехонько лежало на диване в чистой палате, 19"7 а душа металась в пространстве, не находя себе места. В конце концов душа заставила подняться тщедушное тело и погнала его вдоль коридора. Проходящий мимо врач с удивлением посмотрел на больную.
Когда вечером пришел Макс, он с трудом отыскал жену — она мерила шагами рекреацию соседнего отделения. Сквозь обычную бледность пробивался незнакомый румянец.
— Что случилось?
Макс с недоверием вглядывался в лицо жены. Она явно чем-то возбуждена. Не может быть, чтобы до нее дошли слухи о его попытке… В семье все предупреждены, а больше никто не знает.
— Ничего! — отчеканила она, сведя брови к переносице. — Ни-че-го! Просто я тут больше не могу! Понял? Не-мо-гу!