А я стояла и смотрела, отмечая, что никогда не видела его таким. Он никогда мне не улыбался. Только голодный зверский взгляд, а потом холодный и равнодушный. Это все, что я заслужила.

И мне следовало наплевать на него, развернуться и уйти, но нет. У Кати Тороповой расплавились мозги, и она уверенно пошла в сторону компании Матвея.

Я точно знала, что не впишусь в их общество. Да и не собиралась. Просто хотела, чтобы Матвей меня увидел. Хотела, чтобы посмотрел на меня и улыбнулся. А я бы ему фак показала. Большего он не заслуживал.

Мне повезло. Рядом с их столиком сидели девочки из моей бывшей элитной школы. Мы с ними были знакомы поверхностно, но это не мешало нам сделать вид, как давно мы не виделись и как рады встрече. У богатых сучек так было принято. И мне сейчас было наплевать, что после того, как я уйду, эти же сучки обольют меня грязью, перемоют все кости и напоследок насочиняют всякого дерьма. Главное, сейчас они мне радостно улыбались и приглашали за свой столик. Это то, что мне было нужно.

Он увидел меня сразу. И его прищуренный взгляд даже задержался на мне. Не больше минуты правда. Но меня затрясло так, что я стиснула бокал с коктейлем до побеления пальцев, боясь не удержать его и уронить на себя.

А потом все. Матвей отвернулся и больше не посмотрел на меня ни разу. Словно меня здесь не было.

Я громко смеялась. Старалась казаться счастливой и беззаботной. И даже в какой-то момент хотела, чтобы появился Мирон и я могла бы повиснуть на его руке. Но Мирона сегодня в клубе не было, а Матвею по-прежнему было наплевать на меня. Он продолжал веселиться с друзьями, успевая при этом оказывать внимание рядом сидящей девушке.

Когда в горле начало печь от сухости, а перед глазами потемнело от злости, я поняла, что это уже край. Мне нужно было сваливать отсюда. Я и так слишком низко пала, заявившись в эту часть клуба. Вчерашняя Катя в жизни бы так не поступила, и пока я еще окончательно не потеряла всю свою гордость, мне следовало встать и бежать, куда глаза глядят, но Матвей опередил меня. И я даже облегченно выдохнула. А когда он исчез из виду, я залпом допила свой коктейль и решила уйти, чтобы больше не видеть его.

Мои щеки горели, а губы пересохли. И мне срочно нужно было остудиться. Я, не попрощавшись с девочками встала и на дрожащих ногах поплелась в дамскую комнату.

Лучше бы я пошла на улицу.

Стоило мне открыть дверь, как мой взгляд выцепил Матвея Соколова прижимающего к стене ту самую девушку, что сидела с ним рядом за столом, запустившего свои руки ей под юбку и терзающего ее рот своими поцелуями.

Эта картина выбила из меня весь воздух. Я только смогла ойкнуть и застыть, словно статуя.

Матвей обернулся, а девушка, увидев меня, стыдливо захихикала, уткнувшись ему в шею. Соколову было все равно. Он, глядя мне прямо в глаза, лишь в непонимании вздернул бровь.

- Это женский туалет, - прохрипела я.

На что Матвей равнодушно пожал плечами и, схватив девушку за руку, потащил ее к выходу. Пропустив ее вперед, он остановился сбоку от меня, прижавшись плечом к моему плечу, и тихо процедил:

- Хватит меня преследовать.

- Чтооо? - моему удивлению не было предела.

От удивления я повернулась к нему и уставилась так, словно он - привидение.

- Угу, - Матвей утвердительно покачал головой, давая понять, что именно так он видит наши встречи и именно меня считает их инициатором. - В следующий раз все расскажу Владу.

Матвей, не дожидаясь моего ответа, выскользнул за дверь, а мне ничего не оставалось, как снова смотреть шокировано ему вслед. И снова чувствовать, как сердце захлебывается в обиде. Этот придурок снова выставил меня круглой дурой. И похоже ему даже не пришлось прилагать усилий.

Я вцепилась в край раковины и тщательно принялась разглядывать свое бледное лицо в зеркале. Я даже не понимала, чего во мне больше - злости или обиды? Или все-таки интереса? Но разбираться не хотела.

Лучшее, что я могла сделать, так это вернуться к своей прежней жизни. К той, в которой я не знала, кто такой Матвей Соколов. Так было безопаснее. Тем более он не стоил моих переживаний. Он сделал обо мне такие же выводы, как и все, он выполнил мою просьбу держаться подальше. Тогда какого черта я рискую своей жизнью и замираю в его присутствии? Как будто у меня парня никогда не было.

Был, конечно. Огородников Свят. Который до сих пор пытается меня вернуть. Которому я посвятила целый год своей жизни. Но я о нем вообще не думаю. А Соколов просто не выходит из головы. Как наваждение.

Я уехала домой рано. И поклялась себе, что больше в жизни не посмотрю на Соколова. Больше никогда не буду вести себя так. Мне не нужно его внимание. Да, он мне нравится, несмотря на его поведение и обидные слова в мой адрес, и это честно по отношению к себе. Но я не такая, чтобы ему понравиться. И это тоже честно. По отношению к нам обоим.

Замотивировала я себя бомбически. Я настолько себе вбила в голову, что не хочу знать Соколова, что в его присутствии, а виделись мы еще несколько раз в клубе, задирала свой нос так, что подданные в лице Матвея не попадали в мой кругозор. Что, что, а высокомерной сучкой я могла быть отменной. Хотя Соколов мне не уступал. Он тоже меня игнорировал по полной программе. И я даже сомневалась, что он хоть раз заметил мой задранный нос и презрительный взгляд.

Я не знала, сколько бы продолжалось наше противостояние, если бы Влад вдруг не узнал новых неожиданно всплывших обстоятельств, связанных со своей бывшей девушкой.

В тот день я приехала к нему к нему с ночевкой. Мы хотели провести с ним вечер у телевизора, поглощая пиццу и распивая хорошую бутылочку вина. Но ему срочно пришлось уехать на какой-то прием по работе, а мне остаться одной у него в квартире.

Когда Влад вернулся с Максимом, я думала от страха просто умру. Он не был похож сам на себя. Злой, потерянный, и я не уверена, но у меня сложилось впечатление, что мой брат плакал. Такое я видела впервые. Он не позволял себе этого даже в детстве.

Максим покачал головой, давая мне знак, что сейчас не самое лучшее время для вопросов. Да я и сама это понимала, поэтому спряталась в комнате брата, не до конца прикрыв дверь, и снова подслушивала. Именно тогда я узнала подробности того, что случилось с Машей. Два года назад она нуждалась в нашей помощи, а мы - ее парень и лучшие друзья отвернулись, не дав ей даже слово произнести в свое оправдание.

Что я почувствовала тогда? Не знаю. Просто сидела на кровати и вспоминала, как ненавидела ее тогда. Только из-за того, что моему брату было плохо. Настолько, что он переехал жить в Германию, а я осталась одна. Без его поддержки.

Сейчас, спустя два года, я на все смотрела по-другому и понимала, что таким друзьям, как я - грош цена. Я ничем не отличалась от Мери Энн. И если задуматься, то мне не стоило обижаться, на то, что меня считают избалованной и эгоистичной. Я это заслужила.

Размышляя о своих поступках, я не заметила, как мои щеки стали мокрыми. Но реветь я себе не позволила. Ровно до тех пор, пока Влад не начал бить посуду на кухне. Я вздрагивала и закусывала ладонь, чтобы не закричать. А потом он уехал вместе с Максом в аэропорт, оставив меня и гору битой посуды. Это было уже за полночь, и оставшись одна, я наконец позволила себе дать волю слезам.

Я ревела, захлебываясь в своем крике. Долго, протяжно и пока хватало сил. Я плакала впервые в своей жизни за все эти годы. Я оплакивала не только нашу дружбу с Машей и Лизой, но и отношение родителей ко мне, свое одиночество, свое обучение в английской школе и предательство подруг, свою борьбу за право на жизнь, свою роль в этой жизни. Бестолковую и неоправданную. И только надежда на то, что еще несколько лет мучений и я уеду отсюда, начну новую жизнь, заведу друзей, настоящих и преданных, и сама буду такой, буду нужна людям и любить меня будут, такой, какая есть и может быть у меня даже свадьба будет и семья, где я буду самой лучшей мамой и женой на свете, заставила меня успокоиться и провалиться в тревожный сон.