Звук ее дыхания умиротворяет, тепло ее кожи согревает, и я чувствую себя живым.

Грейс — биение моего сердца.

Мои руки дрожат. Я поднимаю фотографии, сделанные сегодня и с ужасом смотрю на Грейс. Она другая, не такая, как на фото на стенах. Бледная, измученная, затравленная. Потухший взгляд, обреченное выражение лица. Все краски сошли с нее.

Грейс — сломанная.

Мои ноги подкашиваются, и я подаю на колени. С отвращением отбрасываю фото «другой» Грейс, потому что они жгут руки, разъедают кожу кислотой.

Хочу видеть ее такой, как была когда-то, до того, как узнала обо мне. Чтобы стала прежней и забыла весь кошмар, который я обрушил на нее.

Поднимаю голову и смотрю на свое солнце, и впервые за долгие годы случается невероятное — я начинаю плакать. Стискиваю зубы, челюсть сводит, и сдавленные рыдания вырываются сквозь плотно сжатые губы.

Поток раскаянья, вины, сожаления захлестывают. Эмоции давят на меня могильной плитой. Кажется, что вот-вот разорвет.

Словно прорвалась давно нарывающая рана и вся гниль потоком хлынула наружу. Это я и все мое нутро. То, кто я есть.

Есть только один способ все исправить. Внезапно я осознаю, что мою вину искупит спасение Грейс. Ее спасение от меня.

Я должен дать ей свободу, должен отпустить ее. Снять с нее недостойные оковы, чтобы она могла расправить свои крылья. Чтобы она вновь могла сиять.

С ненавистью и омерзением я смотрю на свои руки. Руки, которые мучили, причиняли боль, выкручивали и ломали Грейс. Мою светлую, живую девочку.

Сколько не три, сколько не отмывай, с них никогда не исчезнут следы ее страданий.

Мои глаза пробегают по фотографиям, и я даю обещание каждой Грейс на них, что все исправлю. Соберу ее по кусочкам, склею, сделаю прежней, или почти прежней. Я постараюсь.

— Ты больше не будешь плакать из-за меня, — твердым голосом обещаю я. — Не будешь страдать по моей вине.

Я принимаю решение. От этого мое сердце разобьётся. Потерять ее — значит лишиться жизни. Но это то, чего я достоин. Такая жизнь — это то, чего не достойна она.

Я сломан и мое сердце кровоточит. Не думал, что оно еще способно на это. На моем лице влага моих слез, которые, как я думал, давно пересохли.

Моя жизнь разбита вдребезги.

Моя плоть, мои кости, моя душа — все раздроблено, непригодно для жизни.

Но впервые за долгое время приходит осознание — не запятнанное колебанием и сомнением: я принял правильное решение.

Завтра я отпущу Грейс. Избавлю ее от монстра.

И она больше не будет моей.

Картинки пазла встают на место. Моя мать была любовницей отца Адама. Она пропала тогда же, когда и Эллингтон сбежал из страны со своей любовницей. Адам подтвердил, что у моей матери были отношения с его отцом. Была ли она той, кого он прихватил при побеге?

Чем больше я думала об этом, тем крепче становилась моя уверенность, что это так.

Все эти годы я боялась, что мама давно мертва. Что ее убили, или произошел несчастный случай, а мы так и не узнали, что же случилось с ней наверняка. Неизвестность причиняла боль, которая со временем стала тянущей, тупой, как от старого шрама, который беспокоил на плохую погоду. Но теперь, когда я узнала, что все время, пока я мучилась при мысли, что моя мама мертва, она преспокойно жила себе в благополучии с мужчиной, которого предпочла мне.

Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, когда Роберт Эллингтон появился в маминой жизни? Как часто приходил к нам домой? Был ли добр со мной, или, как и все ее ухажеры делал вид, что меня попросту нет?

Если у них было все так серьезно, почему они не забрали меня с собой, когда уезжали? Неужели восьмилетний ребенок мог так сильно помешать?

Я стиснула зубы, предотвращая подступившие слезы.

Устала плакать.

За последние недели я так много плакала, что просто утомилась от этого. Обида и горечь всколыхнулись в груди, но я подавила эти чувства. Маленькая, обиженная девочка, какой я была когда-то, давно осталась в прошлом. Я не хотела, чтобы поступок моей матери определял всю мою дальнейшую жизнь.

Что, кажется, и случилось с Адамом.

Если он знал с самого начала, кто я, тогда все его действия имели смысл.

Все было логично, хладнокровно и жестоко.

Если мои подозрения верны, тогда… Тогда мой мир точно окажется в руинах.

Тошнота неожиданно подкатила к горлу, и я сорвалась с дивана, едва успев добежать до ванной и упасть перед унитазом, как меня вырвало. Когда в желудке ничего не осталось, но спазмы все еще продолжались, я захлопнула крышку и прижалась головой к холодному фарфору унитаза.

Минут десять я просидела на полу, отупело уставившись в стену, выложенную старым кафелем, который уже потрескался в некоторых местах. Я все думала, что надо бы отремонтировать ванные комнаты, когда еще была жива бабушка. Но теперь это казалось мне настолько неважным. Без нее я вообще ничего не хотела менять в доме.

Когда в дверь позвонили, я с трудом поднялась на ослабевшие ноги и, ополоснув лицо, пошла открывать. Ранее я позвонила Лорен и теперь ждала ее, потому что подруга пообещала тут же приехать.

Эм была подружкой невесты на свадьбе своей кузины, и я не стала ее тревожить.

Я не хотела оставаться в такой момент одна, и я была благодарна Лорен, которая примчалась сразу же, как я позвонила.

— Черт, что это говнюк опять натворил? — поджала губы Лорен, взглянув на мое лицо. Она влетела в прихожую, с беспокойством оглядывая меня.

— Дело не в… — только начала я, как окрик подруги заставил меня замолчать.

— Это что еще такое?! — Лорен указала на мою ногу, на которой красовался след от укуса Адама, два остальных были скрыты шортами. — Господи, Грейс!

Лорен ахнула, приглядевшись к синяку со следами зубов.

Я почувствовала себя настоящей тупицей, что не переоделась к ее приходу, но по-честному, мне было не до того.

— Это не то, о чем ты могла подумать, — пролепетала я, замявшись на месте. Мне пришлось побороть желание накрыть рукой синяк и скрыть его от вытаращенных глаз Лорен.

— О чем я могу подумать, видя на тебе следы от укусов? — Лорен нахмурилась, пытливо посмотрев на меня. — Что этот извращенец делает с тобой?

— Лорен, перестань! — рассердившись, прикрикнула я.

В самом деле, не мораль выслушивать я ее позвала. Мне нужна была дружеская поддержка, потому что я больше не понимала, где правда, а где ложь. Я не понимала, как так произошло, что я вляпалась по самые уши в дерьмо?!

— Грейс, если он делает тебе больно, ты не должна это терпеть, — смягчившись, сказала Лорен. Ее забота грела мне душу, но она совершенно ничего не понимала в наших запутанных, странных отношениях с Адамом.

Впрочем, я и сама уже ничего не могла разобрать.

— Пожалуйста, давай не будем об этом, — попросила я и неприятно поразилась, как жалко прозвучал мой голос.

— Ты не из-за этого меня позвала? — Брови Лорен взлетели вверх. — Если нет, то, что случилось?

Мы прошли в маленькую гостиную, и я рассказала ей о своем открытии. Мне нужно было поделиться с кем-то своими подозрениями, чтобы их либо развеяли, либо подтвердили.

— Ну и дела! — присвистнула Лор, когда я замолчала. — Твоя мать и отец Эллингтона…

— Да.

Я кивнула.

— В голове не укладывается. — Лорен нахмурилась. — И он подтвердил это?

Я опять кивнула, покусывая губы от нервного напряжения. После того, как я услышала его роковое «да», которое разбило мне сердце, он велел мне не делать глупостей и пообещал, что прилетит сразу же, как сможет. Потом он отключился и вот теперь, я ждала его, не зная, что принесет нам встреча. Я боялась, что следующий разговор может стать для нас последним.

— И ты думаешь, что все, что он делал, было ради мести?

Лорен с жалостью смотрела на меня.

Я выдохнула и запустила руки в волосы; моя голова просто кипела от догадок и предположений.

— Я не исключаю такую возможность. Иначе как объяснить те ужасные условия, в которые он поставил меня в самом начале? Его неоправданная жестокость, которой я не находила причины. А она была, — я горько усмехнулась, махнув рукой, — просто я не знала об этом.