Пауэрскорт спустился с дерева. Может, женщина им не нужна. Может, против нее они ничего не имеют. Может, им нужен мужчина. Он несколько раз глубоко вдохнул, и к нему вернулось слабое воспоминание о запахе манильской сигары капитана Антонио Империали. Какая-то подспудная мысль не давала ему покоя. Но сейчас было не время предаваться размышлениям. Леди Люси нашла на обочине перевернутую телегу. Она быстро забралась на нее — с этой точки сквозь редкие деревья хорошо просматривался склон горы за спиной Фрэнсиса.
Пауэрскорт побежал в среднем темпе. Леди Люси выглядывала из-за своего импровизированного укрепления. Что дед говорил ей насчет стрельбы из пистолетов? Она увидела, как из-за кучки деревьев на склоне холма, примерно в двух сотнях ярдов от ее наблюдательного поста, выскользнула какая-то тень. Пауэрскорт вдруг прибавил ходу. Теперь он бежал очень быстро. Человек на горе вскинул к плечу винтовку. Не дав ему толком прицелиться, леди Люси выстрелила. Ей показалось, что пуля угодила в листву справа от него. Человек нырнул вниз. Пауэрскорт уже преодолел три четверти открытого отрезка. Человек поднялся снова в нескольких ярдах от предыдущего места. Должно быть, он переполз туда на четвереньках. Леди Люси выстрелила опять. Она не заметила, куда попала пуля: почти в тот же момент муж стащил ее с телеги и увлек с собой за деревья.
— Они думают, что мы будем отдыхать. Беги, дорогая, нам нельзя терять время!
Но силы у них иссякали. Леди Люси то и дело спотыкалась. Пауэрскорт несколько раз на мгновение останавливался, хватаясь за бок. Колики, огорченно пояснил он леди Люси. Его не покидали мысли о шефе полиции. Пауэрскорт сказал ему, что ищет семью Декурси. Потом он сказал, что ищет художника, подделывающего картины. Кажется, из его слов можно было сделать вывод, что художник и семья Декурси как-то связаны между собой. Не в этом ли надо искать причину нападения? Не организовал ли его сам полицейский? Может ли он быть в заговоре с художником? Или он рассказал об их разговоре кому-то еще? Например, он мог телеграфировать в Лондон брату Эдмунду, в чьи обязанности входит охрана художника и его секретов. Чем же вызвано это покушение на убийство в холмах близ Ареньо, на фоне невероятной синевы корсиканского моря, омывающего здешний пляж? Возможно, кто-то убил Кристофера Монтегю в его квартире неподалеку от Бромптонской молельни потому, что искусствовед готов был заявить во всеуслышанье о существовании художника — изготовителя фальшивок. Пауэрскорт и леди Люси чуть не стали очередными жертвами злоумышленников. Никто, ни один человек — в этом Пауэрскорт был совершенно уверен — не стал бы тщательно расследовать гибель двух чужаков на острове. Несчастный случай на охоте. Весьма прискорбно. Должно быть, стрелка ослепило солнце. Мы очень сожалеем. И вскоре все было бы забыто. Возможно, женщины из семьи Декурси даже принесли бы цветы на их могилы.
Леди Люси мысленно молилась о детях. Затем впереди забрезжил луч надежды. В нескольких сотнях ярдов от них, за кучкой благословенных деревьев, были железнодорожная ветка, пляж и, левее, маленький городок Альгайола со станцией, где останавливались поезда. Под защитой деревьев Пауэрскорт спланировал последний этап операции.
— Действуем так же, как раньше, — сказал он. — Ты идешь первой и прячешься вон в тех зарослях бамбука за железной дорогой. Сначала я прикрываю тебя, потом наоборот.
У леди Люси словно открылось второе дыхание. Она стрелой метнулась за железнодорожный путь и зигзагами добежала до бамбука. Со стороны горного склона не раздалось ни единого выстрела. Издалека донесся гудок. Уж не приближается ли оттуда спасение? Пауэрскорт сделал несколько глубоких вдохов. Он видел, как леди Люси забралась на что-то для лучшего обзора. Снова послышался гудок. Ярдах в трехстах от Пауэрскорта показался корсиканский поезд — он мелькнул в просвете между пригорками и снова пропал из поля зрения. Пауэрскорт кинулся бежать. Леди Люси увидела человека с винтовкой: он выглянул из заброшенного домика на холме. Она тщательно прицелилась. Человек исчез. Пауэрскорт был примерно в пятидесяти ярдах от железной дороги. Леди Люси заметила отблеск предзакатного солнца на винтовке, высунувшейся с другой стороны домика. Поезд уже появился в конце пляжа — мирно пыхтя, он подходил к своей следующей остановке.
Раздался крик Пауэрскорта. Его ботинок застрял под одной из шпал на железнодорожной линии. Пауэрскорт беспомощно махал леди Люси. Между ним и поездом оставалось уже несколько сот ярдов — тонны и тонны рокового металла неумолимо приближались к Пауэрскорту. Леди Люси опрометью кинулась к нему из бамбуковых зарослей, успев сделать один отчаянный выстрел в сторону домика на холме. Она добежала до мужа в считанные секунды. Насмерть перепуганный машинист, до отказа выжав тормоз, растерянно глядел, как близится неотвратимая катастрофа. Леди Люси нагнулась и быстро сняла с Пауэрскорта ботинок. Краешком глаза она видела, что машинист зажмурился. Он молился вслух.
— Прыгай, Фрэнсис, прыгай! — Пауэрскорт нырнул в сторону перед самым паровозом. Леди Люси отскочила назад, в противоположную сторону. С горы выстрелили в очередной раз. Пуля пролетела над поездом и с негромким «плюх» канула в безмятежные воды Альгайольского залива. Проехав еще ярдов пятьдесят, поезд остановился. Леди Люси обогнула его спереди и стиснула Фрэнсиса в объятиях.
— Спасибо, Люси, — сказал он. — Ты спасла мне жизнь. Опять, — и крепко прижал ее к себе.
Меньше чем через минуту они уже сидели в поезде. Пауэрскорт сходил поблагодарить машиниста, все еще дрожавшего над рычагами управления. Леди Люси устроилась на твердом деревянном сиденье в углу, который был дальше всего от гор. Пауэрскорт плюхнулся рядом с ней. Он посмотрел на загубленную одежду леди Люси — платье порвано, на колене дырка. Кровь на ее левом запястье подсохла, и теперь там темнело продолговатое пятно. На щеке была царапина, полученная, когда она бросилась спасать мужа из бамбуковой рощицы. Пауэрскорт до сих пор сжимал в руке свой левый ботинок, который чудесным образом уцелел под колесами поезда, следующего из Бастии в Кальви. Его собственный костюм, выглядевший столь безупречным всего какой-нибудь час назад в гостиной миссис Декурси, практически превратился в тряпки. Посередине правой брючины зияла дыра, по ноге струйкой текла кровь: он рассадил колено, ударившись о гранитную скалу. Левая ладонь потемнела, ушибленная после прыжка из-под поезда.
Они улыбнулись друг другу. Пауэрскорт подумал, как прекрасна Люси сейчас, когда в ее голубых глазах играет свет, отраженный от поверхности моря.
— Да, то было предзнаменование, Фрэнсис. — Она улыбнулась ему. Пауэрскорт неловко поерзал на жестком деревянном сиденье. — Вчера я видела его в одном магазинчике в Кальви и забыла тебе рассказать.
— Что за предзнаменование, Люси? — спросил Пауэрскорт, хмурясь на свое окровавленное колено.
— Знаешь, каков девиз Кальви?
— Боюсь признаться, Люси, но это как-то ускользнуло от моего внимания.
Леди Люси помедлила, припоминая.
— Semper Fidelis, Фрэнсис. Верность навсегда.
Верность навсегда, Semper Fidelis, — последние слова письма, отправленного Пауэрскорту юношей, наложившим на себя руки в Сандрингем-Вудс в ту пору, когда Пауэрскорт расследовал странную смерть принца Эдди, старшего сына принца Уэльского. Верность навсегда, Semper Fidelis, — слова, которые сам Пауэрскорт использовал, чтобы подчеркнуть свою верность памяти убитого, когда добивался правды. Верность навсегда, Semper Fidelis, — слова, которые говорили друг другу Фрэнсис и Люси на палубе огромного лайнера, отправляясь в свое свадебное путешествие в Америку.
Пауэрскорт улыбнулся. Он взял испачканную кровью руку леди Люси и крепко сжал ее в своей.
— Верность навсегда, Люси. Semper Fidelis.
На глазах у леди Люси выступили слезы.
— Semper Fidelis, Фрэнсис. Верность навсегда.
18
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт и леди Люси сидели в уголке гостиничного бара. Пауэрскорт наблюдал за входом, держа правую руку в непосредственной близости от кармана. Они переоделись во все чистое после волнительной встречи с местной сантехникой. Ванная находилась в нескольких футах дальше по коридору — огромный резервуар, облицованный темным деревом, по стенам тянутся ржавые трубы. Если открыть горячий кран, сначала слышался отдаленный рокот, будто раскаты грома в горах. Потом этот рокот сменялся отчаянным дребезгом. Трубы начинали дрожать, затем танцевать в каком-то странном корсиканском ритме, ударяясь о стены и друг об дружку. Это зрелище сопровождалось выбросом пара, до того обильного, что нельзя было разглядеть другой конец комнаты. Но вода была горячей, металлическая симфония постепенно стихала, и усталые руки и ноги посетителя наполнялись блаженным теплом.