Льюис Блэк протер глаза, как будто не мог поверить в то, что они говорят ему правду. Он сделал три шага влево, потом три шага вправо. Затем подошел к картине так близко, что едва не уткнулся носом в холст.

— Это продается? — наконец спросил он.

— Да, — ответил Пайпер. Он не думал, что тактика затягивания, которая была использована им в случае с Маккракеном, сработает и с Блэком. Этот клиент мог попросту исчезнуть.

— Пятнадцать тысяч, — сказал Блэк, сунув руку в карман, словно хотел проверить, хватит ли у него при себе наличных.

— Фунтов или долларов? — спросил Пайпер.

— Долларов, — ответил Льюис Блэк.

— Фунтов, — сказал Пайпер. Он не очень хорошо считал в уме — счетами занимался Декурси, — но знал, что фунт гораздо дороже доллара.

— Долларов, — снова сказал Блэк.

— Фунтов, — повторил Пайпер.

— Долларов, — повторил Блэк. Пайперу показалось, что он способен твердить свое целый день.

— Четырнадцать, — сказал Пайпер.

— Четырнадцать чего?

— Простите, четырнадцать тысяч фунтов. Я скинул вам целую тысячу, мистер Блэк.

— Десять, — сказал Блэк.

— Десять чего?

— Десять тысяч фунтов, простите, — сказал Льюис Блэк.

Пайпера порадовало то, что они наконец переключились на фунты. Пожалуй, Английский банк мог бы им гордиться.

— Четырнадцать тысяч фунтов. — Он решил гнуть свою линию.

— Одиннадцать, — сказал Блэк.

— Тринадцать, — сказал Пайпер.

— Двенадцать, — сказал Блэк.

— Разницу пополам, — сказал Пайпер, который в случае необходимости согласился бы и на десять. В конце концов почти все эти деньги были чистой прибылью. — Двенадцать с половиной тысяч фунтов.

— По рукам, — сказал Льюис Блэк. Но то, что он произнес потом, было музыкой для ушей Пайпера. — Эта самая леди Ланчестер на картине, — сказал он, кивая на портрет своей жены. — Ваш Рейнолдс, случаем, не рисовал ее больше? Или еще кто-нибудь в его время?

Пайпер почувствовал себя золотоискателем, после долгих поисков наткнувшимся на богатую жилу благородного металла. На Олд-Бонд-стрит словно пришла калифорнийская золотая лихорадка.

— Я проверю в нашей библиотеке, — пообещал он Льюису Блэку, — но, по-моему, существуют еще два портрета леди Ланчестер — один из них также написан Рейнолдсом, а второй, кажется, Гейнсборо. Вы хотите, чтобы я попробовал отыскать их для вас?

Комната для переговоров была очень маленькой. Окон не было. Единственная голая лампочка бросала на присутствующих скудный свет. За время заключения Хорас Алоизиус Бакли потерял в весе. Лицо у него вытянулось. Серая арестантская одежда выглядела на нем странно — она была на несколько размеров больше, чем нужно, и потому куртка болталась на плечах, а штаны сидели мешком.

— Хорас, — сказал его компаньон Джордж Бригсток, — суд по твоему делу может состояться раньше, чем мы думали. Два дела, назначенных к рассмотрению в Центральном уголовном суде, пришлось отложить. Нам следует немедленно обсудить все с адвокатом.

При известии о том, что суд над ним может состояться раньше, чем ожидалось, Бакли содрогнулся. По ночам, когда он ворочался у себя в камере на продавленном матраце, ему иногда снились судьи в черных шапочках, которые гнались за ним по нефу собора, требуя остановиться, чтобы они могли огласить приговор.

— Какие у тебя предложения, Джордж? — спросил Бакли.

— Обвинение будет представлять сэр Руфус Фитч. Ты знаешь сэра Руфуса, Хорас?

Снаружи раздавались громкие шаги надзирателя, расхаживающего туда-сюда по каменному полу коридора. Юридическая фирма «Бакли, Бригсток и Брайтуэлл» не занималась уголовными делами, но круг лондонских законников очень тесен.

— Я встречался с сэром Руфусом, Джордж. Он показался мне довольно напыщенным.

— Тебе нужен адвокат. Что ты скажешь о сэре Идуэле Гримбле? — спросил Бригсток, сверившись с лежащим перед ним листом бумаги. — Говорят, он очень хорош в таких делах.

Хорас Бакли уставился в лицо надзирателя, подглядывающего за ними через застекленную щель в двери. Иногда ему не верилось, что все это происходит с ним наяву.

— Сэр Идуэл? — сказал он. — Тоже надутый. Они с Фитчем будут похожи на два военных корабля, которым нужно несколько часов, чтобы сменить курс. Слишком тяжелы. Не умеют маневрировать.

— Многие прекрасно отзываются о Пембертоне, Майлсе Пембертоне. — Бригсток переключился на другую кандидатуру. — Никто не ожидал, что он спасет того малого, которого в прошлом году обвинили в убийстве тещи, но он справился.

— Я думаю, ему просто повезло, — сказал Хорас Алоизиус Бакли. — Обвинитель плохо подготовился к процессу. Вдобавок Пембертон тоже слишком уж важничает.

— Лично я, — сказал Бригсток, начиная сомневаться в том, что ему удастся отыскать адвоката, приемлемого для его компаньона, — предпочел бы молодого человека. Такого, который практикует недавно.

— У тебя есть кто-нибудь на уме? — спросил Бакли, вдруг сообразив, что время их встречи подходит к концу.

— Пью, — сказал Бригсток, — Чарлз Огастес Пью. Он молод, смышлен, мозги у него явно работают быстрее, чем у сэра Руфуса Фитча. Говорят, что и с присяжными он ладить умеет.

— Я слышал об этом Пью, — сказал Бакли. Надзиратель уже начал медленную процедуру отпирания двери. — Поговори с ним, если хочешь. И скажи ему, — надзиратель повел Джорджа Бригстока на выход, твердя «время истекло», точно это была священная мантра, — скажи ему, ради Бога, чтобы он связался с лордом Фрэнсисом Пауэрскортом.

Миссис Имоджин Фоукс снова отправилась к пруду со своей корреспонденцией. Конечно, не со всей — только с одним письмом, очередным посланием от таинственного мистера Питерса из Лондона. Оно начиналось с предложения приехать на встречу, которая должна была состояться через пять дней в гостинице «Бристоль» близ вокзала Ватерлоо в Лондоне. Ей следовало подойти к дежурному администратору между часом и двумя пополудни, назвать свое имя и спросить мистера Питерса. Ее предупреждали, что после этого с ней произойдет ряд неприятных вещей. На глаза и верхнюю часть лица ей наденут повязку. Чтобы удобнее было идти, она получит трость. В путешествии ее будет сопровождать мистер Питерс или кто-нибудь из его помощников, и она должна будет целиком положиться на него. Если она сообщит о чем-либо, говорящемся в письме, хоть одной живой душе, она не увидит мистера Орландо Блейна ни в этот раз, ни вообще когда бы то ни было. Ее семье — тут Имоджин вздрогнула, — а также ее мужу сообщат о том, что она намеревалась сделать.

Имоджин перечитала письмо трижды и решила сжечь его, когда вернется домой. Она медленно обошла пруд. Дул легкий ветерок, и поверхность воды была подернута рябью. Имоджин показалось, что на противоположном берегу вспорхнул зимородок, но точно она не разглядела. Обняв себя за плечи, она думала об Орландо. Ей на память пришел еще один шекспировский сонет, выученный наизусть под суровыми взглядами монахинь и персонажей давнишней репродукции «Успения Богородицы» на монастырской стене:

После прогулки по саду она поехала в Бландфорд, ближайший городок. Там она зашла в «Барнард и Бейнс», самый лучший, самый дорогой магазин одежды, и заказала полдюжины сорочек из тончайшего полотна.

— Это для мистера Гренвилла, мадам? — спросил пожилой продавец. Фоуксы одевались у Барнарда и Бейнса на протяжении нескольких поколений. Размеры всех представителей этой семьи за последние сто двадцать лет были записаны в книге клиентов.