— Ну и ну! — воскликнул Пью. — А еще говорят, что юристы чересчур много берут за свои услуги! Выходит, если вы признанный специалист по части определения авторства старинных картин, торговцы будут выстраиваться к вам в очередь? И денежки потекут рекой?

— Именно так, — ответил Пауэрскорт.

Чарлз Огастес Пью снял со стола ноги в безупречно начищенных черных ботинках.

— А еще подозреваемые есть? — спросил он. — Думаю, что и с первыми двумя мы сможем здорово замутить воду. Только не знаю, хватит ли этого, чтобы оправдать нашего клиента.

— Есть и еще, — отозвался Пауэрскорт. — Правда, насчет третьего я пока не настолько уверен, чтобы излагать вам подробности. Это всего лишь ощущение.

— А конфиденциально вы можете мне его назвать? Никаких записей в блокноте, никаких упоминаний третьим лицам.

Пауэрскорт назвал имя. Пью откинулся на спинку кресла и сцепил руки на затылке.

— Господи Боже, Пауэрскорт, — сказал он. — Мне абсолютно ясно, почему это пришло вам в голову. Но вот как вы это докажете?

Орландо Блейн и Имоджин Фоукс сидели за своим последним ужином. Орландо так нервничал, что руки у него дрожали и он не мог разрезать сардельку. Имоджин толкнула его ногой под столом. Сначала они говорили о лошадях — лошадях, которые в доброе старое время побеждали на «Оукс» и «Дерби». [40]Имоджин было невероятно трудно глотать картофельное пюре — ее организм словно отказывался делать то, чего она от него требовала.

Потом Имоджин поведала Орландо об ужасной войне в Южной Африке, о нескончаемых осадах, о том, как маленькие сообщества осажденных, среди которых есть не только военные, но и мирные жители, растягивают до последнего свои скудные запасы еды и питья, о британских спасательных отрядах, которым умело преграждают дорогу хитрые буры, еще ни разу не проигравшие ни одного сражения. Они просто садятся на коней и скачут обратно в вельд.

Сегодня Орландо и Имоджин собирались убежать. Вот уже несколько суток они не меняли своего дневного распорядка: Имоджин гуляла по утрам, пока Орландо трудился за мольбертом, ближе к вечеру они выходили на совместную прогулку, потом ужинали под надзором тюремщиков и рано ложились спать. Последнее было самым важным. Уже четыре раза подряд они удалялись на покой сразу же после того, как охрана совершала свой заключительный обход, то есть в начале десятого.

Их план был таков: подождать часа два, пока охранники тоже лягут спать. Потом вылезти из окна на веревке, сплетенной из простынь — они были достаточно крепкими, — и двинуться туда, где, по их представлениям, находится Кроумер. В Кроумере, сказала Имоджин, можно сесть на утренний поезд, идущий на юг, в Норидж. А из Нориджа легко добраться до Лондона. Там они будут в безопасности. Они так увлеклись обсуждением деталей побега, что не подумали, как сложится их дальнейшая жизнь в столице.

Вернувшись в Большую галерею, Орландо облачился в новую одежду, привезенную Имоджин из Блендфорда. Имоджин с гордостью отметила, что все вещи сидят на нем как нельзя лучше. Затем они упаковали сумку — одну на двоих. Они с беспокойством всматривались в ненастную ночь за окном. Имоджин принялась плести из простынь веревку, которая должна была помочь им обрести свободу.

Сделав огромный круг верхом, Джонни Фицджеральд с Пауэрскортом выбрались на длинную аллею, ведущую к Декурси-Холлу.

— Ну и ночка! Боже, храни моряков, — пробормотал себе под нос Фицджеральд.

Ветер крепчал, грозя превратиться в бурю. Он свистел в кронах деревьев, и ветви под его натиском плясали, рисуя в небе фантастические арабески. Из густых лесов по ту сторону усадьбы доносились резкие звуки, похожие на пистолетные выстрелы, — древесные сучья расставались с породившими их стволами.

— Смотри, Фрэнсис, — прошептал Фицджеральд. — Видишь ярдах в двухстах конюшни? Думаю, нам лучше оставить лошадей здесь, не то они поднимут шум.

Они спешились, привязали лошадей и на цыпочках двинулись вперед, согнувшись чуть ли не вдвое, поскольку идти надо было против ветра. Повалил снег, почти скрыв дом с конюшнями за своей пеленой. Потом они замерли как вкопанные: зазвонил колокол, и не со стороны церкви, что была ярдах в двухстах слева от них, а из самого Декурси-Холла, призрачные очертания которого маячили впереди. Выждав минуту, они тронулись дальше.

— Ради всего святого, Фрэнсис, что это за трезвон? Сейчас уже начало двенадцатого, — пробормотал Джонни, укрывшись за деревом.

— Очень сомневаюсь, что это созывают на вечернюю молитву, Джонни. Пойдем-ка туда, поглядим. По-моему, это сильно смахивает на общую тревогу. Надеюсь, там не пожар? — прошептал в ответ Пауэрскорт.

Фицджеральд устремился к стене сада, Пауэрскорт — за ним. Они едва видели боковую часть дома. Там горели огни. Сразу несколько человек, перекрикивая друг друга, отдавали приказы. Затем из парадной двери выскочили четверо — двое или трое из них были с винтовками — и рысью побежали налево, к лесу, отделяющему усадьбу от Кроумера.

— Где тут живет художник, Джонни? — прошептал Пауэрскорт. — Сдается мне, что они сбежали. — Интересно, вдруг мелькнуло у него в голове, какие инструкции даны охранникам на случай побега? Поймать — это, конечно, лучше всего. Но если побег увенчается успехом, художник может весьма красочно расписать свое пребывание в Декурси-Холле в качестве пленника и свои подвиги за мольбертом. Кое для кого в Лондоне это чревато крупными неприятностями. Неужели они отважатся на убийство? Как с Кристофером Монтегю? Может, у этих людей, побежавших к лесу, уже и удавка наготове, мрачно подумал Пауэрскорт. Лежит у кого-нибудь во внутреннем кармане. Или они застрелят художника, а потом сделают вид, что это еще одно несчастье на охоте в дебрях Норфолка? Роковое стечение обстоятельств, господин следователь, — молодой человек внезапно появился на линии огня…

Джонни Фицджеральд повел его к задней стене дома. В Большой галерее свет не горел. Только снег стучался в окна снаружи. Наверное, видимость сейчас не больше десяти ярдов, подумал Пауэрскорт.

— Смотри, Фрэнсис, — Фицджеральд указывал на крайнее окно. Оно было полуоткрыто. Сквозь снежную круговерть еле виднелась свисающая до земли самодельная веревка из простынь.

— Боже мой, Джонни, — сказал Пауэрскорт. — Пташки улетели. Ну и ночь они выбрали! Давай-ка пойдем за ними.

Пауэрскорт и Фицджеральд зашагали в гору, к лесной чаще. Никто из них не имел ясного представления о том, что они будут делать, если столкнутся с охранниками. Вдруг Пауэрскорту вспомнились слова леди Люси, сказанные ею Фицджеральду накануне его отъезда в Норфолк. «Пожалуйста, перед отъездом внимательно почитай туристическую литературу, Джонни, — сказала она тогда. — Убедись, что в это время года в тех краях нет необычных праздников. Например, таких, которые жители отмечают стрельбой по незнакомцам. Страшно подумать, как может выглядеть восточноанглийский вариант Дня Побега Предателя».

Что ж, теперь им предстояло увидеть это воочию.

Первый этап побега прошел хорошо. Орландо слез по самодельной веревке и засмеялся, когда его ноги коснулись земли. Имоджин сбросила сумку и соскользнула по связанным простыням вслед за ним. Она приложила палец к губам. Рука об руку они двинулись в гору, одновременно пригибаясь под особенно свирепыми порывами ветра.

Сначала снег привел их в восхищение. Отскочив в сторону, Имоджин запустила в Орландо пару снежков. Затем они обнаружили, что почти не видят, куда идут. И поняли, что могут заблудиться. Маршрут казался очень простым, когда они обсуждали его при дневном свете во время послеобеденных прогулок или по утрам, стоя у окон Большой галереи. Подняться на холм вдоль тропинки. Потом, если идти прямо, они наткнутся на стену, которой обнесена усадьба. Дальше в том же направлении — и рано или поздно они выйдут к морю, в Кроумер, где их ждет свобода. Но во время снегопада легко сбиться с дороги. Возможно, сами того не ведая, они уже повернули обратно к дому.