Антон Федорович закрыл за собой калитку, прошел во дворик. С удовольствием вдохнул запах маминой сирени:

— Здравствуй, батя! Здравствуй, мам! Как вы тут?

— Здравствуй, Антоша! А Кирилка где? Вы же вместе обещались!

— Ваш любимый внучок завалил экзамен по математике.

— Ох, ты, Господи… И что теперь? Не выгонят?

— Да что ты, мам… Это дело обычное. У них многие не сдали. Преподаватель уж очень строгий. Послезавтра пересдача. Так что теперь ждите в среду, к вечеру.

— Господи, хоть бы уж обошлось…

Отец почесал в затылке:

— Да уж, первый курс, поблажек-то не жди. Вот, я помню, в наше время…

— Да брось ты, Федя, — сказала мать, — в наше время, в наше время… Все так же и было. Преподаватель спрашивает, а студент отвечает. И хватит уже тут стоять. Пойдемте за стол. Чай как раз поспел.

— Антон, может, покрепче чего выпьешь? — старик открыл буфет темного дерева, достал бутылку.

— Нет, пап, мне за руль с утра.

— Как это — с утра?! Ты разве не побудешь хоть пару деньков?

— Не могу, пап. Времени нет. Я ведь к тебе по делу.

— Ну, конечно… просто так побывать у родителей у тебя времени нет… а по делу — пожалуйста… что ж, и на том спасибо…

Антон Федорович молчал. Сдает батя, вон, и руки уж трясутся, глаза потускнели. И ворчать стал больше… Можно понять: мы с Кирилкой бываем редко, а с мамой все разговоры уже переговорены. Насидится на реке один-то, намолчится… А зимой так вообще тоска. Да что поделать — у меня работа, у сына учеба… а все равно стыдно…

— Антон, бери плюшки-то. Сегодня испекла, для Кирилки, — мама подвинула тарелку, — да не вини себя, не виноват ты, что времени нет.

Она посмотрела на мужа:

— Федь, а ты не ворчи, пердун старый. Кирилка приедет, половишь с ним свою рыбу…

— Ладно, ладно… Слушай, сын, от меня-то ты чего хочешь? Я пенсионер, космосом давно не занимаюсь. Вот по вопросам ловли окуней могу проконсультировать…

— Пап, не прибедняйся, ладно? У тебя же золотая голова…

— Ну, так излагай проблему…

— Да проблема-то давнишняя. Один наш лидер любил космос, другой нет, потом генсеки мёрли, как мухи. Не до того было. Следом — перестройка, дефолт, теперь — кризис или еще какой понос с золотухой. Ну, вроде как оправдание всегда есть. Уж который десяток лет с этим оправданием живем. Срослись с ним. Породнились. И удобно, опять же: то денег не хватает, то приказа не дождешься. А посему и мозги напрягать не надо. Катится себе ругана и катится…

— Это ты про отставание от НАСА?

— Если бы только от НАСА… Китайцы, того и гляди, хвост покажут…

— Ну-у-у-у, так это еще при мне началось. Как они в шестьдесят девятом урыли нас с «Аполлонами», так с тех пор в ж… и сидим…

— Все вроде нормально: спутники запускаем, носители наши лучше всех, на МКС, опять же, сотрудничаем. Но американцы уже кучу миссий выполнили. По планетам и дальнему космосу: «Вояджеры» по сей день на связи. Да одна посадка на Титан чего стоит… А мы все никак.

— Так что же, полсотни лет просидели в заднице, а теперь тесно стало?

— Во-первых, с деньгами стало свободней. Не надо бегать и клянчить. Особо у военных…

— Да знаю, что ты мне…

— Во-вторых, аппаратура. Системы управления. Софт, конечно, дорог. Но это ручная мозговая работа, а железо в разы уменьшилось и в разы подешевело. Уж и студенты спутники собирают. В-третьих, мы сами кое-что зарабатываем. В крайнем случае, можно кредит взять.

— И что же вы хотите?

— Генеральный у президента был. Тот хочет прорыва. Выскочить, как ты говоришь, из ж… Потому что Поднебесная так и прет. Семимильными шагами. ESA[2] тоже не спит… А это уже политика.

— Вообще-то из ж… ничего хорошего не выскакивает.

— Пап, нам нужна идея. Только пилотируемые полеты не предлагай.

— Что так?

— Долго, дорого и опасно. Эффектно, конечно, но… В свое время с американцами носы друг другу утерли, и хватит. Теперь — только автоматы.

— Ага. Но вы не знаете, куда лететь. И зачем.

— Вроде того. Все или было, или… как бы это…

— Неэффектно.

— Точно. Короче, президент требования выставил: миссия должна быть невоенной, недорогой и быстрой. А главное — всем понятной и эффектной. Чтобы никто не сомневался в нашем выходе…

— Из ж…

— Из застоя. Из кризиса. Из стагнации. Называй как хочешь.

— Сколько же времени дается?

— Не больше двух лет. Вместе с разработкой.

Отец откинулся на спинку стула:

— Ты серьезно? Два года?

— Все должно быть сделано до выборов.

— Тогда разговор может идти только о ближайших телах. Что скажешь о Луне?

— Пап, Луну исключаем: там нужен человек.

— Понятно. Марс?

— Пожалуй. Но до Марса больше года туда-обратно.

— На подготовку времени не хватит?

— Если не тянуть резину — хватит. У нас есть кое-какие заготовки, стандартные блоки, аппарат можно быстро собрать. Была бы концепция.

— А носитель?

— Военные с удовольствием запустят. У них регулярно «изделия» под уничтожение подписывают. По срокам годности.

— А сколько массы они на орбиту выведут?

— О-о-о, тут не волнуйся. Хватит с запасом.

— Хорошо, подумаем… Что по Венере?

— Венера подходит лучше всех. В срок спокойно укладываемся. Но что там делать — вот вопрос. Вся ее поверхность давно локаторами срисована. И нашими, и американскими. Нет, эффект не тот…

— Знаешь, с Венерой одна интересная вещь связана. Первая посадка туда была в декабре семидесятого. Пятнадцатого числа. Мы с мамой твоей в тот день заявление подали.

— Да, да, я знаю.

— Погоди… это еще не все. Тогда же в нашей конторе восемь пар решили пожениться. Никогда раньше такого не было. Мы еще шутили: ну, сама богиня любви нас соединила.

— Вообще-то соединяет Гименей…

— Гименей брачует. Выписывает свидетельство.

Отец пригубил чай.

— Знаешь, мы с мамой часто вспоминаем те счастливые деньки, и нам кажется, что это не просто совпадение.

— О чем это ты, пап?

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

— Брось. С Венерой древние римляне сильно лопухнулись. Надо же было дать такое название этому аду.

— Как знать, сын, как знать… Древние были гораздо умней, чем нам кажется. Ну да ладно. В общем, как говорят чукчи, надо крепко думать. Я тебе свое последнее изобретение показывал? Нет? Сейчас… дай-ка вон ту коробочку… Смотри!

— Что это?

— Это моя приманка на крупного окуня. Как ныне говорят — эксклюзив. Я над ней целый день думал и два часа делал. Вот где искусство! Это вам не космические станции… да… Смотри, в чем секрет. Вот эта штучка не дает мелочи сесть на крючок, а крупному — пожалуйста.

— Взял бы крючок побольше, да и все дела.

— Никогда из тебя, Антон, настоящего рыбака не получится. По причине нехватки фантазии.

— Ха-ха… Ну ты, батя, даешь…

— Ладно, сын, пойду-ка я спать, голова что-то разболелась…

— А как же…

— Ты как утром встанешь, приходи на речку.

Утренний туман скрыл реку и невысокие ее берега до самых берез. Антон спустился по знакомой тропинке и увидел отца, сидящего с удочкой на своем любимом месте. Антон осторожно ступил на узкие деревянные мостки. Старое дерево скрипнуло.

— Тише ты! — не оборачиваясь, прошептал старик. — Только что клевало.

Он поднял садок и показал сыну крупного окуня:

— Смотри, как моя снасть работает!

— Красавец. Пап, у меня времени мало. Ехать надо.

— Ладно, — отец положил удочку, достал из старой полевой сумки растрепанную тетрадь и вручил Антону:

— Вот что тебе нужно. Тебе нужен Золотой дубль. То бишь двойной рекорд. Гонщики прошлого века называли так два рекорда скорости, на земле и на воде, установленных одним человеком. Многие стремились, но иным он стоил жизни. Так вот. Сделай два аппарата. Один пойдет к Марсу, второй — к Венере. Тебе ведь надо быстро? А быстро можно только взять образцы. Вот их и привезешь.