Сейчас начало мая — глубокая осень. Температура днём не поднимается выше двадцати пяти градусов. Яркое солнце припекает в середине дня. На небе почти нет облаков. Дождей уже давно не было, но злаки в межгрядовых понижениях ещё зеленеют, используя сохранившуюся в почве влагу.
Если через три дня мы не выедем к ферме Андадо, то сотрудники научного центра в Алис-Спрингсе свяжутся с фермером по радио и будут искать нас с помощью самолёта. Но пока всё идёт благополучно.
Изредка попадаются небольшие рощицы или отдельно стоящие акации мал га, изящные, прямоствольные, с прозрачной серовато-зелёной кроной. С одного такого дерева слетает небольшая стайка волнистых попугайчиков — тех самых, без которых не обходится ни один наш зоомагазин. На земле предков эти яркие длиннохвостые птички имеют лишь один вариант окраски: все они изумрудно-зелёного цвета. Это уже птицеводы в Европе развели синих, белых и жёлтых.
Два чёрных пустынных ворона медленно летят над ложбиной, обследуя местность в поисках случайной добычи. Из густых куртин триодии вспархивает стая розовых какаду, крупные хохлатые птицы делают круг и снова опускаются на землю.
Быстро, легко и стремительно пролетают над самой землёй две крошечные бриллиантовые горлицы.
На очередной остановке мы обследуем растительный покров пустыни. Приятно размяться после жёсткой езды по бездорожью. Под ногами удивительный ярко-красный песок, сыпучий и мелкий. Такую своеобразную окраску придаёт ему плёнка окислов железа, покрывающая каждую отдельную песчинку.
Зелёный покров в ложбине разрежен, им покрыто менее половины поверхности почвы. Основу составляет триодия Базедова, образующая мощные колючие куртины. Стоит положить ладонь на поверхность куртины — ощущаешь множество уколов. Да, вряд ли такой злак окажется съедобным для каких-нибудь домашних животных, кроме верблюдов. Между куртинами триодии видны и другие злаки, а также разнотравье. Ближе к подножию барханной гряды растительный покров становится все разреженнее, а на склоне её видны лишь отдельные экземпляры зигохлоэ, птилотуса и кроталарий.
По крутому склону, увязая в красном песке, вскарабкиваемся на гребень восьмиметровой гряды. Сверху открывается великолепный вид на безлюдный и безбрежный ландшафт. Зелёные ложбины, рассечённые выпуклыми рыжими спинами барханных цепей, тянутся параллельно. Ширина каждой из них достигает двухсот — трёхсот метров. Склоны покрыты затейливой ветровой рябью, нарушаемой кое-где следами крупных тёмно-серых жуков-чернотелок и розовато-серых ящериц-драконов.
У основания бархана под куртиной видна маленькая воронка, из которой то и дело выбегают суетливые чёрные муравьи. А вот и «чудо природы» — ящерица-молох, покрытая сверху и с боков острыми, но на ощупь довольно мягкими шипами. Молох охотится на муравьёв и вначале не замечает нашего присутствия. Мы выдаём себя упавшей на него тенью, и тотчас молох растопыривает лапы, выгибает спину, упирается мордочкой в песок, выставив вперёд рогатый затылок. Такой оборонительный приём, возможно, смутит недостаточно смелого хищника.
Почти из-под ног вспархивает небольшой рыжеватый куличок — это замечательный австралийский зуёк, живущий в глубине пустыни, вдали от воды. Он быстро скрывается среди травы, а мы, приглядевшись к ровной рыжей почве, замечаем оставленного птенца. Малыш ещё не летает, покрыт бурым пухом, ему приходится затаиться, плотно прижавшись к земле. Сейчас он похож на небольшой камешек, лежащий на песке. При этом птенец не забывает строго ориентироваться по солнцу, повернувшись к нему спиной. В таком положении глаза его оказываются в тени и не выдают своим блеском присутствия птицы.
В лощине на плотном, слежавшемся песке замечаю стелющееся растение с серо-зелёными резными листочками и ярко-красными цветами, сидящими на длинных цветоножках. Каждый изящный цветок вооружён эффектной шпорой. Это пустынный горошек Стёрта, и сейчас время его цветения. Встречается он на песчаных почвах во внутренней Австралии. Красочный облик этого растения невольно привлекает взгляд, и недаром оно служит эмблемой штата Южная Австралия. Однако открыто оно было на дальнем северо-западе материка. Пустынный горошек оказался одним из первых растений, попавших в Европу из Австралии.
За семьдесят лет до того, как знаменитый ботаник Джозеф Бэнкс смог посетить Австралию вместе с Джеймсом Куком и собрать свой уникальный гербарий, на северо-западном берегу Австралии высадился бывший пират Уильям Дампир. Этот человек, посвятивший молодость скитаниям по Атлантике и грабежу испанских и португальских судов, впоследствии направил энергию в более полезное русло и совершил три кругосветных путешествия, составив ценнейшие карты многих южных морей Пацифики. Во время одного из этих плаваний Дампир обследовал северное побережье Австралии, именовавшейся тогда Новой Голландией, и в 1699 году нашёл там пустынный горошек, собрал его и засушил. Любопытно, что собранные бывшим пиратом растения сохранились до сих пор и украшают гербарий Оксфордского университета.
Имя Дампира запечатлено в научном названии пустынного горошка — Clianthusdampieri. Английское же название — Sturtsdesertpea— воскрешает в памяти имя другого отважного путешественника — Чарлза Стёрта, который вновь нашёл это растение через полтора века после Дампира на противоположной окраине его ареала. Отправившись в 1844 году из Аделаиды на север, он нашёл и собрал пустынный горошек в районе Брокен-Хилла. Эта экспедиция Стёрта открыла для географов глубинные районы материка. Стерту удалось обследовать восточную часть пустыни Симпсона и убедиться, что в центре материка нет гигантского озера, как тогда предполагали.
Закончив описание растительности и сборы насекомых, собираемся трогаться дальше и неожиданно натыкаемся на следы, крупные, округлые, так хорошо знакомые всем, кто был в пустынях Средней Азии. Это верблюд! Взбежав на гряду, вглядываемся в направлении уходящих следов и видим вдали одинокую фигуру одногорбого верблюда, пасущегося в зелёной ложбине.
В памяти всплывают новые героические страницы исследования Австралии. Чарлз Стёрт не смог исполнить свою мечту — пересечь Австралию с юга на север. Отважный Роберт О'Харра Бёрк в августе 1860 года отправился из Мельбурна в глубь материка с караваном из двадцати пяти верблюдов, закупленных в Афганистане.
Ему удалось к февралю 1861 года пересечь континент и выйти на берег залива Карпентария. Однако на обратном пути, уже в мае этого года, герой вместе со своим спутником Уильямом Уиллсом погиб в глубине пустыни, оставшись без припасов и даже без верблюдов, которые раньше, чем люди, погибли, не выдержав тягот пути и голода.
В 1862 году другой исследователь, Джон Макдуалл Стюарт, без верблюдов благополучно пересёк Австралию от Аделаиды до побережья Арнхемленда и вернулся обратно, причём именно Стюарт проходил где-то здесь, по окраине пустыни Симпсона. Нужно заметить, что он совершил этот выдающийся переход «с третьей попытки», цосле двух неудач — в 1860 и 1861 годах, когда накопил уже большой опыт пустынных экспедиций.
После Бёрка верблюдов неоднократно завозили в северные районы Австралии, используя как транспортное животное. К началу века их было здесь более шести тысяч, но затем автомобили оттеснили на второй план «пустынного вездехода», и брошенные верблюды одичали. Теперь одиноких бродяг, дальних потомков тех верблюдов, можно встретить в глубине пустыни.
Довольные впечатлениями, мы с Василем садимся в «ленд-ровер». Трогаемся с места, но через пятьдесят метров мотор вдруг чихает и… глохнет. Наступает непривычная тревожная тишина. На щитке приборов ещё полбака бензина. Обескураженные, выбираемся из кабины и лезем под капот.
Василь — специалист по ядерной физике, и помощи в починке мотора ждать от него не приходится. Но по крайней мере он поддерживает меня своим искренним сочувствием и неподдельной заинтересованностью. В десятый раз проверяю все узлы и детали, пытаюсь завести мотор — никакого результата. Утомившись от жары и ползания под «лендровером», сажусь на колючую куртину триодии. Собираем внеочередной «военный совет». Что делать? Ждать, когда через пару дней нас начнут искать с самолёта? А вдруг они найдут нас и обнаружат, что в машине какая-нибудь пустячная неисправность? Вот уж будет позор! Пойти вперёд пешком к ферме Андадо? Смотрим на карты. До неё ещё больше сотни километров — по песку и по жаре!
