— Как девчонка — отчаянно. Кричу и впиваюсь когтями в физиономию обидчика.

— Любишь ты как?

— Как девчонка — бесстрашно, так, будто на моем сердце отродясь не было кожи, голой душой, разрезанной грудью.

— А ревнуешь как?

— Ясное дело, как девчонка: сопернику ломают пальцы, один за другим, а изменнице — яда в кашу.

— А если она невиновна?

— Тогда плачу и лезу в петлю.

— А если я назову тебя «девчонкой»? — облизывая жирные губы и откладывая кость, осведомился Анапюр.

— Тогда я назову тебя «эльфом» и отрежу тебе уши, — ответил Арилье.

— Эльфом! — засмеялся Анапюр. — Более смешного я ничего не слыхивал! Храбрая ты, должно быть, девчонка, Арилье, и хитрая, и ловкая.

— Да еще и драться умею, — добавил Арилье.

— Вот это по мне! — Анапюр поцеловал собственный кулак в знак одобрения, а потом похлопал тыльной стороной ладони Арилье по волосам. — Вот это по мне!

— Что ж, ты — не девчонка, — под общий смех заключил Арилье.

— Другая загадка, — нахмурился Анапюр. — Разные бабушки… Что это значит? И чью бабушку ты съел?

— Я съел бабушку Енифар, — сказал Арилье, — чтобы называть милыми сестрами всех знатных троллих, а всех знатных троллей — милыми братьями, и всех незнатных троллей — милыми слугами, и всех старых троллей — милыми бабушками.

— Ого! — воскликнул Анапюр. — Стало быть, ты не тролль.

— Угадал, Анапюр.

— Стало быть, ты… Нет, — вдруг выдохнул Анапюр.

Воцарилось странное молчание. Все смотрели на Арилье, а он преспокойно взял еще кусок мяса и впился в него зубами.

— Какая тебе разница, кто я по крови, — сказал Арилье безразличным тоном, с набитым ртом, — если я назову тебя милым братом?

Енифар вскочила:

— А кто тронет его — будет иметь дело со мной! У меня нрав мужчины, и в моей печени вскипает желчь, в моем желудке бурлит яд, в моем горле рождаются стрелы, мой язык жалит, мой взгляд испепеляет, мои брови колют, мои губы кусают, а зубы — дробят кости!

— Сколько тебе лет? — спросил Анапюр, влюбленно глядя на нее, стоящую в свете костра, снизу вверх.

— Будет десять, а пока не исполнилось!

— Я бы на брюхе молил тебя быть моей, — сказал Анапюр.

— Мой палец можешь поцеловать сейчас, а твоей не буду никогда! — ответила Енифар.

Она протянула ему указательный палец, и Анапюр осторожно прихватил его зубами возле ногтя. Оба они зажмурились, потом Анапюр двинул челюстью сильнее, и на коже Енифар выступила кровь.

Анапюр тотчас выпустил ее руку, а она дала Арилье слизать капельку крови.

— Нечего тебе, Анапюр, поедать меня, коль мы не женаты и никогда не будем! — заявила Енифар, как ни в чем не бывало усаживаясь возле костра. — Наша кровь в нашей семье и останется.

Арилье все держал ее тонкую шершавую ручку, не в силах выпустить ее и тем самым подвергнуть, возможно, какой-нибудь новой опасности.

Тут из темноты один из троллей вдруг громко спросил:

— А как же последняя загадка — кто отец Енифар?

— Мой отец — Джурич Моран, — сказала Енифар. — И это вовсе никакая не загадка. Это — тайна, потому что моя мать говорит, будто Джурич Моран зачал меня во сне.

Расставались с троллями наутро тепло, по-дружески. Анапюр обнял Арилье, стукнулся с ним кулак о кулак, потом шутливо боднул его лбом в живот.

— Когда твои кишки забудут про мясо, которым я их набивал, — пусть твоя душа про это не забудет, — пожелал он.

А Енифар он сказал:

— Во всем моем теле нет ни единого волоса, который забыл бы о тебе, прекрасная.

Арилье ответил так:

— Я не хочу никогда оказаться твоим врагом, Анапюр. И даже если я и сделаюсь твоим врагом, я все равно останусь твоим другом.

А Енифар ответила так:

— Пусть в память обо мне все твои волосы стоят дыбом, Анапюр! А я буду держать дыбом за тебя мои уши.

Она умела двигать ушами — редкое искусство среди троллей, да и среди людей тоже. А эльфы никому не рассказывали, умеют они это делать или нет.

Встреча с Анапюром и другими троллями оказалась приятной, хоть и оставила после себя некоторую тяжесть в желудке.

Еще день путники ехали без происшествий и даже для того, чтобы поесть, не останавливались: троллиная трапеза переваривается долго.

Горизонт не приближался: все так же недостижимо розовели на фоне неба призрачные горы, только к концу второго дня сделались чуть более темными.

Арилье то и дело принимался размышлять над тем, какой странный оборот принимала его судьба. Из восьмидесяти двух прожитых им лет он больше пятидесяти сражался с троллями; как же вышло, что теперь он ест и пьет с ними, и понимает их шутки, и даже отвечает на их загадки? Впрочем, все это представлялось ему странным лишь до того момента, пока он не взглядывал в сторону Енифар; а стоило ему увидеть девочку, как сразу же все то, что могло быть сочтено противным природе, становилось чем-то совершенно естественным.

Череда событий, превративших Арилье в тролля, выстраивалась в безупречную цепочку, где каждое звено занимало строго отведенное ему место.

Разве мог Арилье допустить, чтобы охранная сила каменных зверей, не допускающих в замок Гонэл никого, в ком течет троллиная кровь, уничтожила ребенка? Виноват ли Арилье в том, что Серая Граница сместилась, и он вместе с Енифар оказался на троллиной земле? Он позволил девочке спасти его жизнь — может быть, следовало бесславно сгинуть, лишь бы не входить в ее семью?..

Но и это все было лишь попыткой разложить по полочкам побуждения, чувства и события. А Енифар, как и всякая знатная троллиха, и как всякий ребенок, и как любая женщина, не опускалась ни до какого «раскладывания по полочкам». Жизнь для нее была жизнью, цельной, круглой, такой, что и не откусишь, как ни разевай пасть. И потому мало-помалу все сомнения Арилье рассыпались, как песок, и его лошадь прошла по этому песку копытами.

И тогда он начал задумываться о другом.

Для чего им, собственно, ехать в Калимегдан? О том, что Джурич Моран изгнан из Истинного мира, известно было уже давно. В Калимегдане им не найти отца Енифар, одни только его следы… Но ведь эти же самые следы можно обнаружить в любом месте Истинного мира.

Так что же ожидает их в конце долгой дороги?

— Мастера точно укажут нам, где он, — заверила Енифар Арилье, когда эльф впервые поделился с ней своими соображениями.

Девочка смотрела так ясно и простодушно, что Арилье не мог с ней не согласиться.

На рассвете третьего дня их опять нагнали всадники.

Арилье заранее улыбался, предвидя новую забавную встречу. Теперь он был готов к любой неожиданности, даже к игре в вопросы-ответы.

— У нас еще принято фехтовать на обглоданных костях, — сообщила Енифар. — Мне рассказали. Это очень веселая забава, только надо следить, чтобы тебе череп не проломили. Впрочем, у троллей черепа крепкие, а от выпитого они делаются еще прочнее. Ты не знал? Это такое свойство у некоторых напитков. Жаль, что нельзя на всю жизнь запастись крепостью: как протрезвеешь, так сразу снова становишься опять более хрупким. А у эльфов как?

— Приблизительно так же, — вынужден был признать Арилье.

— Вот и испробуем, — предложила девочка.

Всадников было четверо, и они стремительно нагоняли путешественников. Енифар остановила коня, Арилье последовал ее примеру. Что-то сверкнуло в воздухе. Арилье не сразу понял, что именно видит, и только потом сообразил: поднятый над головой меч.

Первый из всадников выхватил оружие.

— Мы на троллиной земле, — сказал Арилье. — Здесь нет врагов. Этого попросту не может быть.

Ему подумалось, что это, быть может, передовой отряд из замка… или разведчики… или, не исключено, какие-нибудь отчаянные головы, совершающие рейды по чужой территории… Енифар выдернула из ножен кинжал, а Арилье извлек длинный меч, который носил за спиной, искренне считая чем-то вроде украшения — чтобы тролли, видя роскошную рукоять, могли уважать его.