Арилье хлопнул лошадь Енифар:
— Скачи!
— Убегать? — крикнула Енифар, хватаясь за поводья.
— Скачи! — повторил Арилье и помчался навстречу врагам.
Он еще не оставлял надежды увидеть «своих» — людей или эльфов — и договориться с ними.
Первый всадник уже поравнялся с Арилье. Они обменялись ударами, затем незнакомец промчался дальше, а Арилье остановил коня и повернул навстречу остальным.
Енифар изо всех сил гнала лошадку. Она торопилась к невысокому холму, за которым можно было спрятаться.
Громко крича, Арилье встретил следующего врага. Теперь он видел, что это человек. Не тролль и не эльф.
Арилье поднырнул под его копье, а затем быстро развернулся и сильным ударом сбросил всадника с седла.
Тот запутался в стременах и, пока его испуганная лошадь убегала, стукнулся головой о камень. Арилье ошеломленно смотрел ему вслед: длинная красная полоска потянулась по траве.
Еще двое огибали холм, за которым скрылась Енифар. Арилье помчался на помощь девочке.
Кому бы ни служили эти всадники, они — люди. У них было достаточно времени разглядеть троллиную одежду Арилье. И вряд ли они не увидели, кто его спутница.
Стало быть, они — с той, с эльфийской стороны Серой Границы… Удивительно, но Арилье не воспринимал их как «своих». Те, кто угрожал жизни Енифар, были для него чужими. Более чужими, чем самые глубоководные из рыб, чье бытие, если вдуматься, вообще представляется сплошной несуразицей, начиная от выпученных розовых глаз и заканчивая той гадостью, которой они питаются, расплющенные водной толщей.
Неожиданно лошадь первого из всадников понесла. Напрасно незнакомец кричал и бил ее короткой плеткой — она не слушалась, охваченная паникой. Двое других готовились наброситься на Енифар, когда Арилье настиг их и с размаху отсек ближайшему из врагов руку.
Последний оскалил зубы — Арилье очень близко и отчетливо увидел его лицо, — и направил в грудь эльфа копье. Но удар оказался слабым и зацепил Арилье лишь вскользь, а всадник выронил копье, выпучил глаза и повалился на гриву лошади. В его спине торчал кинжал.
Енифар закричала громко и торжествующе и, сняв с руки браслет, метнула в лошадь.
— Давай, удирай отсюда! — вопила девочка. — Удирай, покуда я не передумала!
Арилье подскакал к ней и крикнул:
— Бежим!
— Убьем их всех! — орала маленькая троллиха.
— Мы не знаем, сколько их, — возразил Арилье. — Уносим ноги, скорее!
— Решение труса! Добей этого, безрукого!
— Он и сам помрет, — сказал Арилье. — Нет времени.
Енифар завизжала, больше от восторга, чем от ярости, ударила лошадь пятками и полетела стрелой. Арилье нагнал ее. Больше всего он боялся, что преследователей окажется не четверо, а, скажем, человек десять. С целым отрядом им не справиться. Они и этих-то четверых одолели в основном благодаря случайности.
С губ лошадки Енифар срывалась пена, и девочка постепенно перешла на шаг. Арилье замедлил бег своей лошади и поравнялся с Енифар.
— Нужно передохнуть, — сказал он наконец.
Она ухмыльнулась:
— Хорошо, что мы не взяли с собой телегу, не то пришлось бы ее бросить.
Припасы они везли в сумках у седла. Енифар сразу сказала матери, что не хочет обременять себя обозом, поэтому и слуг своих, и телеги — все оставила в имении Аргвайр. «Когда-нибудь, — торжественно поклялась девочка, — я вернусь и заберу все это обратно».
Теперь Арилье вынужден был признать ее правоту, хотя в первые дни втайне немного сердился на Енифар. Эльф не хотел бы говорить об этом открыто, но он успел привыкнуть к комфортному способу путешествий, принятому у знатных троллей. Ему нравились большие телеги, где зарыто много разных припасов и просто интересных вещичек, приятен был ему запах опилок, забавляли его и рабы, ленивые и толстые, которые, если их несильно пнуть ногой, как бы оживают и начинают усердно прислуживать тебе — подносить еду и питье, обмахивать тебя опахалом и бормотать льстивые слова.
Но Енифар, конечно же, оказалась более предусмотрительной. Как бы они ушли от погони, будь с ними обоз? А своих слуг Арилье ни за что не бросил бы на произвол судьбы. Пришлось бы сражаться за них и уж конечно же погибнуть.
— Там ручей, — Арилье показал на полоску зеленой травы, видневшуюся впереди. — Надо бы умыться.
У ручья оказалось так хорошо, что двигаться с места больше не захотелось: там и заночевали. Арилье разложил костер, Енифар разделась догола, искупалась и потом растянулась на солнце, торопясь высушить волосы в холодеющих закатных лучах. Обнаженная, она выглядела куда более невинной, чем одетая. Просто маленькая девочка, похожая на дикого зверька.
Арилье мылся куда более осторожно, боясь расцарапать чувствительную кожу. Одна ранка, в которую попала грязь, — и нарыв обеспечен.
Огонек то стелился по земле, когда ветер принимался дуть сильнее, то распрямлялся и нахально тянулся к небу в попытке соперничать с закатом. Горы Калимегдана сделались черными и отчетливо нарисовались на плоском горизонте, похожие на грозовую тучу.
Енифар показала на них кивком подбородка и тихо проговорила:
— Они нас так ждут, точно намерены съесть.
Она передернула плечами, хотела добавить еще что-то, но воздержалась.
Арилье сказал:
— Оденься, простынешь.
Она натянула на себя платье, вытащила из тюка плащ и завернулась плотнее. Вдруг у нее застучали зубы.
— Вот теперь я, кажется, испугалась, — признала она, прижимаясь к Арилье.
Он ощущал, как ее бьет крупная дрожь, и обнял покрепче. Сидеть ему было неудобно, но он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть высокородного звереныша. Обычно Енифар не позволяла себе проявлять подобные недостойные чувства; очевидно, она целиком и полностью доверяла Арилье, если допустила ему увидеть себя в минуту слабости.
— Они хотели убить нас, — пробормотала она.
— Нет, — возразил Арилье. — Они хотели убить меня… Тебя они, по-моему, пытались захватить.
— С чего ты взял? — Она дернулась, пытаясь высвободиться.
Он тотчас разжал руки, чтобы она не сочла, будто он удерживает ее насильно. Енифар гневно взглянула в лицо Арилье своими блестящими черными раскосыми глазами.
— С чего ты взял, что они не хотели уничтожить меня? — повторила она, негодуя. — Зарезать троллиху, разбросать ее внутренности по земле, выколоть ей глаза, вырвать ее волосы, — самое для них желанное дело!
— Да кто они такие?
— Почем я знаю?
— Ты так уверенно судишь об их желаниях, — объяснил Арилье. — Я-то решил, будто ты встречалась с ними раньше.
— Ну вот еще! Если бы я встречалась с ними прежде, они бы сегодня на нас не напали, потому что были бы уже мертвы, — объяснила Енифар.
— И никогда не слыхала о них?
— Нет! Откуда? Да и кто осмелился бы говорить при мне о такой-то пакости! — закричала Енифар. — Ты совсем глуп, Арилье! Сразу видно, что эльф.
— Я же съел бабушку, — напомнил он.
— Только глупый эльф мог согласиться на подобное, — отрезала Енифар. — Ни одному троллю и в голову бы не пришло сожрать целую бабушку, да еще всю ту кашу, что наварилась с ней впридачу. Так что не похваляйся попусту своей пустой головой.
— Моя пустая голова носит на себе два круглых глаза, — сказал Арилье, — и эти глаза глядят на тебя, Енифар, и на врагов, которые покушаются на твою жизнь, Енифар, и если эти круглые глаза так тебе не по сердцу, Енифар, то я могу их вырвать и бросить на дорогу.
— Ну вот еще, — проворчала Енифар, — это ведь мои глаза, Арилье, как и весь остальной ты. Я не позволю тебе разбрасываться моими вещами.
Она тихо всхлипнула, потерлась головой о его бок и мгновенно заснула.
Арилье, не выпуская Енифар из объятий, медленно улегся рядом, накрыл ее своим плащом поверх ее собственного.
Долго смотрел он на ребенка — округлая щека, маленькое чуткое ушко, длинная резкая черная прядь волос.
Снова и снова он вспоминал дневное происшествие.
Если бы их атаковали тролли, можно было бы вообразить, будто сторонники Нитирэна по-прежнему видят в потомстве Эхувана опасного соперника и стремятся уничтожить любого претендента на главенство среди троллиного народа.