Смертельная рана Улдиса Кнакиса до сих пор кровоточит и в сердце у всех, кто знал этого человека. Это была жертва не слепого случая. Это была смерть в бою, когда сошлись непримиримые силы, обозначенные сегодня не только фронтом охраны природы. Это была схватка людей, по-разному толкующих старую мудрость «живем один раз». Честный, смелый и благородный Кнакис, не соблазнившись после блестящего окончания иркутского института легкой научной карьерой, жил в казенном степном домишке, где печь топилась отслужившими, собранными в степи автомобильными покрышками и постель накрывалась шинельного сукна одеялом. Его счастьем была природа, которую он понимал, любил и охранял не только по долгу нелегкой, сознательно выбранной службы, но и потому, что был убежденным ее защитником, потому что видел в ней одну из высших ценностей жизни, народное добро, взывающее к защите. И он от боя не уклонился. «Живем один раз, и жить надо достойно…» — писал Улдис Кнакис друзьям.

Его противника, его врага в лицо мы не знаем. Он скрылся. И этот человек живет среди нас. Газета с упоминанием Улдиса, возможно, попадется ему на глаза, возможно, он вздрогнет, а может быть, ухмыльнется: «Живем один раз…» Три этих слова он понимает совсем иначе, чем Кнакис. Мир житейских его интересов и понимание ценности жизни лежат далеко от той печки, которую Кнакис в полупустыне топил отслужившей резиной. Рви, греби под себя, хватай, тяни поскорее — вот его философия. Он ее исповедует убежденно, со взведенным курком против тех, кто станет у него на пути. Одинока ль эта фигура? Если бы так…

Все мы видим: замки, запоры, запреты, законы, мораль не служат препятствием для жирно живущего паразита, он научился изощренно все обходить, он знает ходы, лазейки и недогляды и особенно нагло ведет себя там, где охрана добра затруднительна, запущена, где добро соблазнительно плохо лежит.

Богатства природы относятся к ряду ценностей, охранять и беречь которые очень непросто. На степь, где пасутся сайгаки, на лес, на таежную нерестовую речку замок не повесить. И потом соблазны запустить руку в кладовую природы приняли угрожающие размеры.

Редкий номер газеты сейчас обходится без сообщений о браконьерстве — о вооруженных стычках, об использовании современной техники для грабежа природы, о судах, снисходительных к браконьеру, о причастности к браконьерству должностных лиц.

На что покушаются? «На все, что бегает, плавает и летает», — сказал мой друг Борис Алексеевич Нечаев, пресекший в последние несколько лет пятьсот с лишним вооруженных вторжений в угодья, где он успешно разводит фазанов и зайцев. «Поражаюсь жажде в обход закона застрелить зайца. Отбираю ружья, штрафую, предаю гласности имена — все равно лезут! Но это случай, когда лезут не за наживой: просто чешутся руки взять зайчишку на мушку и оставить с носом бдительного Нечаева. А вот примеры больших грабежей.

В Красноярском крае некие Сухов и Сидоренко убили в прошлом году без малого сотню ондатр. (Помножьте все это на стоимость шапок, и вы ощутите размер обогащения.)

В. Хлебников, запустив лапу в Алтайский государственный заповедник, отловил шестьдесят соболей. Дело дошло до того, что стали стрелять уже зубров. Этих почти исчезнувших с лица земли животных ценой огромных многолетних усилий и немалых затрат в нашей стране отвели от линии вымирания. Каждое животное было на особом счету, каждый новорожденный зубренок заносился в специальную родословную книгу. Возрождение зубров стало гордостью нашего государства, наших зоологов, нашего народа. И вот зарегистрировано уже несколько случаев преступной охоты на зубра. Последний случай: трое людей (О. Торба, X. Чачибая, Р. Барганджия) в лесу Кавказского заповедника убили семь зубров и на вертолете увезли мясо в курортную зону… на шашлыки. Я знаю ученого, который слег при этом известии — всю свою жизнь старик посвятил возрождению зубра. «С чем сравнить злодеянье?! — говорил он, хватаясь за грудь. — Представим, чья-то рука поднялась растащить деревянную церковь в Кижах на дрова. А ведь случилось злодейство именно этого ряда. Зубров — на шашлыки!..»

Более «рядовую» добычу — лосей, сайгаков, оленей, косуль, медведей — бьют повсеместно. (В Приморском крае, действуя в паре, браконьеры М. Корнеев и В. Журавский в прошлом году уложили из карабинов 33 (!) оленя.)

Особое распространение получило механизированное браконьерство. Животных бьют с вертолетов (такие сигналы поступают с Камчатки, Чукотки, из Пермской области), с вездеходов, снегоходов. И повсеместной стала ночная автоохота с фарами. Ослепленные светом животные становятся легкой добычей. Зачастую кабанов, оленей даже и не стреляют, а просто сбивают машиной.

Читатель вправе спросить: а как же охрана? Разве не существует специальная служба контроля охоты и пресечения беззаконий? Существует. Только за прошлый год и только по Российской Федерации задержано около 70 тысяч браконьеров и отобрано при задержании 20 тысяч единиц огнестрельного оружия. Легко представить себе, сколько драматических столкновений было при этом. И все же пресечения, отраженные в цифрах, — стакан воды на пожаре.

Огромное число преступлений в природе остается нераскрытым, незамеченным или «покрытым» охотинспектором — сплоховавшим, уступившим угрозам или нашедшим общий язык с браконьерами.

Не спешите, однако, с негодованием. Человек на должности этой стал сегодня фигурой почти драматической. Нередко на миллионы гектаров угодий один охотинспектор противостоит сотне-другой нарушителей и откровенных грабителей. «Только половина работников охотнадзора обеспечена транспортом» (данные Главохоты РСФСР). Браконьер же действует на мотоцикле, на гусеничном вездеходе, на «газике», грузовике, вертолете. Вооружение у браконьера безотказно надежное: ружье, карабин, самодельные большой убойной силы винтовки.

И представим себе обстановку, в какой происходит столкновение браконьера со стражем законности и порядка. В городе милиционер преследует преступника необязательно вооруженного. Охотинспектор имеет дело с человеком вооруженным всегда. И в обстановке «с глазу на глаз», в местах безлюдных, глухих, где на помощь рассчитывать не приходится. Очень часто задерживать браконьера приходится ночью, а решившийся на грабеж всегда десятка неробкого — на мушку одинаково смело берет и оленя, и человека… Кто хочет пойти в охотинспектора?.. Не много желающих. Не будем, стало быть, удивляться, что не все состоящие на этой должности ей соответствуют.

И все же немало людей, которые честно едят нелегкий охотинспекторский хлеб. Их добросовестная работа граничит с подлинным героизмом. Но что происходит с героями? Мы их чествуем, награждаем, однако нередко с горькой припиской: посмертно. Что ж, эти люди менее расторопны, чем браконьеры, неметки, несмелы, малорешительны? Нет. Просто разное положение в момент схватки у браконьера и у этих людей. Улдис Кнакис, напомним, стрелял по колесам автомобиля, его же неизвестный убийца бил наповал. И эта ситуация характерная. Соблюдая инструкцию по применению оружия, охотинспектор упускает секунды, которых браконьеру всегда хватает, чтобы выстрелить первым.

А бывает ли «потерпевшей стороной» браконьер? Изредка это случается. Но охотинспектор и тут попадает в положение незавидное. В глазах мечтающих поживиться это «изверг», стрелявший из-за какого-то кабана.

«Извергу» угрожают сжечь дом, подстерегают на глухой тропе, грозятся изувечить его детей.

Но хуже другое. Суд, неизбежно возникающий в случаях столкновений, очень часто, если даже инспектор действовал в рамках инструкции, склонен видеть в его поведении «превышение», «нарушение». Человек, стоявший с риском для жизни на страже закона и государственного добра, оказывается на скамье подсудимых.

Причем браконьеры в этих случаях автоматически выглядят не браконьерами, а невинно пострадавшими «советскими гражданами», инспектор же превращается в «преступника».

Дело инспектора Медведева (Иркутская область) — характерное в этом смысле. Ночью Медведев и лесник Шаповалов в печально известной набегами браконьеров Кырменской пади выследили машину, при свете фар искавшую в поле косуль. Попытка ее задержать привела к столкновению. Машина, не сбавляя скорости, неслась на инспектора. Он успел отскочить, а вскрикнувший Шаповалов упал.