Пристань безмолвна. Земля близка.
Земли не видно. Ночь глубока.
Стою на серых мокрых досках.
Буря хохочет в седых кудрях.
И слышу, слышу, будто кричу:
«Поставьте в море на камне свечу!
Когда пристанет челнок жены,
Мы будем вместе с ней спасены!»
И страшно, и тяжко в мокрый песок
Бьют волны, шлют волны седой намек.,.
Она далёко. Ответа нет.
Проклятое море, дай мне ответ!
Далёко, там, камень! Там ставьте свечу!
И сам не знаю, я ли кричу.
Я – меч, заостренный с обеих сторон.
Я правлю, архангел. Ее Судьбой.
В щите моем камень зеленый зажжен.
Зажжен не мной, – господней рукой.
Ему непомерность мою вручу,
Когда отыду на вечный сон.
Ей в мире оставлю мою свечу,
Оставлю мой камень, мой здешний звон.
Поставлю на страже звенящий стих.
Зеленый камень Ей в сердце зажгу.
И камень будет Ей друг и жених,
И Ей не солжет, как я не лгу.
Вот моя песня – тебе. Коломбина.
Это – угрюмых созвездий печать:
Только в наряде шута-Арлекина
Песни такие умею слагать.
Двое – мы тащимся вдоль по базару,
Оба – в звенящем наряде шутов.
Эй, полюбуйтесь на глупую пару,
Слушайте звон удалых бубенцов!
Мимо идут, говоря: «Ты, прохожий,
Точно такой же, как я, как другой;
Следом идет на тебя не похожий
Сгорбленный нищий с сумой и клюкой»
Кто, проходя, удостоит нас взора?
Кто угадает, что мы с ним – вдвоем?
Дряхлый старик повторяет мне: «Скоро»
Я повторяю: «Пойдем же, пойдем».
Если прохожий глядит равнодушно,
Он улыбается; я трепещу;
Злобно кричу я: «Мне скучно! Мне душно!»
Он повторяет: «Иди. Не пущу».
Там, где на улицу, в звонкую давку,
Взглянет и спрячется розовый лик, —
Там мы войдем в многолюдную лавку, —
Я – Арлекин, и за мною – старик.
О, если только заметят, заметят,
Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! —
Может быть, рядом со мной они встретят
Мой же – лукавый, смеющийся взгляд!
Там – голубое окно Коломбины,
Розовый вечер, уснувший карниз...
В смертном весельи – мы два Арлекина —
Юный и старый – сплелись, обнялись!..
О, разделите! Вы видите сами:
Те же глаза, хоть различен наряд!..
Старый – он тупо глумится над вами,
Юный – он нежно вам преданный брат!
Та, что в окне, – розовей навечерий,
Та, что вверху, – ослепительней дня!
Там Коломбина! О, люди! О, звери!
Будьте, как дети. Поймите меня.
Вечерние люди уходят в дома.
Над городом синяя ночь зажжена.
Боярышни тихо идут в терема.
По улице веет, гуляет весна.
На улице праздник, на улице свет,
И свечки, и вербы встречают зарю.
Дремотная сонь, неуловленный бред —
Заморские гости приснились царю...
Приснились боярам... – «Проснитесь, мы тут.
Боярышня сонно склонилась во мгле...
Там тени идут и виденья плывут...
Что было на небе – теперь на земле...
Весеннее утро. Задумчивый сон.
Влюбленные гости заморских племен
И, может быть, поздних, веселых времен.
Прозрачная тучка. Жемчужный узор.
Там было свиданье. Там был разговор...
И к утру лишь бледной рукой отперлась,
И розовой зорькой душа занялась.