3 апреля 1900
Москва
«Жизнь – бесконечное познание…»
Юность – только агония
Умирающего детства.
Жизнь – бесконечное познание...
Возьми свой посох и иди! —
...И я иду... и впереди
Пустыня... ночь... и звезд мерцание.
<1901>
«На заре. Свежо и рано…»
На заре. Свежо и рано.
Там вдали передо мною
Два столетние каштана,
Обожженные грозою.
Уж кудрявою листвою
На одном покрылась рана..
А другой в порыве муки
Искалеченные руки
Поднял с вечною угрозой —
Побежденный, но могучий,
В край, откуда идут грозы,
Где в горах родятся тучи.
И, чернея средь лазури,
Божьим громом опаленный,
Шлет свой вызов непреклонный
Новым грозам, новой буре.
Над чернеющими пнями
Свежесрубленного леса
Шепчут тонкие побеги
Зеленеющих берез.
А в лесу темно, как в храме,
Елей темная завеса
Пахнет хвоей под ногами,
И, как гроздья, среди леса
Всюду пятна птичьих звезд.
И от карканья ворон
Гул стоит со всех сторон,
Как торжественный, спокойный
Колокольный мерный звон —
Гулкий, стройный
и унылый...
А над срубленными пнями,
Как над братскою могилой,
Тихо двигая ветвями,
Им березы шелестят...
«Мир уставшим... Мир усопшим», —
Вместе с дальним гулом сосен,
Наклоняясь, говорят...
И им вторит издалека,
Нарушая цепь их дум,
Рокот вольного потока —
Вечной Жизни бодрый шум.
Думой новою объятый,
Я стою... И мне слышны
Словно дальние раскаты
Человеческой волны...
<22 июля 1902 Неаполь>
«Я – Вечный Жид. Мне люди – братья…»
Я – Вечный Жид. Мне люди – братья.
Мне близки небо и земля.
Благословенное проклятье!
Благословенные поля!
Туда – за грань, к пределам сказки!..
Лучи, и песни, и цветы...
В полях люблю я только краски,
А в людях только бред мечты.
И мир как море пред зарею,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод...
1902
Париж
«Весна…» Миллэ
В голосе слышно поющее пламя,
Точно над миром запела гроза.
Белые яблони сыплют цветами,
В туче лиловой горит бирюза.
Гром прокатился весеннею сказкой,
Влажно дыханье земли молодой...
Буйным порывом и властною лаской
Звуки, как волны, вздымает прибой.
1904
Париж
ТЕТЕ INCONNUE[25]
Во мне утренняя тишь девушки.
Во мне молчанье непробужденной природы,
Тайна цветка, еще не распустившегося.
Я еще не знаю пола.
Я вышла, как слепая жемчужина, из недр природы.
Мои глаза еще никогда не раскрывались.
Глубокие нити связывают меня с тайной,
И я трепещу от дуновений радости и ужаса.
Меч вожделения еще не рассек моей души.
Я вся тайна. Я вся ужас. Я вся тишина.
Я молчание.
<1904>
«И с каждым мгновеньем, как ты отдалялась…»
И с каждым мгновеньем, как ты отдалялась,
Всё медленней делались взмахи крыла...
Знакомою дымкой душа застилалась,
Знакомая сказка по векам плыла...
И снова я видел опущенный локон,
Мучительно тонкие пальцы руки;
И чье-то окно среди тысячи окон,
И пламенем тихим горят васильки...
...Я видел лицо твое близким и бледным
На пурпурно-черном шуршащем ковре...
Стволы-привиденья, и с гулом победным
Великий и Вещий сходил по горе...
И не было мыслей, ни слов, ни желаний,
И не было граней меж «я» и «не я»,
И рос нераздельный, вне снов и сознаний,
Единый и цельный покой бытия...
Сентябрь 1905
Париж
«Лежать в тюрьме лицом в пыли…»
Казнимый может при известных условиях считаться живым, провисев в петле не только минуты, но даже и часы. Современная же медицина не имеет еще надежных способов для определения момента наступления действительной смерти.
Лежать в тюрьме лицом в пыли
Кровавой тушей, теплой, сильной...
Не казнь страшна... не возглас «пли!»
Не ощущенье петли мыльной.
Нельзя отшедших в злую тень
Ни потревожить, ни обидеть.
Но быть казнимым каждый день!
И снова жить... и снова видеть...
Переживя свою судьбу,
Опять идти к крестам забытым,
Лежать в осмоленном гробу
С недоказненным, с недобитым.
И каждый день и каждый час
Кипеть в бреду чужих мучений...
Так дайте ж смерть! Избавьте нас
От муки вечных возрождений!
<1905>
«Город умственных похмелий…»
Город умственных похмелий,
Город призраков и снов.
Мир гудит на дне ущелий
Между глыбами домов.
Там проходят миллиарды...
Смутный гул шагов людских
К нам доносится в мансарды,
Будит эхо в мастерских...
В мир глядим с высоких гор мы,
И, волнуясь и спеша,
Шевелясь, родятся формы
Под концом карандаша.
Со сверкающей палитры
Льется огненный поток.
Солнца больше чтить не мог
Жрец Ормузда или Митры.
Днем я нити солнца тку,
Стих певучий тку ночами,
Серый город я затку
Разноцветными лучами.
По ночам спускаюсь вниз
В человеческую муть я,
Вижу черных крыш карниз,
Неба мокрого лоскутья.
Как большие пауки,
Ветви тянутся из мрака,
Камни жутко-глубоки
От дождливых бликов лака.
