***

Из душа, куда я его загнал сразу же после того, как мы зашли в квартиру, Саня вылезает только через час. Я слышу, как хлопает дверь, как мелкий шлепает босыми ногами по коридору.

– Согрелся? – интересуюсь, не отрываясь от компьютера, едва он заходит в комнату.

– Да, – судя по звукам, мелкий принимается потрошить содержимое шкафа.

– Что ищешь? – все же оборачиваюсь и понимаю, что Саня весь в каплях воды, в одном полотенце, шарит в ящике с нижним бельем.

Мелькает почему-то мысль, что в ванной у меня опять на полу Черное море. Шторкой-то пользоваться ниже нашего достоинства.

– Трусы, – Саня выпрямляется и проводит ладонью по мокрым волосам. – Походу они все в стирке.

– Ну, возьми мои пока, – предлагаю.

– Ты такой добрый, – младший хихикает и лезет теперь уже в мой ящик. – Я возьму вот эти, с черепушками.

– Да какие хочешь, – еще и рисунок на трусах выбирает. Дитё.

– Ты что, носишь семейники? – он подцепляет серые полосатые трусы и прикладывает их к бедрам.

– Надо полагать, если они здесь лежат, – я разворачиваюсь на стуле и потягиваюсь. Пора завязывать на сегодня с работой. – А что с ними не так?

– Ничего, – Саня задвигает ящик. – Завтра нам снова к девяти нужно будет.

Интересно, а где сарказм насчет этих несчастных семейных трусов? Не придумал смешную шутку?

– Хорошо, – поднимаюсь на ноги. – Тогда я в душ, а ты ложись, если есть не хочешь.

Младший молча кивает, а я забираю у него мокрое полотенце – повешу в сушилку – и сваливаю.

***

– Жень...

Продираю глаза и тут же вижу смутный в темноте силуэт, мнущийся у моей постели. Бля, сейчас ведь еще не утро!

– Чего тебе? – натягиваю сбившееся одеяло повыше. – Иди спать.

– Жень, можно к тебе? – облокачивается голой коленкой о край кровати.

Твою мать, да где я так нагрешил-то?

– Чем тебя твоя постель не устраивает? – надо же, я способен на связные предложения в три, или сколько там, часа ночи.

– Я замерз, – интересно, зачем говорить шепотом, если в этой квартире уже все равно никто не спит.

– Ну, закрой окно, – если оно, конечно, открыто. Не помню, чтобы открывал.

– Пожалуйста, – просит жалобно.

Бля...

– Ладно, залезай, – интересно, это только мой брат просится ко мне в кровать посреди ночи?

Предлагать два раза мне не приходится. Мелкий тут же ныряет под одеяло, прижимается ко мне всем телом.

А он и правда холодный. Черт! Особенно ноги.

Вздрагиваю от ледяного прикосновения и неосознанно опускаю руку на талию младшего, притягивая его ближе. А засранец и рад: просовывает ноги меж моих, греясь.

– Где ты успел так замерзнуть? – тонкая прядка его волос попадает в рот, отвожу ее пальцем и облизываю губы.

– Не знаю, – вдруг чувствую, как он кладет свою ладонь поверх моей. – Мне приснился сон, – в его интонации мне чудится страх.

– Сны – это херня, – закрываю глаза. – Мало ли что может присниться.

– Мне приснилось, – похоже, мелкому похуй на мои слова, – что у меня на коже появились эти пятна. У меня все тело было в них.

О чем это он? О тех пятнах, которые появляются на стадии СПИДа? Какая-то там саркома, вроде.

– Сань, ну что ты несешь? – утыкаюсь лбом в его затылок. – У тебя нет и не будет СПИДа.

– Откуда ты знаешь?

Ну, твою-то мать...

– Потому что для этого нет причин, – а что мне еще сказать? – Давай спать. Пожалуйста.

Младший не отвечает. Сползает вниз, зарывается в подушку и затихает.

***

Знаете, когда ваш младший брат рыдает взахлеб на пассажирском сидении, а у вас в руках неутешительные результаты анализов, информация о новой схеме терапии, имеющей кучу побочных эффектов – это слегка лишает душевного равновесия.

А если подробнее, то этим утром выяснилось, что уровень CD-4 клеток в Саниной крови упал до критичной отметки в 200, прошлая схема, не грозящая тяжелыми побочными явлениями – больше не действует – видимо, мелкий не особенно внимательно относился к правильному и своевременному приему прописанных таблеток, а также Сане придется пить еще и препарат со сложным названием, который восстановит чувствительность ВИЧ к терапии. А прием этого препарата грозит последствиями, которые переносятся тяжелее всех побочных эффектов от терапии, вместе взятых.

Избежать этого, как мне объяснили, было нельзя. Обычно, если вирус начинает «привыкать» к ВААРТ, в терапии делают небольшой, тщательно выверенный перерыв, чтобы Вирус наштамповал копий, которые будут восприимчивы к препаратам, но в Санином случае прерывать лечение оказалось нельзя ни при каких обстоятельствах – уровень СD-4 слишком низок. Поэтому следующие несколько недель обещали быть не просто очень тяжелыми, а мучительными для моего младшего брата.

Жаль, я не поинтересовался у врача, обязательно ли было рассказывать все это в присутствии Сани, который так и не сказал мне ни слова после того, как мы вышли из кабинета. А когда я уже в машине попытался сказать ему, что все будет хорошо, он просто расплакался, не реагируя ни на какие попытки его утешить.