Глава 9.

Спасибо парням из «скорой», нас сразу, почти без вопросов, отвезли в стационар СПИД-центра. Потому что они оба прекрасно представляли себе, что значит столкнуться с приемным покоем стандартной больницы, а потом со всеми этими перенаправлениями и прочей чушью.

Там нас, опять же, приняли сразу же. Выделили палату, моими стараниями отдельную.

В процессе всей этой суеты мелкий едва снова не вырубился, хлюпал носом, вытирая тонкие струйки крови. Его тут же увезли на каталке, велев мне ждать.

Интересно, что мне еще оставалось делать.

Так что я уселся на крайний из трех стульев, стоявших у стены, и вынул из кармана Санин телефон – четвертый iPhone с сеточкой трещин в углу.

Как и ожидалось, весь он был под завязку забит разными приложениями, музыкой и фотками. Последние меня заинтересовали больше остального. Я лазил по папкам, разглядывая снимки, удивляясь тому, насколько же интересными они были. Мелкий фоткал, похоже, все подряд и ничего не удалял: машины, дома, птицы, просто какая-то смазанная хрень. А потом я наткнулся на папку с лаконичным названием: «Женя».

Занятно.

Естественно, я, не долго думая, полез изучать содержимое.

Фотографий было много, и главное, ни одной я не помнил. Саня фоткал меня исподтишка, в таких ситуациях, в которых нормальному человеку и не пришло бы в голову кого-то фотографировать. Я, скрючившийся у компа, с совершенно отсутствующим выражением лица, я у плиты, облизывающий ложку, моя голая задница, когда я переодевался перед сном, я спящий, с приоткрытым ртом, наши с Хрисом спины – похоже, с ВДНХ, и еще одно фото: опять же, спящий я и положивший мне голову на плечо Саня. Играющие на нашей коже солнечные лучи. Это фото оказалось последним и, судя по дате, сделано было сегодня.

Я сидел и глупо пялился на снимок, соображая, зачем все это понадобилось мелкому.

Такое развлечение?

Впрочем, долго поразмышлять над этим мне не удалось. Вышла медсестра и сообщила, что Саня в палате и я могу зайти.

Так я и поступил.

***

Судя по заверению врача, происшествие на кухне ничем из ряда вон выходящим не было. Санино дурное самочувствие объяснялось, по его словам, ничем иным, как следствием приема лекарств из курса терапии. По крайней мере, это он сказал мне при Сане, мелкий лежал тогда под капельницей и безучастно смотрел в потолок. Его забинтованные ладони были аккуратно сложены на груди, будто у покойника. Глупо, но я не выдержал и переложил его руки так, чтобы они лежали вдоль тела.

А потом, уже выходя в коридор, доктор вдруг кивнул мне, словно бы приглашая выйти вместе с ним. Я коротко коснулся прикрытого тонкой тканью белой футболки плеча мелкого, и вышел из палаты. Наверное, зря, пребывание в неведении было бы лучшим вариантом для меня. По крайней мере пока. Но я вышел, так что думать о том, что я мог поступить иначе, было уже неуместно.

Мы остановились у аварийного выхода, и Виталий Андреевич, так было имя Саниного врача, сняв очки, принялся объяснять мне реальное положение дел.

Естественно, побочные эффекты имели место быть. Но они являлись только одной из составляющих теперешнего состояния моего брата. Судя по анализам, количество клеток СD4 выросло всего лишь до трехсот двадцати, а вирусная нагрузка хоть и упала, но не настолько, чтобы организм имел возможность дать адекватный иммунный ответ. Таблетки, которые на данный момент мелкий принимал, приносили только вред. Схему нужно было менять. И на такие препараты, которые в нашу страну на бесплатной основе не поставлялись.

Деньги проблемой для меня не были, так я сразу и сказал. А потому мы пошли в кабинет, и врач выдал мне несколько буклетов на английском и небольшой листок с названиями и схемой приема.

Естественно, я вспомнил и ситуацию Хриса. Мне было действительно страшно: вдруг вирус в крови Сани тоже устойчив к любой схеме. Но врач меня сразу успокоил, сказав, что такие случаи встречаются настолько редко, что говорить о подобном в Санином случае смешно. Все беды мелкого начались оттого, что в начале лечения он слишком халатно относился к приему лекарств, отчего вирус стал к ним устойчив. Естественно, и другая схема не оказалась эффективной, потому что все препараты в нашей стране похожи один на другой. И если выработалась устойчивость к одному, то восемьдесят процентов, что она останется и к другому. А тот препарат, который восстанавливал восприимчивость организма к терапии, оказался банальной подделкой. Вернее, он просто не выполнял те функции, которые должен был. Те же лекарства, что мне придется покупать, были разработаны на основе другой технологии и имели иной принцип воздействия на вирус.

Но была во всей этой бочке меда и ложка дегтя.

Куда ж, блядь, без нее.

Санин организм оказался настолько ослаблен всеми этими побочными эффектами и отсутствием нормального питания, что воздействие на психику новых препаратов, как мне объяснил врач, может стать настолько серьезным, что он сразу же посоветовал мне нужного специалиста, который выпишет определенные, подходящие к состоянию моего брата, нейролептики и другие препараты.

Врач был почти уверен, что это понадобится, ссылался на европейский опыт, публикации и собственные наблюдения. Двое из шести пациентов, после приема тех препаратов, что он прописал Сане, предпринимали попытки самоубийства. Хотя все вполне могло свестись и к безобидной депрессии.

Но я почему-то знал, что все побочные эффекты Саня испытает по полной программе. Такая уж у нас с ним была карма.

***

– Что он тебе сказал? – с того момента, как я ушел, Саня, кажется, и не пошевелился. Все так же лежал, разглядывая потолок и вытянув руки по бокам.

Подхожу к кровати, присаживаюсь на край, накрываю руку младшего своей и чуть сжимаю. Я не знаю, что сказать ему, а потому молчание в этой ситуации - самое лучшее, что я могу сделать для брата.

– Мне не стало лучше, да? – мелкий поворачивает ко мне голову, и я прикусываю губу: глаза у него совсем мутные, запавшие. И мне думается, что ни у кого не бывает таких мешков в шестнадцать. А Саня продолжает меня добивать: