– Добрый, – как-то настороженно отвечает до сих пор молчавший мужчина.

– Марат, это Саша и Женя, я говорил тебе, что они приедут, – Хрис говорит это, когда мелкий отстраняется.

Мужчина, которого Хрис назвал Маратом, протягивает мне ладонь, и мы пожимаем руки над постелью. Хрис бледно улыбается и убирает со лба волосы. Спохватившись, протягиваю руку и ему. Рукопожатие получается слабым, я едва сжимаю его ладонь из-за какого-то иррационального страха причинить боль, а у Хриса, похоже, совсем нет сил.

– Спасибо, что заехали, – он слабо дергается, пытаясь сесть. Тут же рядом оказывается Марат. Он бережно подхватывает парня под спину и помогает сменить положение. Поправляет подушку, подтягивая ее выше, и обеспокоенно заглядывает Хрису в глаза, словно спрашивая, все ли в порядке.

Тот кивает, и Марат, наклонившись, коротко и мягко целует его в губы.

Наверное, мое лицо выглядит слишком офигевшим, потому что Саня дергает меня за руку и выразительно смотрит.

Не, я толерантен, уже даже слишком, но смотреть вот так вот со стороны, как целуются два парня...

Кто бы, блядь, говорил.

Невольно думаю о том, что свои поцелуи с мелким я уже давно перестал считать чем-то из ряда вон выходящим. Банально устал анализировать. Когда постоянно делаешь что-то неправильное или отвратительное, со временем привыкаешь, и оно перестает царапать.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется у Хриса Саня, усаживаясь на край постели. – Опять мерзнешь?

– Нормально, – Хрис снова улыбается.

– Ты уже долго здесь? – спрашивает у него мелкий, водя пальцами по одеялу. – Тебя вчера положили?

Хрис как-то заминается, бросает быстрый взгляд на неподвижно сидящего Марата, и тихо говорит:

– Полторы недели назад.

– И ты позвонил только сейчас?! – Саня едва не подскакивает от возмущения. – Когда я сюда загремел, я тебе сразу позвонил.

– Мне было... – Хрис облизывает губы и сглатывает. – Мне было очень плохо. Когда Марат привез меня сюда, я не особенно хорошо... соображал. А потом просто не было сил. Сань, я...

– Прости, – мелкий опускает голову. – Просто я волновался. Не мог дозвониться долго, а потом ты говоришь, что в больнице.

– Теперь мне лучше, – Хрис сползает ниже, пытаясь устроиться удобней. Из уголка его глаза катится слеза. Ползет по бледной коже виска, оставляя за собой влажный след.

И мне становится паршиво. Так, как не было никогда. Я вдруг думаю о том, что младший тоже не застрахован от подобного. Что в один прекрасный момент я буду на месте Марата сидеть у больничной койки и наблюдать, как Саня угасает.

Твою мать...

Неужели его ждет подобное?

В глазах начинает жечь.

Больше выносить этого я не могу. Отлепляюсь от стены и хрипло выговариваю:

– Я на пять минут, покурить.

Саня оборачивается, смотрит обеспокоенно. Под правым глазом сквозь тонкую кожу видна голубоватая венка.

– Я тоже выйду, ладно? – вдруг спрашивает у Хриса Марат.

– Вернешься? – Хрис поворачивает к нему голову.

В ответ тот молча выкладывает на его прикрытый одеялом живот бумажник и телефон, целует в лоб и идет к двери.

Я иду следом.

Не то чтобы я хочу курить вместе с ним, но место для курения здесь все равно одно.

По коридору идем молча. Одновременно сторонимся, пропуская средних лет женщину в белом халате. На нас она даже не смотрит.

Дергаю пластиковую дверь, чуть придерживаю, чтобы идущий за мной Марат успел перехватить створку, и выхожу на небольшой внутренний двор. На облезшей стене, над урной, синяя табличка: «Место для курения».

Выбиваю сигарету и щелкаю зажигалкой.

– Не дашь прикурить? – вдруг просит Марат. – Я зажигалку в палате забыл.

Интересно, зачем мне об этом знать?

Пожимаю плечами и протягиваю ему свою. Он тоже прикуривает, затягивается, прикрыв глаза. Отмечаю зачем-то, что ему все же больше тридцати.

Трет небритую щеку и возвращает мне зажигалку.

Молчим с минуту, а потом он спрашивает:

– Вы с Сашей давно встречаетесь?

На секунду у меня отнимается дар речи. Только что услышанная фраза не укладывается в голове, царапает чем-то неуютно-мерзким.

Да что ж это, блядь, такое?!

– Он мой брат, – выдавливаю, глядя на тлеющий кончик сигареты.

– Да? – в голосе Марата искреннее удивление. – Я не знал, извини.

Киваю, думая вдруг о том, что ему не за что извиняться. Если бы я не дрочил по ночам собственному брату, тогда да, извинения были бы уместны. А так...

Отвращение к себе накатывает с новой силой.

– Ничего, – затягиваюсь и стряхиваю пепел на асфальт. – Хрису действительно лучше?

– Относительно, – отзывается Марат. – По сравнению с тем, что было, когда я его привез. Врачи его откачали, но нужного ему лечения в России нет. Я договорился через здешнего врача с одной израильской клиникой. Улетаем послезавтра.